Джеймс Олдридж. - Дипломат Страница 13

– Мне известно, что департамент по делам Индии против всяких реформ в Иране, – сказал он, – но я думал, что, может быть, вы другого мнения.

– О, я не против реформ, – снисходительно ответил Эссекс, – но всему свое время. Если мы сейчас признаем необходимость реформ в Иране, то сыграем русским на руку. Этим ведь они постоянно и оправдывают все, что делают на севере Ирана. Реформы – это сейчас их конек.

– Реформы проводят вовсе не одни русские, – сказал Мак-Грегор.

– Именно только русские, – сказал Эссекс, начиная терять терпение.

– Факты говорят другое.

– Факты – вещь относительная в политике, так же, как в некоторых областях науки; вам надо бы это знать, Мак-Грегор.

– Знаю, – сказал Мак-Грегор, – но факты можно и толковать по-разному.

– А вы толкуете факты в том смысле, что восстание в Азербайджане подняли азербайджанцы, да?

– Отчасти.

– В таком случае, я должен вам сказать, что вы неправы. – Эссекс встал. Какой же он дурак, что не пригляделся получше к Мак-Грегору, не поостерегся его острого ума, его чрезмерной веры в разум, или логику, или объективность, или как там ученые называют свое отношение к жизни. Глядя на Мак-Грегора, Эссекс понял, что ничего хорошего из этого спора не выйдет, ибо Мак-Грегор явно был готов спорить с ним до второго пришествия и притом с совершенно неожиданным пылом. Выражение лица у Мак-Грегора было выжидательное, серые глаза в упор смотрели на Эссекса. Эссекс не любил спорить с упрямыми людьми. – Я предлагаю вам, Мак-Грегор, еще раз проверить факты, о которых вы говорите, и если после этого вы не измените своего мнения, то мы продолжим наш разговор. Однако, согласно нашей официальной версии, восстание в Азербайджане – дело рук русских, и этого следует придерживаться.

– Это тоже входит в нашу миссию? – запальчиво спросил Мак-Грегор. – Противодействовать любым реформам в Иране или Азербайджане?

– В данный момент – да. Мы займемся реформами после того, как заставим русских уйти из Ирана. Придется вам удовольствоваться этим.

Но Мак-Грегор явно не был доволен ответом, и когда он снова занялся своими бумагами, лицо его ясно говорило, что ему больше нечего сказать Эссексу и что он не ждет от Эссекса никаких слов, которые стоило бы слушать.

– Конечно, вы знаете Иран лучше меня. – Эссекс не позволил себе рассердиться на Мак-Грегора и мысленно похвалил себя за свое долготерпение. Он решил начать все сначала. – Меня, вероятно, слишком сильно тревожит огромное значение этих событий для судеб Англии, но это грех простительный. Еще несколько таких бесед с вами, и мне станет яснее соотношение между иранским вопросом в целом и нашими собственными проблемами. Я очень рад, Мак-Грегор, что вы так любите эту страну. Очень хорошо, когда человек с полным сознанием ответственности подходит к изучаемому предмету. А теперь поднимемся наверх и обсудим с Френсисом Дрейком, как лучше всего поставить вопрос перед русскими. – Эссекс подхватил Мак-Грегора под руку, и так они проследовали мимо стола мисс Уильямс.

Как только они вошли к Дрейку, Эссекс сказал: – Френсис, мне нужен ваш совет относительно того, как подступиться к русским.

– Хорошо. Подождите минутку. – Дрейк снял свое пенсне и по телефону вызвал к себе Мелби.

– Садитесь, – сказал Дрейк Эссексу и Мак-Грегору.

Мелби явился немедленно, и Дрейк спросил его, что он узнал в протокольном отделе.

– Там была только одна секретарша, – сказал Мелби. – Она ничего не знает о лорде Эссексе. Она сказала, что передаст Антонову, когда он придет, и попросит его позвонить нам, но на это нечего надеяться.

– Кто это Антонов? – спросил Эссекс.

– Заведующий протокольным отделом, – ответил Мелби, – Он устраивает все свидания.

– А нельзя ли обойтись без протокольного отдела? – спросил Эссекс.

– Нет, лорд Эссекс, – сказал Мелби, – здесь этого нельзя.

– Посмотрим! – с мальчишеским задором сказал Эссекс. – Соедините-ка меня с Молотовым.

– Бог мой! – воскликнул Дрейк. – Это невозможно.

– Почему?

Дрейк улыбнулся.

– Здесь это не принято, Гарольд. А кроме того, Молотов не говорит по-английски, и вы все равно не смогли бы с ним разговаривать.

– Мак-Грегор может поговорить, – сказал Эссекс. – Вы достаточно знаете русский язык, Мак-Грегор, чтобы поговорить с Молотовым вместо меня?

– Думаю, что да.

– На вашем месте я не стал бы этого делать, – сказал Дрейк, для пущей убедительности вставая с кресла.

– Почему? Мне кажется, в этом нет ничего обидного для Молотова, если мы ему позвоним. – Эссекс заупрямился и твердо решил выполнить свое намерение.

– Вам будет обидно. – Дрейк не на шутку встревожился. – Вы ничего не добьетесь, кроме краткого отрицательного ответа Молотова, чему русские будут очень рады. Мы не можем этого допустить, Гарольд.

