Эрик-Эмманюэль Шмитт - Одетта. Восемь историй о любви Страница 13

Она взглянула на него еще раз и поняла, что неправа. Шорты были самые обыкновенные, точно такие же носят сотни мужчин. Так значит, это он сам…

Почувствовав на себе ее взгляд, он повернулся в ее сторону. Улыбнулся. Его загорелое лицо пересекало несколько глубоких морщин. И что-то тревожное сквозило в зеленых глазах.

Смутившись, она улыбнулась ему в ответ и вновь уставилась на океан. Что он подумает? Что она пытается его завлечь? Какой ужас! Ей нравилось выражение его лица – честное, искреннее, ясное, хотя его черты выдавали склонность к унынию. Возраст? Мой. Да, что-то вроде моего, сорок восемь… Может и меньше, судя по загару, морщинам и спортивному телосложению, он явно не злоупотреблял солнцезащитным кремом.

Вдруг над террасой повисло молчание; насекомые, жужжавшие в воздухе, замолкли; и через четыре секунды первые капли тяжело упали на пол. Раздались раскаты грома, торжественно подтверждая начало грозы. Контрасты стали резче, цвета насыщеннее, влажность окутала их, словно пенящаяся волна, накатывающая на берег во время прилива.

– Какая мерзкая погода! – воскликнул мужчина.

Она сама удивилась, услышав свой ответ:

– Вы ошибаетесь. Нужно говорить не «какая мерзкая погода», а «какой прекрасный дождливый день».

Мужчина повернулся к Элен и внимательно посмотрел на нее.

Казалось, она говорит искренне.

В эту минуту он окончательно уверился в двух вещах: он желал эту женщину больше всего на свете и, если ему это удастся, он никогда с ней не расстанется.

Незваная гостья

Ну в этот раз она точно ее видела! Женщина прошла вглубь гостиной, удивленно на нее уставилась, а потом скрылась в дверях кухни.

Одиль Версини никак не могла решить: броситься ли ей в погоню или бежать из квартиры со всех ног?

Кто была эта незваная гостья? Она появлялась уже по крайней мере в третий раз… Предыдущие вторжения были столь мимолетны, что Одиль подумала, что ей все почудилось, но на сей раз они с гостьей обменялись взглядами; ей даже показалось, что та, сдержав изумленный возглас, убегая, гримасничала от страха.

Прервав свои размышления, Одиль бросилась вслед за ней, крича:

– Стойте, я вас видела! Прятаться бесполезно, отсюда нет выхода!

Одиль ворвалась в комнату, потом в другую, обследовала спальню, кухню, туалет, ванную комнату: никого.

Оставался только платяной шкаф в глубине коридора.

– Вылезайте! Вылезайте, или я позову полицию!

Из шкафа не доносилось ни звука.

– Что вы делаете у меня дома? Как вы сюда попали?

Глухо.

– Ну как хотите, но я вас предупреждала.

На Одиль вдруг накатила волна страха: чего от нее хотела незнакомка? Дрожа, она попятилась, оказавшись в прихожей, схватила телефонную трубку и, с перепугу нажимая не на те кнопки, наконец набрала номер полиции. «Ну скорее же, – думала Одиль, – а то она вот-вот выскочит из шкафа и нападет на меня». Наконец ей удалось прорваться сквозь различные приветствия и объявления электронного коммутатора, и до нее донесся хорошо поставленный чиновничий голос:

– Полиция города Парижа, шестнадцатый округ, я вас слушаю.

– Приезжайте скорее! Ко мне влезла женщина. Она спряталась в шкафу и отказывается выходить. Скорее. Умоляю, может, она просто сумасшедшая, а может, и убийца. Поторопитесь, мне страшно.

Полицейский записал ее имя и адрес и заверил, что патруль прибудет через пять минут.

– Алло, алло, вы еще на связи?

– Мм…

– Мадам, с вами все в порядке?

– Оставайтесь на проводе. Вот так. Тогда вы сможете мне сообщать, что происходит. Повторите то, что я вам сказал, как можно громче, чтобы эта женщина вас услышала и знала, что к вам идут на помощь. Давайте. Прямо сейчас.

– Да, господин полицейский, вы правы, я останусь на связи, так что эта особа не сможет ничего предпринять без вашего ведома.

Она выкрикнула эту фразу так громко, что едва не оглушила себя. Достаточно ли отчетливо это прозвучало? Главное, чтобы, несмотря на расстояние, дверцу и толщу висящих в шкафу пальто, незнакомка услышала ее слова и отказалась от действий.

В полутьме квартиры все казалось неподвижным. Однако спокойствие страшило ее больше, чем любой звук.

Одиль прошептала в трубку:

– Вы еще там?

– Да, мадам, я с вами.

– Мне… мне страшновато…

– Есть ли у вас под рукой что-нибудь, чем можно обороняться?

– Нет, ничего.

