Повторение судьбы - Вишневский Януш Леон Страница 12

Однажды он подошел к столу, за которым, склонясь над книжкой, сидела девушка. Когда он спросил, можно ли сесть, она никак не отреагировала. Он спросил громче, но девушка не подняла глаз от книги, и тогда он поставил тарелку на стол и сел. Только после этого девушка взглянула на него и улыбнулась. У нее были длинные прямые черные волосы, схваченные сзади пестрой шелковой лентой, и большие карие глаза. Кисти рук у нее были исписаны с обеих сторон до самых запястий шариковой ручкой. Сидя напротив, Мартин наблюдал за ней. Читая, она время от времени поднимала руку и дотрагивалась до щеки, до носа, до губ, оставляя светло-синие пятна на коже. На Марцина она совершенно не обращала внимания. К их столу подошел молодой мужчина. Обеими руками он нес тарелку. Он улыбнулся Марцину, поставил на стол тарелку и со смехом обратился к девушке:

– Ой, Наталка, ты снова размазала по носу наш разговор…

Он достал из кармана пиджака носовой платок, наклонился и осторожно стал стирать с ее лица пятна синей пасты. Девушка молчала, позволяя ему очищать лицо. А когда он закончил, она взяла его руку и, закрыв глаза, прижалась губами к ладони. Мужчина поцеловал ее в лоб и ласково погладил по щеке. Потом сел на стул рядом с Марцином и пододвинул тарелку девушке. Некоторое время все молча ели. Вдруг девушка подняла обе ладони над столом и стала быстро жестикулировать. Мужчина внимательно следил за этим, а затем точно так же ответил ей. Девушка взяла ручку, лежавшую рядом с книжкой, что-то написала на своей левой ладони и показала собеседнику. И тут же, не доев, встала, захлопнула книгу, положила ее в сумочку и пошла. Сделав несколько шагов, она остановилась, повернулась к ним и что-то показала на пальцах. Мужчина, отвечая ей, локтем вышиб у Марцина из руки стакан с компотом.

– О, черт! Извините, ради бога. Это вышло нечаянно, – сказал он, глядя Марцину в глаза. – Еще раз прошу прощения.

– Ничего страшного. Там почти уже не было компота, – улыбнулся Марцин и наклонился, чтобы поднять стакан с пола.

Марцин был потрясен. Оказывается, красавица, за стол которой он сел, глухонемая. До сих пор люди с таким дефектом ассоциировались у него – он даже не знает почему – с непреходящим страданием и смертельным унынием. Привлекательность таких людей казалась ему чем-то вроде вызывающе яркого наряда на похоронах, неким диссонансом, поражающим своей неуместностью и полнейшим несоответствием ситуации. Сейчас он не видит никакой логики в таком восприятии подобного дефекта. Более того, он считает, что в таком восприятии проявляется подсознательное чувство превосходства и даже гордости людей, почитающих себя здоровыми.

И еще его тронула редко встречающаяся нежность в отношениях этой, несомненно, влюбленной пары. Прекрасная, потрясающая нежность, которой не дано было ему испытать ни с одной женщиной, в том числе и с Мартой.

Из задумчивости его вырвал голос севшего рядом мужчины:

– Меня зовут Якуб, а толкнул я тебя из-за Наталии. Она поразительно несобранная и ужасно забывчивая. Самое важное она говорит, когда уже уходит, а я не всегда бываю готов ответить…

Они стали разговаривать. Якуб жил во Вроцлаве с отцом. Он учился на математическом в университете и одновременно на информатике в Политехническом. Узнав, что Марцин приехал на практику из Гливице, живет в общежитии и во Вроцлаве никого не знает, тут же объявил, что вместе с Наталией покажет ему город. А когда узнал, что Марцин из Бичиц, стал вспоминать, как несколько лет назад ездил в Новый Сонч и провел незабываемую неделю в доме гураля, своего друга из техникума, который захотел обязательно стать рыбаком и вместе с ним пять лет отучился в мореходном училище в Колобжеге.

