Аркадий Бабченко - Алхан-Юрт; Аргун; Моздок-7 Страница 13

Но человек он был энергичный, сидеть без дела ему было скучно, и он брался за все подряд, неформально исполняя обязанности на должности "принеси-подай, иди на хрен не мешай".

На этот раз задачу психологу нарезали следующую: добраться до Алхан-Юрта, разыскать там батальонную водовозку — АРС, попавшую в засаду и сожженную чехами, и оттащить её в ремроту. А также узнать, что стало с водителем и сопровождавшим его солдатом, живы ли они, и если нет, то разыскать и привезти тела.

Поехали втроем — психолог, Артем и Серега-мотолыжник, водитель этой жестянки — МТЛБ, мотолыги.

Ехать на мотолыге было не так удобно, как на бэтэре. Хотя она намного шире и совсем плоская, но на поворотах её, гусеничную, резко дергало, и Артем, пытаясь зацепиться за рассыпанные по броне бляшки-заклепки, все время чувствовал себя жирным блином на скользкой сковороде.

Опять это унылое слякотное поле, опять колея, чавканье гусениц по жиже, опять дождь. Брызги грязи опять летят в лицо, шлепаются на броню. А бушлат так и не просушен, уже который месяц. И сапоги сырые совсем. И уже который месяц грязное все. И опять холод. Этот вечный холод, как он достал, сука, хоть денечек бы пожить в тепле, прогреть кости. И есть охота.

Они жмутся друг к другу, закуривая, кутаясь в воротники. Опять поворот, федеральная трасса, "Рузкие — свиньи"… Как же задолбало-то все, как домой охота!

На этот раз они повернули не к элеватору, а в противоположную сторону, налево, к центру. По трассе доехали до поворота на Алхан-Юрт, свернули, прижались к домам и на тихом ходу проползли еще метров пятьсот, до свежей, отстроенной, видимо, совсем недавно, но уже напрочь разбитой мечети. Здесь начиналась зона разрушений. Целых домов не было ни одного, две-три стены и посередине куча мусора, либо просто одна стена, как человек вывернутая взрывом наизнанку, трепещущая на ветру голыми обоями, выставляя напоказ то, что должно быть внутри.

Около мечети их остановили вэвэшники. Они кучковались в пустой коробке складского двора, прижавшись с внутренней стороны к стенам забора. Дальше дороги не было — остальную часть села, за поворотом, занимали чехи.

Засели они там плотно. Весь день напролет в селе кипел обстрел. Разрывы сменяли друг друга один за одним, снаряды падали так же беспрерывно, как и этот не прекращающийся холодный зимний дождь. Где-то чуть дальше, ближе к реке, шла постоянная стрельба, автоматная трескотня выделялась из общей канонады.

Жизни в селе нет. Улицы пустынны, местных не видно. Дома стоят мертвые. Только вэвэшники жмутся вдоль заборов, ползают по канавам. Изредка, выглянув предварительно из-за угла, бегом пересекают открытое пространство.

Артем с психологом сразу приняли правила игры. Перевернулись на животы, распластались по броне, вжались в неё. Психолог, наполовину свесившись, заорал вэвэшникам:

— Эй, мужики! Тут где-то наш АРС сожгли! Не видели?

— Видели! — Один из солдат, по самые пятки утонувший в большом бронике, указал вдоль улицы. — Вон он стоит! Мы его вытащили.

Артем глянул туда, куда показывал вэвэшник. За поворотом, где начиналась нейтральная зона, на обочине дороги громоздилась груда ржавого горелого железа.

Психолог тоже глянул в ту сторону, потом недоуменно повернулся к солдату:

— Не, ты чего, это не наш… Наш новый был.

Солдат посмотрел на него, как на идиота. Психолог сконфузился, тоже понял, что ляпнул глупость. Был новый, стал старый. На войне это быстро делается, в два счета. Это только в мозгах долго укладывается. Как с человеком — был живой, стал мертвый.

— Слушай, а его на сцепке тащить можно, как считаешь?

— Можно. Я ж говорю, мы его тащили. Только бросили. На хрена он вам? Все равно не восстановите.

— Нужен. Списывать-то надо. А водила где, не знаешь?

— В полк пошел. Ранило его. И второй, который с ним был — его тоже ранило. Они вместе ушли.

— Ясно. — Психолог отвернулся от вэвэшника, сунул голову в водительский люк. — Серега, давай туда. Вон он, видишь?

Мотолыга, хрустя гусеницами по разбитому, в крошках кирпича, асфальту, на медленном ходу подобралась к АРСу, развернулась задом. Серега начал сдавать потихоньку, психолог корректировал, для лучшего обзора привстав на колени. Артем снял рацию, приготовившись, лежал на броне. Когда психолог махнет рукой и Серега станет, ему придется спрыгнуть и зацепить АРС сцепкой.

