Пауло Коэльо - Алхимик Страница 13

— Потому что нам надо поспать.

Сантьяго открыл глаза, когда солнце начало вставать из-за горизонта. А там, где ночью сверкали звезды, тянулась вдоль пустыни бесконечная цепь тамариндов.

— Мы дошли! — воскликнул англичанин, который тоже только что проснулся.

Сантьяго промолчал. Он научился этому у пустыни, и теперь ему достаточно было просто смотреть на деревья. До пирамид было еще далеко. Когда-нибудь и это утро станет для него всего лишь воспоминанием. Но сейчас он жил настоящей минутой и радовался ей, как советовал погонщик, и пытался связать ее с воспоминаниями о прошлом и с мечтами о будущем. Да, когда-нибудь эти тысячи тамариндов превратятся в воспоминание, но в этот миг они означали прохладу, воду и безопасность. И так же, как крик верблюда в ночи мог означать приближение врага, цепочка тамариндов возвещала чудо избавления.

«Мир говорит на многих языках», — подумал Сантьяго.

«Когда время летит быстрее, караваны тоже прибавляют шагу», — подумал Алхимик, глядя, как входят в оазис сотни людей и животных. Слышались крики жителей и вновь прибывших, пыль стояла столбом, застилая солнце, прыгали и визжали дети, рассматривая чужаков. Алхимик понимал, что вожди племени приблизились к вожатому и завели с ним долгий разговор.

Однако все это его не интересовало. Много людей приходили и уходили, а оазис и пустыня пребывали вечными и неизменными. Он видел, как ноги царей и нищих ступали по этому песку, который, хоть и менял все время по воле ветра свою форму, тоже оставался прежним — таким, каким с детства помнил его Алхимик. И все-таки ему передавалась радость, возникающая в душе каждого путешественника при виде того, как на смену синему небу и желтому песку появляются перед глазами зеленые кроны тамариндов. «Быть может, Бог и сотворил пустыню для того, чтобы человек улыбался деревьям», — подумал он.

А потом решил сосредоточиться на вещах более практических. Он знал — знаки подсказали ему, — что с этим караваном прибудет человек, которому следует передать часть своих тайных знаний. Алхимик, хоть и не был знаком с этим человеком, был уверен, что опытным взглядом сумеет выделить его из толпы, и надеялся, что тот будет не хуже, чем его предшественник.

«Непонятно только, почему все, что я знаю, надо прошептать ему на ухо», — думал Алхимик. Вовсе не потому, что это тайны, ибо Бог щедро являет их всем своим чадам.

Алхимик находил этому одно объяснение: то, что подлежало передаче, есть плод Чистой Жизни, которую трудно запечатлеть в словах или рисунках. Потому что люди имеют склонность, увлекаясь словами и рисунками, забывать в конце концов Всеобщий Язык.

Новоприбывших немедля привели к местным вождям. Сантьяго глазам своим не верил: оазис оказался вовсе не колодцем с двумя-тремя пальмами, как написано в книжках по истории, — он был гораздо больше иных испанских деревень. И колодцев там было три сотни, а пальм — пятьдесят тысяч, а между ними стояли бесчисленные разноцветные шатры.

— «Тысяча и одна ночь», — сказал англичанин, которому не терпелось поскорее встретиться с Алхимиком.

Их тотчас окружили дети, с любопытством глазевшие на лошадей, верблюдов и людей. Мужчины расспрашивали, случалось ли путникам видеть бои, а женщины хотели знать, какие ткани и самоцветы привезли с собой купцы. Безмолвие пустыни воспринималось теперь как далекий сон — стоял неумолчный говор, слышался смех и крики, и казалось, что путники были раньше бесплотными духами, а теперь вновь становятся людьми из мяса и костей. Они были довольны и счастливы.

Погонщик объяснил Сантьяго, что оазисы всегда считались как бы ничейной землей, потому что населяли их в основном женщины и дети. Считалось, что они не за тех и не за этих, и воины сражались между собой в песках пустыни, оставляя оазисы как убежище.

Вожатый не без труда собрал всех и объявил, что караван останется в оазисе до тех пор, пока не стихнет межплеменная рознь. Путники найдут приют в шатрах местных жителей, которые окажут им гостеприимство, как велит Закон. После чего он попросил всех, у кого есть оружие, сдать его. Исключением не стали и те, кто охранял караван по ночам.

— Таковы правила войны, — объяснил он. — Оазис не может принимать солдат или воинов.

Сантьяго очень удивился, когда англичанин вытащил из кармана хромированный револьвер и отдал его сборщику.

— Зачем тебе револьвер? — спросил юноша.

— Чтобы научиться доверять людям, — ответил англичанин: он был очень доволен тем, что совсем скоро отыщет то, за чем пустился в путь.