– Это был настоящий богатырь, сильнее его я никого не встречал. Если бы боцман велел ему руками вытащить сети, полные рыбы, он бы смог это сделать. А вдобавок он прославился тем, что у него была потрясающе крепкая голова. Во время практики в Устце на сейнерах даже старые рыбаки не могли выпить столько водки, сколько он. До конца учебы он говорил на гуральском диалекте. Даже когда объяснялся по-английски, – рассмеялся Якуб.

С этой встречи в столовой началось их знакомство, которое месяца через полтора превратилось в настоящую дружбу. Единственную в жизни Марцина. Якуб был поразительно скромный, временами даже робкий. Он был умнее многих, но никогда не выказывал этого. Когда они встречались в большой компании в общежитии или в каком-нибудь студенческом клубе, он обычно молчал и внимательно слушал, что говорят другие. Он редко вступал в беседу, но, когда начинал говорить, все замолкали. Марцин заметил, что многие из тех, кто участвовал в этих посиделках, пытались подражать Якубу. Некоторые перенимали у него жестикуляцию, использовали те же обороты и словечки. Якуб каким-то магическим способом притягивал к себе внимание. С первых же минут знакомства. Марцин порой ловил себя на том, что тоже подражает ему.

Иногда на эти сборища Якуб приводил Наталию. И тогда он практически отсутствовал. Он неустанно стенографировал то, что говорили остальные, и пододвигал девушке листки с записями или гладил ей руку. В разговоре он почти не участвовал. Марцину казалось, что при этом он старается не слышать, чтобы не отличаться от Наталии.

За три недели до завершения практики Марцина Наталия уехала во Львов. Якуб не раз заводил с ним разговор о ее скорой поездке. Марцин никогда не видел Якуба таким счастливым, как в тот день, когда тот проводил ее во Львов. Наталию направили в специализированную клинику, где всемирно известный советский хирург-аудиолог должен был сделать ей операцию, после которой – Якуб был убежден в этом – к ней возвратится слух. Через неделю они встретились в общежитии – в последний раз. На следующую встречу, о которой они договорились, Якуб не пришел, что было на него совершенно не похоже. В студенческой столовой он тоже не появлялся. Марцин искал его. Расспрашивал всех встреченных однокурсников. Никто ничего не знал. Якуб исчез. А Марцин не знал ни его адреса, ни номера телефона. Они обычно встречались в городе у здания треста, в котором Марцин проходил практику, или, что гораздо чаще, вечером в общежитии. Оба знали только имя и фамилию друг друга и больше ничего. После недели безрезультатных поисков Марцин пошел в деканат математического факультета университета. Но там сотрудница в крайне невежливой форме отказалась дать ему какую-либо информацию. А когда он пришел туда вторично за день до отъезда в Гливице и категорично потребовал встречи с деканом, то получил ответ, что «у декана нет времени на такие глупости, как поиск исчезнувших студентов», а кроме того, что «ваш уважаемый приятель – обыкновенный преступник, исключенный из университета». Марцин не поверил в эту чушь. Не мог поверить в такую дикую нелепость.

Якуба он так и не нашел. После возвращения в Гливице он много раз звонил во Вроцлав в деканат, и каждый раз ему сообщали, что этот человек «среди наших студентов не числится». Ну а через несколько месяцев после практики случилась эта история с Мартой, и все, кроме страха, перестало быть важным.

Непонятно почему, но во время одиноких вечерних сидений на лавочке перед домом Марцин часто возвращался воспоминаниями к своему другу. Хоть прошло уже столько лет, он помнил тембр голоса Якуба, его походку и даже такие подробности, как выражение его глаз, когда тот смотрел на Наталию. Он по-прежнему испытывал сожаление, оттого что Якуб так внезапно – таинственно и необъяснимо – исчез, и до сих пор не мог с этим примириться. Это было все равно как если бы кто-то, услышав стук в дверь, прервал разговор на полуслове, вышел на минуту и больше не возвратился.

Он начал ремонт дома, и у него опять появилась какая-то цель. Приезжая в Новый Сонч, он бывал уже не только в музее. Однажды он встретил приятеля, тренера по верховой езде. Тот уговорил его, и они поехали в конюшню. Там Марцина приняли как старого знакомого. Как того, кто с давних пор там присутствует. Через неделю он вновь приехал туда и сел на коня. По конюшне разошелся слух: «Марцин снова верхом».