Тереза Тур - Выбрать свободное небо Страница 13

«Спит или не спит?» — гудел Интернет. Там народ разделился на два лагеря. Его фанаты считали, что нет, не спит. Зачем ему такая немолодая, обремененная двумя детьми, недостойная его красоты женщина? Ее поклонники считали, что это он, конечно, ее недостоин, но роман между ними есть.

Как доказательство цитировали интервью ее супруга — профессора Александра Иванова. Когда ему под нос сунули диктофон и спросили, что он думает про роман своей жены с самым красивым мужчиной российского кинематографа, профессор не сдержался. Он не просто далеко послал журналистов, но и добавил кое-что от себя… Вот этот поток ненависти и приводили в пример почитатели таланта Терезы.

Сама она в последнее время не могла заснуть — если спала, то странными урывками. Не могла писать — слова в текст не складывались… Не могла думать. Она чувствовала отголосок своей вины, свою увлеченность этим человеком. Тереза ловила себя на мысли, что в общении с мужчиной для нее стал возможен вариант, когда ее внимательно слушают — потому что она интересна. Заботятся о ней — потому что она потеряла перчатки — и не занудствуют по поводу ее безалаберности. Хохочут над ее сыновьями, а не ругаются с ними по поводу и без. Получается, что жизнь можно было прожить и по-другому. Хуже… лучше… неважно. Но по-другому.

Когда у Терезы начали наконец слипаться глаза, за окном стало светлеть. Неотвратимо приближалась столица. И почему она всегда ездит в Москву ночными поездами — при том, что это никак не оправдано? Неудобно, выматывает, добраться можно значительно быстрее — а гляди-ка, привычка!

Она выползла на перрон в шесть утра, раздавленная свинцовыми мыслями и бессонной ночью.

— Доброе утро, Тереза Ивановна, — раздался знакомый голос.

Она помотала головой, в первую секунду испугавшись, что он ей уже мерещится. Не помогло. Владимир действительно находился на перроне перед вагоном и держал в руках роскошный букет цветов. Это были ее любимые кремовые розы.

«Угадал? Узнал?», — забилась в голове непрошеная мысль.

— Здравствуйте, Владимир Александрович! — ей ничего не оставалось, как поздороваться с ним. — Какими судьбами?

— Да вот узнал, что вы приезжаете, и решил встретить…

«Убью секретаршу, — подумала Тереза. — Замечательно: лицо у меня пылает, руки трясутся. Красота!»

— Вы позволите? — он протянул руку, чтобы взять у нее сумку.

— Да, спасибо, — она рассеянно отдала ему вещи и забрала букет. Привычно прижалась к цветам лицом — он с таким вниманием посмотрел на это, что она смутилась.

— Куда изволите? — шутливо поклонился он. — Вас везти на тот же адрес, к Патриаршим прудам?

— Да, я планировала остановиться у Лены. Помните мою родственницу, она еще с супругом приходили к вам на спектакль? Они отбыли во Вьетнам, но ключ мне оставили, как обычно. Знают, что я гостиниц не люблю.

— Отлично, — они подошли к его машине. Владимир поставил сумку на заднее сидение, открыл перед ней дверь. Тереза оказалась так близко… Слишком близко. Невозможно близко. Он вдохнул запах теплой кожи, горьковатых духов… и не удержался. Все благие намерения, в существовании которых он столь усердно себя убеждал, оказались забыты и отброшены. Владимир взял ее за плечи, притянул к себе:

— Я скучал, — выдохнул он и прижался к ее губам. Все заволокло туманом. Время на площади у Трех вокзалов милосердно замедлило свой бег… К сожалению, не застыло навечно — так не бывает.

Они очнулись разом, словно вынырнули из-под толщи воды. Оглушенные, потерявшие ориентиры в пространстве времени, не понимающие, что делать дальше.

Владимир осознавал, что получилось глупо — он не планировал этой вспышки, но ему стало не по себе, когда он увидел панику, заплескавшуюся в глазах Терезы. Так смотрят в глубину пропасти, когда летят туда, вниз, когда с каждой секундой увеличивается скорость падения…

— Садитесь в машину, — сгорая от неловкости, немного резко сказал он и открыл перед ней переднюю дверь машины. Владимир внезапно испугался, вдруг Тереза побежит от него прочь.

