Гийом Мюссо - Бумажная девушка Страница 13

Дзинь! Дзинь!

Незваный гость трезвонил изо всех сил. Зря старается, ему это надоест раньше, чем мне.

Тем временем ситуация с «Билли» ускользала из-под контроля, а каждый правильный ответ все дальше заводил меня в тупик. Я увлекся ролью следователя, не замечая, что издеваюсь над беспомощной жертвой:

— О чем вы больше всего сожалеете?

— О том, что у меня до сих пор нет детей.

— Самый счастливый момент в жизни?

— Последнее утро в объятиях Джека.

— Когда вы в последний раз плакали?

— Не помню.

— Вспоминайте!

— Не знаю, я могу разрыдаться из-за пустяка.

— Когда в последний раз вы плакали из-за чего-то важного?

— Полгода назад, когда моему псу делали укол. Кстати, его зовут Аргос. Это тоже записано в моем личном деле?

Дзинь! Дзинь! Дзинь!

Тут надо было остановиться. Доказательств набралось более чем достаточно, но это и сбивало с толку. Невинная игра словно переместила меня в другое измерение, существование которого мой разум отрицал. Сходя с ума от бессилия, я обернул свой гнев против «Билли».

— Чего вы больше всего боитесь?

— Будущего.

— Худший день в вашей жизни?

— Пожалуйста, не спрашивайте меня об этом.

— Это последний вопрос.

— Умоляю…

Я крепко схватил ее за руку.

— Говорите!

— ОТПУСТИТЕ! Мне больно! — завопила она, вырываясь.

— Том! — крикнули за дверью.

Билли наконец выдернула руку. Она страшно побледнела, ее глаза горели лихорадочным огнем.

— Том, черт возьми! Откроешь или нет? Или мне въехать к тебе на бульдозере?

«Это Мило, не иначе…»

Билли скрылась на террасе. Мне очень хотелось утешить ее и попросить прощения за издевательства — я внезапно осознал, что ее злость и горе абсолютно искренние. Но все произошедшее выбило меня из колеи, я не мог упустить возможность поделиться переживаниями с другом и немного прийти в себя.

11

Маленькая девочка из Мак-Артур-Парка

Друзья — это ангелы, которые не дают упасть, когда собственные крылья не держат нас.

— Ты чудом избежал бульдозера! — заявил Мило, вваливаясь в гостиную. — О-о-о! Кажется, тебе не лучше. Выглядишь так, будто только что занюхал дорожку кокса.

— Чего тебе?

— Пришел забрать машину, если ты не против! Хочу прокатиться разок, прежде чем ее конфискуют судебные приставы.

Малибу

10.00

— Здравствуй, Том.

В гостиную вошла Кароль в полицейской форме. В окно я увидел ее служебную машину, припаркованную перед домом.

— Приехала арестовать меня? — пошутил я, обнимая ее.

— Ты поранился! — воскликнула она.

Я нахмурился, потом заметил на рубашке пятна крови — это Билли схватилась за меня порезанной рукой.

— Не волнуйся, это не моя кровь.

— Тоже мне, успокоил! К тому же она совсем свежая, — добавила Кароль, с подозрением глядя на меня.

— Ни за что не догадаетесь, что со мной произошло! Вчера вечером…

— Чье это платье? — прервал меня Мило, поднимая с пола шелковую тунику в алых пятнах.

— Авроры, но…

— Авроры? Только не говори, что ты…

— Нет! Его надевала другая женщина.

— Другая женщина! Ого! Это хороший знак. Мы ее знаем?

— В каком-то смысле да.

Ошарашенно переглянувшись, Кароль и Мило хором спросили:

— Кто она?

— Сходите на террасу. Уверен, вы удивитесь.

Мои друзья стремительно пересекли гостиную и с любопытством высунулись в стеклянную дверь. Секунд десять было тихо, потом Мило сказал:

— Старина, там никого нет.

Не веря своим ушам, я тоже вышел на террасу, где дул бодрящий ветерок.

Там царил хаос: стол и стулья опрокинуты, сотни крошечных осколков устилают пол, повсюду лужи кофе, пятна бананового варенья и кленового сиропа, а Билли и след простыл.

— Здесь что, ядерные испытания проводили? — осведомилась Кароль.

— Причем похлеще, чем в Кабуле, — подхватил Мило.

Я приставил ладонь ко лбу, чтобы солнце не слепило глаза, и оглядел окрестности. После ночной бури пляж выглядел диким и пустынным, волны с силой обрушивались на берег. На песке валялось несколько стволов деревьев, горы коричневых водорослей, старая доска для серфинга и даже остов велосипеда. Но Билли исчезла.

Повинуясь профессиональному инстинкту, Кароль присела на корточки рядом со стеклянной дверью и с беспокойством рассматривала следы крови, уже подсохшие на солнце.