Эссекс не хотел слишком открыто действовать наперекор Дрейку, хотя и считал его слова только повторением всех советов, выслушанных и отвергнутых им в Лондоне. Он решил вооружиться терпением.

– Так с кем же вы обычно разговариваете? – спросил он Дрейка.

– С заведующим западноевропейским отделом.

– А с кем-нибудь повыше?

– Иногда с заместителями министра, чаще всего с Вышинским, но мы по возможности избегаем его, потому что он слишком большой спорщик, у него слишком острый язык. Мы должны действовать официальным путем, – настойчиво повторил Дрейк. – Джон, – обратился он к Мелби, – позвоните еще раз в протокольный отдел и скажите, что у нас важное дело. Постарайтесь найти Антонова, где бы он ни был, и звоните до тех пор, пока не найдете.

Эссекс вздохнул. – Я в вашей власти, Френсис, – сказал он, – но ведь вы знаете, что нам нельзя терять времени.

– Знаю. – Дрейк, успокоившись, даже посочувствовал Эссексу. – Не беспокойтесь, мы все устроим.

– Надеюсь, – сказал Эссекс и стал дожидаться Мелби. Он подошел к окну, у которого сидел Мак-Грегор, и посмотрел на каток, куда смотрел и Мак-Грегор. Почти тотчас же в комнату вошла девушка, утром катавшаяся на коньках. Теперь она была в черном шерстяном платье с белым воротничком.

– Простите, – небрежно сказала она Дрейку, – я не знала, что вы заняты.

– Ничего, ничего, Кэтрин, – сказал Дрейк. – Что вы принесли?

– Сводку информации и телеграмму из Тегерана, – ответила девушка. Она остановилась возле стола Дрейка, повернувшись лицом к Эссексу и Мак-Грегору, и спокойно рассматривала их.

– Я подумала, что вы захотите сейчас же прочесть тегеранскую телеграмму. – Она положила бумаги на стол.

– Благодарю вас, – сказал Дрейк. – Познакомьтесь – лорд Эссекс и мистер Мак-Грегор. А это Кэтрин Клайв, Гарольд.

– Это вы катались на коньках? – спросил ее Эссекс.

Она кивнула головой и, холодно взглянув на Эссекса и Мак-Грегора, спросила: – А это вы попали в аварию?

– Да, – сказал Эссекс.

Она держала голову очень прямо, лицо ее выражало полное равнодушие. – Русские уже звонили и приносили свои извинения, и сейчас приходили двое, кажется из Интуриста, и тоже извинялись. Я решила, что незачем водить их к вам. Но, может быть, вы хотели бы их видеть? – Говорила она, как и следовало ожидать, непринужденно и самоуверенно, сухим, слегка надменным тоном, и глаза ее глядели очень серьезно, но в то же время чувствовалось, что она ничему не придает особенного значения: ни аварии их самолета, ни извинениям русских.

– Нет, – ответил Эссекс. – Я не хотел бы.

– А вы? – спросила она Мак-Грегора.

Мак-Грегор сказал, что он тоже не хотел бы их видеть.

– Ну, хорошо, – сказала она и вышла. Оба внимательно посмотрели ей вслед.

– Чорт возьми, кто она такая, Френсис? – спросил Эссекс с радостным удивлением. – Вы ее тоже привезли с собой как Мелби?

– Нет, – Дрейк рассеянно перебирал бумаги на столе. – Она выполняет обязанности атташе и отчасти моего личного секретаря.

– Да неужели! – воскликнул Эссекс. Кэтрин Клайв явно произвела на него впечатление. Вблизи она показалась ему еще лучше, чем на катке, а ее осанка и манера держаться совсем пленили его. Это могло бы польстить любой женщине, ибо Эссекс всех женщин сравнивал со своей матерью, а она была для него идеалом. Каждая красивая молодая женщина напоминала ему мать, вероятно потому, что она сохранилась в его памяти молодой. И себя он помнил мальчиком: вот он в солнечный, весенний день возвращается из Итонской школы в Лондон, выскакивает из коляски, взбегает на каменное крыльцо дома в георгианском стиле, дергает колокольчик у дверей и прислушивается к шагам матери; она уже знает, что это он, и сама идет отворять, а собаки яростно скребут лапами по ковру, и младший братишка стучит в окно возле двери. И вот она – его удивительная, нежная, прелестная мама; она ерошит ему волосы, просовывает пальцы под его накрахмаленный отложной воротник, гладит его шею и смеется, и почти несет его на руках по длинной лестнице в детскую. Она была единственная из всех виденных Эссексом женщин, которая за всю свою жизнь не сделала ни одного неловкого движения, не сказала ни одного неуместного слова, всегда сохраняла спокойную, благородную осанку, даже когда играла на полу с маленьким Ричардом, чинно поджав ноги, прикрытые длинной черной юбкой. Даже со своим взбалмошным мужем она не теряла самообладания, и Эссекс еще не встречал женщины, равной ей по красоте и кротости. Не слишком много кротости, к примеру, в этой молодой девице, которая явно нарушила душевное равновесие Дрейка, однако она истая англичанка и держится превосходно. Эссекс уже открыл было рот, чтобы расспросить о ней поподробней, но Дрейк прервал его: – Хотите прочесть телеграмму из Тегерана?