Борис Виан - Пена дней Страница 13

— Ненавижу этот тусклый снег, эту мглу… — сказала Хлоя.

Ее сердце колотилось, словно стиснутое жесткой скорлупой. Колен положил ей руку на плечи и бережно, как котенка, обхватил пальцами ее тонкую шею.

— Да-да… — прошептала Хлоя и, поеживаясь от щекотки, чуть втянула голову в плечи.

— Не убирай руку, мне страшно одной…

— Хочешь, я подниму цветные стекла? — предложил Колен.

— Ага… Пусть будет попестрей…

Колен нажал на зеленые, синие, желтые и красные кнопки, и разноцветные фильтры заменили автомобильные стекла. Теперь Колен и Хлоя оказались словно внутри радуги, и цветные тени плясали по белому меху сиденья всякий раз, как машина проскакивала мимо телеграфных столбов. Хлоя почувствовала себя лучше.

Равнина по обе стороны дороги была покрыта жиденьким ползучим блекло-зеленоватым мхом, да кое-где мелькали растрепанные деревья с корявыми стволами. Воздух был недвижим, даже малый ветерок не рябил жидкую грязь, которая черными фонтанами разлеталась из-под колес. Николя изо всех сил старался не потерять дороги, он с трудом удерживал машину посредине вконец разбитого скользкого шоссе.

— Не волнуйтесь, — сказал он, обернувшись к Хлое. — Осталось совсем чуть-чуть. Скоро дорога изменится.

Хлоя посмотрела в правое окно и вздрогнула. Привалившись к телеграфному столбу, чешуйчатая тварь провожала их пристальным взглядом.

— Гляди, Колен… Кто это?..

— Не знаю… По-моему… оно не злое…

— Это рабочий из бригады, обслуживающей телеграфную линию, — сказал Николя через плечо. — Все они носят вот такие противогрязевые комбинезоны.

— Это… жутко уродливо… — прошептала Хлоя. Колен поцеловал ее.

— Не бойся, Хлоя, ведь он всего-навсего человек…

Грунт под колесами как будто уплотнился. Рыжеватый свет забрезжил над горизонтом.

— А вот и солнце, — сказал Колен. — Погляди… Николя покачал головой.

— Нет, это медные копи. Мы мимо них проедем. Мышь, сидевшая рядом с Николя, навострила ушки.

— Да, — сказал Николя. — Скоро будет тепло.

Дорога повернула несколько раз. Жидкая грязь дымилась. Машина пробивалась сквозь завесу белых испарений с сильным запахом меди. Наконец грязь совсем затвердела и обнаружилось шоссе, пыльное и растрескавшееся. Вдалеке перед ними, как над огромной раскаленной плитой, дрожал воздух.

— Мне здесь не нравится, — сказала Хлоя. — Может, объедем другой дорогой?

— Другой дороги нет, — сказал Колен. — Не хочешь ли ты почитать Гуффе? Я взял его с собой.

Кроме этой книги они ничего не взяли из вещей, так как рассчитывали покупать все необходимое в пути.

— Давай опустим цветные стекла? — предложил Колен.

— Давай. Теперь стало светлее.

Внезапно дорога еще раз повернула, и они оказались посреди медных рудников, которые раскинулись ярусами по обе стороны шоссе. Бескрайняя пересохшая равнина, покрытая зеленоватой медной рудой, уходила за горизонт. Сотни рабочих в герметических комбинезонах возились вокруг огнедышащих горнов. Другие складывали угольные брикеты, которые непрерывно подвозили электровагонетки, в аккуратные пирамиды. Медь от жары плавилась и текла красными ручьями, окаймленными бордюром из твердого, как камень, застывшего ноздреватого шлака. Ручьи эти впадали в большие резервуары, откуда медь выкачивали насосами и гнали по овальным трубам.

— Какая ужасная работа! — сказала Хлоя.

— Зато платят хорошо, — сказал Николя.

Несколько рабочих остановились, чтобы поглядеть на проезжающую машину. Их взгляды не выражали ничего, кроме презрения и, пожалуй, насмешки. Это были широкоплечие, сильные люди, и вид у них был невозмутимый.

— Они нас ненавидят, — сказала Хлоя. — Поедем поскорей!

— Они на работе, — сказал Колен.

— Ну и что? — сказала Хлоя.

Николя прибавил газу. Автомобиль мчался но растрескавшемуся шоссе под урчанье машин и бульканье плавящейся меди.

— Мы скоро выскочим на старую дорогу, — сказал Николя.

XXV

— Почему они так высокомерны? — спросила Хлоя. — Ведь работать не очень-то приятно…

— Принято считать иначе, — сказал Колен. — Работают по привычке, и как раз для того, чтобы не думать.

— Во всяком случае, выполнять работу, которую могут делать машины, полный идиотизм.

— Должен же кто-то делать машины, — сказал Колен.

— О, конечно, — воскликнула Хлоя. — Чтобы получить яйцо, нужна курица, но когда есть курица, можно получить не одно яйцо, а целую кучу. Следовательно, лучше начать с курицы.