— Том, что произошло? Ты с кем-то подрался?

— Нет, просто…

— По-моему, ты должен рассказать, что тут случилось! — снова перебил Мило.

— Черт возьми, я бы уже все объяснил, дай ты мне договорить хоть одну фразу!

— Так договаривай! Кто устроил разгром на террасе? Чья кровь на платье? Папы римского? Махатмы Ганди? Мэрилин Монро?

— Билли Донелли.

— Билли Донелли? Но это персонаж твоих романов!

— Да.

— Что, нравится издеваться надо мной? — взорвался Мило. — Я ведь переживаю! Я готов примчаться посреди ночи и помочь закопать труп, а ты не находишь ничего лучше…

Кароль поднялась и встала между нами, изображая разнимающего боксеров судью, но говорила она тоном матери, которая ругает расшалившихся детей.

— Брейк, брейк, ребята! Хватит уже дурацких шуток. Давайте сядем за стол и спокойно поговорим, хорошо?

Так мы и сделали.

Добрую четверть часа я пересказывал им свое невероятное приключение, не упустив ни одной детали: от ночного вторжения Билли вплоть до утреннего допроса, когда я окончательно убедился, что она не самозванка.

— Если я правильно понимаю, — подытожил Мило, — героиня твоего романа упала с середины фразы из бракованного экземпляра книги и приземлилась прямо у тебя дома. Поскольку она прибыла в чем мать родила, то, ни минуты не раздумывая, напялила платье твоей бывшей подружки и приготовила на завтрак блинчики с банановым вареньем. В качестве благодарности ты запер ее на террасе и сел слушать Майлза Дэвиса, а она тем временем вскрыла себе вены, забрызгав все вокруг кровью, а потом заклеила раны суперклеем для керамики и фарфора. Затем вы выкурили трубку мира, развлекаясь игрой в «верю — не верю». Она обозвала тебя сексуальным маньяком, ты ее — шлюхой, а ровно в тот момент, когда мы позвонили в дверь, она произнесла волшебное слово и исчезла. Все правильно?

— Забей, я знал, что ты все обернешь против меня.

— Всего один вопрос: чем именно вы набивали трубку мира?

— Прекрати! — взмолилась Кароль.

Мило обеспокоенно смотрел на меня.

— Тебе надо сходить к психологу.

— И речи быть не может. Я отлично себя чувствую.

— Выслушай меня. Да, я потерял все наши деньги. Да, я не имел права требовать, чтобы ты написал в срок очередную книгу. Но сейчас мне страшно. Ты понимаешь, что сходишь с ума?

Кароль попыталась смягчить слова Мило:

— Это называется «синдром профессионального выгорания». Такое происходит, когда слишком много работаешь. А ты три года вкалывал без отдыха: бессонные ночи за компьютером, встречи с читателями, выступления, бесконечные поездки по всему миру. Такой график никто бы не выдержал. Расставание с Авророй стало последней каплей. Пора уже отдохнуть.

— Не разговаривай со мной как с ребенком.

— Тебе надо сходить к психологу, — повторил Мило. — Она рассказывала нам о лечении сном…

— Что значит «она рассказывала»? Вы, ничего мне не сказав, звонили Софии Шнабель?

— Том, мы твои союзники, а не враги, — примирительно произнес Мило.

— Оставь меня в покое, а? Будь так любезен, занимайся своей жизнью, а не моей!

Пораженный отповедью, Мило тряхнул головой, собираясь дать отпор, но его лицо внезапно посуровело. Не желая спорить, он взял сигарету из начатой пачки «Данхилла» и вышел на пляж, чтобы побыть одному и успокоиться.

Я остался с Кароль. Она тоже прикурила, затянулась разок и передала сигарету мне, как в детстве, когда нам было лет по десять и мы дымили, прячась за чахлыми пальмами Мак-Артур-Парка. Поскольку она была не на работе, Кароль сняла с волос резинку, и по темно-синей униформе рассыпались волосы цвета черного дерева. Светлые глаза блестели на фоне угольно-черной шевелюры. Порой, глядя на лицо этой взрослой женщины, я видел девочку-подростка. Нас объединяло нечто большее, чем симпатия или нежность. Это была не обычная дружба, а нерушимое единство, из тех, что рождаются в детстве и связывают людей на всю жизнь, заставляя разделять все радости и горести, хотя второе, конечно, случается куда чаще.

Всякий раз, когда мы оставались вдвоем, у меня перед глазами возникали картины беспокойной юности. Они возвращалась ко мне, как бумеранг. Я вспоминал пустыри, воплощавшие собой целый мир, топкое болото неблагополучного района, державшее нас в плену, и душераздирающие разговоры, которые мы вели после школы, сидя на обнесенной решеткой баскетбольной площадке.