В проплывавшей слева канаве лежали вэвэшники, отрешенно наблюдали за их манипуляциями. За канавой было поле, засеянное кукурузой. В поле — одинокий фермерский дом. Из дома с периодичностью в четыре-пять секунд вылетали трассера и уходили в сторону Алхан-Калы. Красные черточки были отчетливо видны на фоне вечернего леса. Трассера медленно наискось пересекали улицу метрах в пятидесяти от них, навесом улетали за реку и там терялись в крышах домов и клубах разрывов.

Артем вдруг понял, что они находятся в центре войны. Тот кусок, что они зацепили на болоте — лишь край пирога, цветочки. А середка с ягодками — здесь.

Из дома, не прячась, бьет чеченский снайпер. Вокруг стайками бродят вэвэшники. И также стайками где-то чуть дальше бродят чехи. Их там метелят разрывами, но наши тоже там есть — отсюда не видно, но чеченский снайпер в доме видит их и стреляет по ним. А они, здесь, видят снайпера, но никто его не трогает. Вэвэшникам наплевать на него — столько они уже провалялись в своей канаве, столько уже трескотни и трассеров пролетело над их головами, что на одинокого снайпера никто не обращает внимания. А им — Артему, Сереге и психологу, до снайпера тоже нет никакого дела — они вообще сейчас не воюют, они приехали сюда вытаскивать свой АРС, расстрелянный, похоже, именно из этого дома, где сидит сейчас чеченский снайпер. И снайпер, конечно, их тоже, видит, но тоже не стреляет по ним, у него более интересная мишень — его трассера уходят за реку, в одному ему видимую точку. А наши там, в той точке, видят только снайпера, и он для них сейчас — самое главное и самое страшное, и они хотят, чтобы здесь кто-нибудь его убил. Но его никто не трогает, потому что убить, выковырять его из этого дома трудно, можно только обстрелять, временно заткнуть, но тогда завяжется бой, он непременно начнет стрелять в ответ и непременно кого-нибудь убьет. А этого так не хочется. Но он пока по нам не стреляет, и лишний раз трогать его нет никакой необходимости. И война крутится вокруг, и ни черта не понятно, как обычно, и каждый делает свое дело — снайпер стреляет, вэвэшники воюют, Артем с психологом вытаскивают, снаряды рвутся, пули летают, раненый водила пошел пешком домой, как школьник после уроков, — и каждый варится в ней, в войне, и сейчас короткое перемирие и нарушать его никому не хочется. И все так буднично, так обычно.

Но все же бог его знает, чего там будет дальше, что там в башке у этого снайпера. Так что держаться надо аккуратнее.

— Товарищ лейтенант, вы бы легли, вон снайпер бьет.

Психолог посмотрел на дом, проводил взглядом трассер, лег на броню и махнул рукой:

— Хорош, стоп! — И, повернувшись к Артему: — Цепляй.

Вэвэшник оказался прав — от АРСа ничего не осталось. Голые обода колес с проволокой от сгоревших шин, заячья губа полуоткрытого капота, задравшегося от ударов пуль, насквозь пробитая изрешеченная кабина, — в несколько стволов расстреливали, в упор — как водила с этим, со вторым, выжили, вообще непонятно. Кровь одного из них осталась на подножке, присохла к железу.

Артем накинул сцепку, махнул психологу рукой и залез на броню. Серега тронулся, АРС скрипнул, и, стеная всем своим покореженным обгоревшим железом, потащился вслед за ними домой.

Для них война на сегодня кончилась. Они уходили.

А за АРСом через реку все так же летели трассера, и вэвэшники все так же валялись в своих канавах, а Алхан-Кала кипела от разрывов.

И все также шел дождь.

Миномет болтался за бортом шишиги, мягко подпрыгивая на кочках. Слепой, зачехленный глаз его ствола пялился в небо. В бельмо чехла хотелось плюнуть.

Артем сидел на низенькой скамеечке шишиги, курил, уперевшись одной ногой в борт. Он ни о чем не думал. Все происходящее вокруг — туманное сырое утро, морось, поле — все то же чертово поле, день за днем, одно и то же, колея — все та же, трасса, Алхан-Юрт — протекало мимо сознания, не задерживаясь в нем.

Он снова ехал в Алхан-Юрт, на этот раз с минометной батареей. Две шишиги с двумя расчетами "васильков" шли на огневую поддержку к пехоте, к семерке, туда, где вчера днем они вышли из боя и где они с Игорем пили зеленую воду с мальками, а потом ржали, вспоминая про день рождения.

Опять поворот с трассы, лужа, коттедж ПТВ, бытовка Коробка, сам Коробок — голый по пояс он бреется, смотрясь в обломок зеркала, установленный на вкопанной в землю деревяшке. Васи не видать, а жаль, поздороваться бы. Может, штаны бы успел забрать — до сих пор не нашел их, штанов — то.