— Надо бы узнать, что мешает выпускать машины. Вероятно, просто не хватает на это времени. Люди тратят все время на то, чтобы жить, а на работу у них не остается времени.

— А может быть, совсем наоборот? — спросила Хлоя.

— Нет, — ответил Колен. — Если бы у них было время сделать машины, они могли бы потом ничего не делать. Я хочу сказать, что они работают, чтобы жить, вместо того чтобы работать над созданием машин, которые дали бы им возможность жить, не работая.

— Это чересчур сложно, — заметила Хлоя.

— Нет, это очень просто. Конечно, такие перемены могут произойти только постепенно. Но когда подумаешь, сколько времени уходит, чтобы сделать то, что так быстро изнашивается…

— По-твоему, рабочие не предпочли бы сидеть дома, и целовать своих жен, и ходить в бассейн, и на танцы?

— Нет, — сказал Колен, — потому что они об этом не думают.

— Даже если они считают, что работать хорошо, разве они в этом виноваты?

— Нет, не виноваты, ведь им все твердят: «Труд священен, работать хорошо, это благородно, труд превыше всего, и только трудящиеся имеют право на все». Но при этом общество организовано так, что они работают все время и просто не успевают воспользоваться своими правами.

— Выходит, они глупые?

— Да, глупые, — сказал Колен, — поэтому и согласны с теми, кто им внушает, что нет ничего выше труда. Таким образом, они ни о чем не думают и не стараются освободиться от бремени такой работы…

— Давай поговорим о чем-нибудь другом, — предложила Хлоя. — Я от этого устала. Скажи мне лучше, нравятся ли тебе мои волосы…

— Я тебе уже говорил…

Он посадил ее к себе на колени. И снова почувствовал себя совершенно счастливым.

— Я тебе уже говорил, что люблю тебя и в целом и в частностях.

— Тогда переходи к частностям, — сказала Хлоя и с гибкостью змейки нежно к нему прильнула.

XXVI

— Простите, месье, но не угодно ли месье здесь остановиться? — спросил Николя.

Машина затормозила у придорожной гостиницы. Шоссе было уже хорошим, с гладким покрытием, испещренным солнечными бликами, которые так эффектно выглядят на рекламных фотографиях, а по обе его стороны раскинулся прекрасный ландшафт: деревья правильной цилиндрической формы, свежая травка, освещенная солнцем, коровы, пасущиеся на луговинах, источенные червячком ветхие ограды, живые изгороди из цветущей жимолости, яблони, усыпанные яблоками, желтые листья, собранные в аккуратные кучки, кое-где снежные овраги, для разнообразия — пальмы, мимоза, а в саду гостиницы — северные сосны и еще вихрастый огненно-рыжий мальчишка, который гонит по дороге двух овец и одну пьяную собаку. По одну сторону шоссе дул сильный потер, по другую же ветра не было вовсе — каждый выбирал то, что ему нравится. Тень отбрасывали не все деревья, а лишь некоторые, и только в одной из канав квакали лягушки.

— Да, давайте здесь остановимся, — ответил Колен. — Все равно до юга нам сегодня уже не добраться.

Николя распахнул дверцу и вылез из машины. На нем был красивый шоферский костюм из свиной кожи и элегантная кожаная каскетка. Он отошел на два шага и оглядел автомобиль. Колен и Хлоя тоже вышли.

— Наш экипаж, увы, не блещет чистотой, — сказал Николя. — Ведь мы ехали по такой грязи.

— Не важно, — сказала Хлоя. — В гостинице мы попросим, чтобы его помыли…

— Пойди узнай, есть ли у них свободные номера, — сказал Колен. — И не грозит ли нам здесь смерть от голода.

— Слушаюсь, месье, — ответил Николя и приложил два пальца к козырьку каскетки, словно нарочно стараясь вывести Колена из себя.

Он толкнул калитку из вощеного дуба и нервно вздрогнул, когда ладонь его прикоснулась к обтянутой бархатом ручке. Гравий захрустел у него под ногами, затем он поднялся по ступенькам каменной лестницы и исчез в вестибюле.

Жалюзи на окнах были опущены и внутри не доносилось ни звука. Солнце подпекало упавшие в траву яблоки, и из них прямо на глазах проклевывались новорожденные зелененькие яблоньки, которые тут же зацветали и начинали плодоносить крохотными наливными яблочками. Яблоньки третьего поколения выглядели уже зелено-розовым мхом, и с них то и дело сыпались на землю яблочки-бусинки.

Несколько стрекозлят зажужжали на солнышке, предаваясь невнятным забавам, одна из которых заключалась в быстром волчковании на месте. На ветровой стороне шоссе какие-то злаки волнами склоняли колосья и гудели под сурдинку, а первые палые листья с тихим легким шелестом прилежно учились летать. Стайка жуков, трепеща крыльями, пыталась лететь против ветра с глухим бульканьем, подобным плеску плицев колесного парохода, который поднимается вверх по реке к Большим озерам.