Valery Frost - Заговор по душам. (Малоросский прованс.) Страница 13

Но чувство дискомфорта быстро прошло, а искренняя благодарность мастерицам вернулась солнечными улыбками. Вера была довольна. И готова к новым свершениям.

До импровизированного автовокзала опять же таки было рукой подать. Епанчина даже не успела почувствовать усталость. Вообще, иногда закрадывалось сомнение, а нужен ли транспорт в городе, где можно исходить всю площадь поселения вдоль и поперек за один день? Разве что - статус обязывал.

На улице с Верой пока никто не здоровался, но некоторые встречающиеся на пути дамы, оборачивались, а потом раскатывали по нёбу сплетни о новой покупательнице скандального салона Женевьеф.

Транспортную карету таковой назвать - язык не поворачивался. Огромные деревянные колеса, телега с деревянными же скамьями и пыльный тент, натянутый над головами пассажиров. Романтика...

И попутчики Вере достались занимательные: две монашки, молодой мужчина в галстуке-бабочке, в жутком полосатом трико, и похожем на Верин саквояж, мальчик, которого привела то ли мать, то ли тетка, и попросила отвезти до места назначения, и базарная баба с собственной живностью. Ужаснувшись, что ей придется делить место с поросенком и господином Голохвастовым, Епанчина попыталась пойти на попятную, но затем собрала волю в кулак. Назвался гвоздем - полезай в шину! Привыкла к тусклому электричеству и резным ручкам на дверце шкафов - привыкай и к свиньям в транспорте.

Как только расселись по местам, возница прикрикнул на лошадок и стегнул несчастных кнутом. Епанчина дернулась так, словно это ее только что ударили. Сидящая напротив старшая из послушниц сочувственно глянула на девушку.

Вера несколько раз глубоко вдохнула, зажмурилась на секунду, и решила отвлечься, рассматривая соседей и дорогу.

Шатало нещадно. Как в шторм. Несколько раз больно ударившись спиной о деревянную перекладину, Епанчина расправила плечи и съехала на самый краешек скамьи. Теперь коленки упирались в наваленные в проходе бабкой-торгашкой тюки и корзины. Дополняли картину визжащая на ухабах свинья и охающий в такт животине коммивояжер.

В какой-то момент Вера перевела взгляд с одной сутаны на другую и уже не могла оторвать глаз. Совсем молодая, неимоверно красивая девушка, смиренно переносила тяготы дороги. Вера удивилась, как с такими внешними данными можно было позволить себе закрыться от мира? Похоронить себя заживо в застенках монастыря? Тонкие вздернутые брови, высокий лоб, чистая кожа, ясные глаза, полные четко очерченные губы, ямочки на щеках и потухший взгляд.

А потом вспомнила себя - заложницу не красоты, но родительских укоров. Разве сама Вера не была пленницей? И взгляд был тоже вот таким потухшим. Смирение. Подчинение. Безразличие.

Очередной ухаб прервал поток грустных мыслей, заставил чертыхнуться извозчика, завизжать свинью и развеселил мальчишку.

- Та шо ж ти робиш, ╕род клятий?! - бабка в расшитой крестиком сорочке спешно подгребла к себе поросенка. (сноска: Эй, извозчик, не гони лошадей!)

Ребенок продолжал противно смеяться. Теперь уже было не разобрать, кто звонче хрюкает - пацан или скотина.

Вера перевела взгляд на причитающую торговку. И совсем зря. Спрятавшийся за вчерашней газетой франт выказал свое нежелание общаться с теткой, и она переключилась на Епанчину. Да так смело взяла в оборот, словно тысячу лет знакомы, и начали свой разговор еще в городе.

- Та я вам, панночко, кажу, шо луче ч╕м сьогодн╕ в мене н╕хто не скуплявся! Ото Варька зав╕дувала! Кому ж нада от╕ пир╕жки, що вона не понятно з чого зл╕пила... (сноска: Я вам, де вушка, так скажу: лучшего дня для торговли, чем сегодня, не придумаешь. Мне даже Варька завидовала! Кто ж будет покупать ее пирожки с начинкой, что всера гавкала на дворе соседа?)

Вера улыбнулась и попыталась отвести взгляд, да только именно в этот момент снова завизжала свинья, а пассажиры напряглись, как привыкли уже делать это на ухабах. Но карета не прыгнула. И отвлекшаяся было на мгновенье тетка, снова принялась орать через всю телегу:

- Я й казала ций хвеське, шо луче так молоко продай, як ото я. А вона, ех, хивря, жде поки воно кисляком стане, и тод╕ токо кислючий сир робе и пир╕жки квеця╓... а я ... я правильно делаю.. молоко так продаю. Воно в мене ╕ св╕же, и укусне, т╕льки-т╕льки з-п╕д корови моей. От, и купляли у мене! А Варька стояла и зелен╕ла як ота жаба, шо зав╕ду╓! Ото, хай и зав╕ду╓, даже если и зробе, як я кажу, все одно люди в мене куплять будуть! (сноска: Я ж ей говорла, что лучше продавать свежее, а она кисляк делает, потом из него сыр такой же вислый варит! Вот потому и покупали у меня, потому что свежее и парное! А Врька стояла и зеленела, как жаба на болоте. Завидует... А я ей говорю - не завидуй! Делай как я! Но все равно люди у меня покупать будут!)