– Нет ли рядом какого-нибудь предмета, которым вы сможете пригрозить, если эта особа проявит неосторожность и решит напасть?

– Нет.

– Трость? Молоток? Статуэтка? Оглядитесь вокруг.

– Ах да, здесь есть бронзовая статуэтка.

– Возьмите ее в руки и притворитесь, что это оружие.

– Что, простите?

– Скажите, что держите в руках пистолет вашего мужа и что вы ничего не боитесь. Громко.

Вдохнув поглубже, Одиль неуверенно проблеяла:

– Нет, господин комиссар, я не боюсь, у меня есть пистолет моего мужа.

Она вздохнула, с трудом сдержавшись, чтобы не описаться от страха: это прозвучало так робко, что незнакомка ни за что ей не поверит.

Голос в телефонной трубке спросил:

– Ну что, какова реакция?

– Никакой.

– Очень хорошо. Она напугана. Она не двинется с места, пока не приедут наши.

Через несколько секунд Одиль уже говорила с полицейскими по домофону. Она открыла входную дверь и стала ждать, пока лифт довезет их до десятого этажа. Наконец лифт остановился и оттуда вывалились три. добрых молодца.

– Вон там, – указала она, – в платяном шкафу.

Одиль задрожала, когда они, с оружием наизготовку, направились в конец коридора. Чтобы избежать зрелища, которого ее нервы явно бы не выдержали, она укрылась в гостиной, куда смутно доносились угрозы и предупреждения.

Она привычным жестом достала сигарету и подошла к окну. Хотя было только начало июля, газоны уже пожелтели, а с деревьев начали падать порыжевшие листья. Летняя жара накатила на площадь Трокадеро. Жара охватила всю Францию. Каждый день она упражнялась в своем смертельном искусстве; каждый день в новостях передавали о новых жертвах: бомжей находили на раскаленном асфальте, старики мерли как мухи в домах престарелых, младенцы погибали от обезвоживания. Погибших животных, цветов, овощей, деревьев было не счесть… Кстати, вон там, на газоне в скверике, кажется, лежит мертвый дрозд. Неподвижный, словно нарисованный пером, со странно заломленными лапками. А жаль, дрозды так красиво свистят…

Подумав обо всем этом, она, вспомнив о предосторожности, налила воды в высокий стакан и выпила. Конечно, эгоистично с ее стороны думать о себе, когда вокруг гибнет столько людей, но разве можно поступить иначе?

– Мадам, прошу прощения… Мадам!

Полицейские, столпившись у порога гостиной, уже несколько минут пытались отвлечь ее от размышлений о бедственных последствиях летнего зноя. Обернувшись, она поинтересовалась:

– Ну, так кто это был?

– Там никого нет, мадам.

– Как это никого?

– Смотрите сами.

Она последовала за ними. Шкаф был набит одеждой и коробками с обувью, но незваной гостьи там не оказалось.

– Так где же она?

– Если хотите, мы поищем ее вместе с вами.

– Разумеется.

Полицейские прочесали все сто двадцать квадратных метров ее квартиры: женщины нигде не было.

– Ну в конце концов, согласитесь, все это странно, – заявила Одиль, зажигая сигарету. – Эта женщина прошла по коридору, наткнувшись на меня, испугалась и убежала куда-то в дальние комнаты. Как она могла выйти?

– А черный ход?

– Дверь всегда закрыта на ключ.

– Пойдемте посмотрим.

Они проследовали на кухню и убедились, что дверь, выходящая на черную лестницу, закрыта.

– Вот видите, – заключила Одиль, – она не могла выйти через черный ход.

– Могла, если у нее были ключи. Иначе как бы она сюда попала?

Одиль пошатнулась. Полицейские, поддержав ее за локти, помогли ей сесть. Она начала осознавать, что они правы: женщина, проникшая в ее квартиру, должна была иметь дубликат ключей, чтобы входить и выходить, когда ей вздумается.

– Какой ужас…

– Вы можете описать эту женщину?

– Старуха.

– Кто, простите?

– Ну да, пожилая женщина. С седыми волосами.

– Как она была одета?

– Не помню. Совершенно обыденно.

– Она была в платье или в брюках?

– Кажется, в платье.

– Это совершенно непохоже на обычных воров и взломщиков. Вы уверены, что это не одна из ваших знакомых, может, вы ее просто не узнали?

Одиль взглянула на них с пренебрежением.

– Я отлично понимаю ваше замечание, это логично при вашей профессии, но заметьте, что в свои тридцать пять лет я далека от преклонного возраста и не страдаю слабоумием. Дипломов об образовании у меня явно побольше, чем у вас, я независимый журналист, специалист по ближневосточной политике, я говорю на шести языках и, несмотря на жару, нахожусь в отличной форме. Будьте добры, поверьте, я не имею обыкновения забывать, кому доверила ключи от своей квартиры.