А Сантьяго продолжал размышлять о своем сокровище. Чем ближе он был к осуществлению своей мечты, тем больше трудностей оказывалось на его пути. То, что старый царь Мелхиседек называл «новичкам везет», перестало действовать, а действовали, как он понимал, упорство и отвага человека, отыскивающего Свою Стезю. А потому он не мог ни торопиться, ни потерять терпение, иначе знаки, которые Господь расставил на его пути, могут так и остаться неувиденными.

«Господь расставил», — повторил он про себя, удивляясь этой мысли. До сих пор ему казалось, что эти знаки — часть мира, то же, что голод или жажда, поиски любви или работы. Он не думал, что это язык, на котором говорит с ним Бог, показывая, чего хочет от него.

«Не торопись, — сказал он себе. — Как говорил погонщик верблюдов, ешь в час еды, а придет час пути — отправляйся в путь».

В первый день все, включая англичанина, отсыпались с дороги. Сантьяго поместили в шатер с пятью другими юношами примерно его возраста. Все они были местные и потому очень хотели разузнать, как живут в больших городах.

Он уже успел рассказать им, как пас овец, и только собирался перейти к своей работе в лавке хрустальных изделий, как в шатер вошел англичанин.

— Все утро тебя ищу, — сказал он, вытаскивая Сантьяго наружу. — Ты мне нужен. Помоги мне найти Алхимика.

Двое суток они искали его поодиночке, полагая, что живет Алхимик не так, как другие, и очень вероятно, что в его шатре всегда топится очаг. Они бродили из конца в конец оазиса, покуда не поняли, что он гораздо больше, чем им казалось поначалу, — там было несколько сотен шатров.

— Целый день потеряли впустую, — сказал англичанин, присаживаясь возле одного из колодцев.

— Надо бы расспросить о нем, — сказал Сантьяго.

Однако англичанин колебался — ему не хотелось обнаруживать свое присутствие. Но в конце концов он согласился и попросил Сантьяго, который хорошо говорил по-арабски, навести справки об Алхимике. И юноша обратился к женщине, подошедшей к колодцу, чтобы наполнить водой бурдюк.

— Здравствуйте. Не знаете ли, где бы нам найти Алхимика? — спросил он.

Женщина ответила, что никогда не слышала о таком, и тотчас ушла. Правда, перед этим предупредила Сантьяго, что он должен уважать обычай и не обращаться к замужним женщинам, одетым в черное.

Разочарованию англичанина не было предела. Проделать такой путь — и все впустую! Юноша тоже был огорчен за него — ведь и его спутник искал Свою Стезю. А в этом случае, по словам Мелхиседека, Вселенная приходит на помощь человеку, делая все, чтобы он преуспел. Неужели старый царь ошибся?

— Я раньше никогда не слышал об алхимиках, — сказал он. — А то бы постарался тебе помочь.

Глаза англичанина сверкнули.

— Ну конечно! — вскричал он. — Здесь никто не знает о том, что он Алхимик! Надо спрашивать о человеке, который может вылечить любой недуг!

К колодцу подошли несколько женщин в черном, но Сантьяго, как ни просил его англичанин, не задал им вопроса. Но вот наконец появился и мужчина.

— Вы не знаете здесь человека, который лечит все болезни? — спросил юноша.

— Все болезни лечит только Аллах, — отвечал тот, испуганно оглядев чужеземцев. — Вы ищете колдунов?

Он пробормотал несколько сур из Корана и пошел своей дорогой.

Через какое-то время появился другой; он был постарше, а в руке нес ведро. Сантьяго задал ему тот же вопрос.

— Зачем вам такие люди? — осведомился он.

— Мой друг проделал долгий путь, чтобы найти его.

— Если в нашем оазисе есть такой, он должен быть очень могущественным человеком, — подумав, сказал старик. — Даже вожди племени не могут увидеть его, когда пожелают. Они встречаются, когда этого хочет он. Переждите здесь войну, а потом уходите. Не надо вам вмешиваться в жизнь нашего оазиса, — и он ушел.

Однако англичанин, почуяв, что напал на след, очень обрадовался.

А к колодцу подошла, наконец, незамужняя женщина в черном, а девушка с кувшином на плече. На голове у нее было покрывало, но лицо открыто. Сантьяго решил расспросить у нее об Алхимике и подошел поближе.

И тут — словно бы время остановилось и Душа Мира явилась перед ним во всем своем могуществе. Взглянув в черные глаза этой девушки, на ее губы, словно не знавшие, что им сделать: оставаться ли сомкнутыми или дрогнуть в улыбке, — Сантьяго в один миг уразумел самую важную, самую мудреную часть того языка, на котором говорит мир и который все люди постигают сердцем. Она называется Любовь, она древнее, чем род человеческий, чем сама эта пустыня. И она своевольно проявляется, когда встречаются глазами мужчина и женщина — так произошло и сейчас, у этого колодца. Губы девушки решили наконец улыбнуться, и это был знак, тот самый знак, которого Сантьяго, сам того не зная, ждал так долго, который искал у своих овец и в книгах, в хрустале и в безмолвии пустыни.