Очередной визг хрюши заставил напрячься седоков. Надо же было так выработать рефлекс за несколько часов ходу!

- Та шо ж ти робиш, скотиняка така мала! - (сноска: Да, что ж ты делаешь, скотина малолетняя?) говорливая баба обнаружила диверсию - пацаненок мучил животину, заставляя поросенка выдавать противные звуки. - Тебе б за хв╕ст дьоргануть! Не да╓ш людЯм побалакать! Я ото тоб╕ вуха пообдираю! А нехай ото я мамке тво╖й скажу! Вона сама поотрива╓! - (сноска: Тебя бы за хвост так подергать! Не даешь людям поговорить нормально! Я мамке твоей скажу - она тебе уши поотрывает! Сама!) орала тетка как резанная. - Казала я Гальц╕ - не зв'язуйся з циганом! Так н╓! Не послухала! И от диви. Шо оце щеня зинське творе, га? (сноска: Говорила я Галке - не связывайся с цыганом! Теперь вон, расхлебывает!)

- Тьотю, та я н╕чого... воно саме... - (сноска: Тётя, ╓то не я! Она сама!) пропищал разоблаченный проказник, держась за красное ухо.

- Ага, саме! Шо, само зад п╕дставило та хв╕ст в руку сунуло? Ти диви яке порося вумне и нагле, га! (сноска: Ага, конечно, сама! Ты смотри, какая свинья умная: сама хвост в руку тебе вложила!)

Перепалка продолжалась долго. Усидчивые и наученные пассажиры не влезали. Вера, ставшая совсем недавно свидетелем похожей ссоры на рынке, благоразумно молчала. Прикрыла глаза и притворилась спящей.

Спать помешала дурнота, подступившая очень не кстати. Затуманила голову, отогнала мысли.

- Эй, извоз! Стой, барышне нехороше! - донеслось до Епанчиной, и телега резко стала, качнув расслабленное тело пассажирки так, что Вера чуть не выпала из телеги.

В шестичасовой прогулке к морю остановок предусмотрено не было, но короткому перерыву были рады все. Вслед за буквально вывалившейся на дорогу Верой, первым "корабль степей" попытался покинуть розовобокий пассажир с пятачком.

- Куди з╕брався, хрюндель? - (сноска: Куда собрался, хрюндель?) торгашка со сноровкой ковбоя забросила на толстую шею скотинки петлю и еще более ловко пригвоздила к месту нацелившегося на выход племянника. И к кому обращалась "хрюндель"?

Постояв некоторое время и уверившись, что земля больше не уходит из-под ног, Вера потянулась за подаренной тетей Машей фляжкой. Кто-то из ухажеров оставил на память.

Вода освежила. Но еще больше пришелся по вкусу соленый ветер. Море было совсем рядом.

Это и придало сил. С загоревшимися глазами Епанчина вновь полезла в пассажирский тарантас.

Остаток дороги провели в относительной тишине.

На подъезде к Порту гужевых повозок, груженных мешками и ящиками, стало встречаться намного больше. К запаху моря стал примешиваться аромат разгоряченной степным солнцем смолы, к визгу поросенка - блеяние коз и овец. Все меньшие площади полей оставались свободными - стада крупного и мелкого рогатого скота заполняли пространства.

В какой-то момент извозчик громко выругался и замедлил ход. Повозка накренилась, съезжая с дороги. Вера схватилась за поручни, нечаянно соприкоснувшись пальцами с сидящим рядом коммивояжером - тот резко отдернул руку и засыпал соседку извинениями. Монашки принялись истово освящать себя крестным знамением. Конечно же, именно махание перстами окрылит послушниц, аки ангелов, и вознесет над мирской суетой!

К ругани возницы присоединилась и торгашка. В два голоса они давали советы пострадавшим на дороге. Оказывается, пассажирский омнибус не просто так уходил с дороги. Разбитые бочки и перевернутая грузовая телега перекрывали путь. Вокруг нее беспокойно сновали люди, распрягали лошадей, кричали друг на друга. Судя по характерному запаху - пострадал чей-то винный подвал.

- Ти глянь, га! Та шо ж ти ту бочку тяга╓ш як д╕вку, га? Коняку сначала освободи, пентюх! (сноска: Да ты ж посмотри! Брось бочку! Не тягай ее, это ж не девка! Коня освободи!)

- А чия ж гамула, га? Тхне так наче з мух гнали и насмерть задихнесся! (сноска: Чья бодяга?! Воняет так, словно из дохлых мух брага!)

- Та Скадовських. И н╕чого не тхне... (сноска: Производство Скадовских! И нифига не воняет...)

- Ага, ага.. от т╕льки нею забори красить можна... (сноска: Ну, конечно, бодяга для заборов!)