Они молча ехали по московским проспектам. Зубов ожидал сцены, гневных восклицаний, едко-ироничных отповедей. Но Тереза сидела, сжимая розы неподвижными пальцами, и смотрела в окно. Через несколько перекрестков он не выдержал молчания, остановил машину на обочине, схватил ее руки в свои — они, конечно же, были ледяными, — и стал целовать:

— Поедем ко мне. Пожалуйста.

Да что такое! На самом деле ему хотелось ее успокоить, приободрить. Может быть, попросить прощения — понять бы еще за что… Но вырвалось это. И получилось как-то не очень.

Она помолчала, а потом спокойно произнесла:

— Откройте, пожалуйста, двери, Владимир Александрович.

— Тереза!..

— Будьте так добры, — отвернулась она, пытливо разглядывая что-то в окне.

— Тереза, давай поговорим.

— К сожалению, говорить нам не о чем. Хорошего вам дня.

Он нажал кнопку, и двери разблокировались.

— Но ты не можешь отрицать, — закричал он, пока она забирала сумку с заднего сидения, — что между нами что-то происходит! Не придумал же я все это сам!

— Нет, — она вдруг посмотрела ему в лицо, — не придумал. И нет, я ничего отрицать не буду. Вопрос в другом — как теперь мне с этим жить.

И она ушла.

Владимир даже не переживал. Все произошло так, как должно было произойти. Он спокойно отправился по своим делам, потом, вечером, блистательно отыграл спектакль. Послушал возмущенную речь режиссера о том, что «эта странная женщина» позвонила в шесть тридцать утра, когда все приличные люди спят, и сообщила, что осталась дома и в Москву не приедет. Потом Владимир поехал домой. И напился.

Глава двенадцатая

Когда Тереза была в таком огнедышащем состоянии, никто и ничто не могло ей сопротивляться. Она ворвалась в квартиру через шесть часов после встречи с Зубовым. Билеты для отъезда за границу и отель забронировала еще в поезде — благо в Тунис, куда она решила отбыть, не требовалась виза, а туроператор изыскал ей горящую путевку. Тогда же созвонилась с тренером Якова и поставила его перед фактом, что сына неделю не будет. Тот, услышав ее голос, не стал даже спорить. «Хорошо-хорошо», — ответил и Яков, перезвонивший тут же узнать, в чем дело. Мать сообщила, что они уезжают на неделю — и подробностей не будет. Иван беспокоить родительницу и не стал вовсе. Ему было достаточно фразы брата о том, что мама, кажется, сильно не в себе… Александру было велено отчитать свои лекции и прибыть в Тунис в такую-то гостиницу не позднее, чем через два дня. Выяснять, почему такая срочность, он не стал.

Так что на следующий лень она с детьми очутилась в Тунисе, где был белоснежный песок и спокойный роскошный отель. Скоро к ним присоединился муж. Неделя пролетела быстро: масса впечатлений, красивая страна. Развалины Карфагена, путешествие на верблюдах, извилистые улочки старого города, французский язык. А главное, плюс-минус четыре тысячи километров до Владимира. До ее нелепо и неожиданно вспыхнувшего влечения…

Конечно, по прошествии пары дней ей удалось уговорить себя, что это все случайность. Случайность — и следствие яркой неудовлетворенности. Отношения с мужем последние несколько месяцев оставляли желать лучшего, получалось так, что они избегали друг друга и в постели. К сожалению, их ссоры не приводили к бурной сексуальной разрядке, приносящей удовлетворение обоим. Тереза после очередного скандала не хотела даже случайно касаться супруга, не говоря уже о том, чтобы заниматься с ним любовью.

Она всегда поражалась тем семейным парам из числа их знакомых, которые умудрялись мириться в постели, которым скандал был необходим для того, чтобы почувствовать всю гамму чувств, как в первый раз… Которые, скорее всего, и ругались лишь для того, чтобы потом бурно примириться… К сожалению, они с Александром так не умели.

Сейчас же, далеко от дома они словно вернулись обратно в те благословенные времена, когда были друг для друга всем: любовниками, собеседниками, друзьями. Получилось так, что здесь, вдали от их настоящей жизни, они нашли вдруг себя… Они были счастливы. Дети были счастливы. Даже Яков не бурчал, что его сорвали со сборов.

Тереза же мечтала. Ей безумно хотелось привезти отсюда, из Африки, из жарких страстных ночей, ребенка… Непременно девочку. Удивительно похожую на нее. Тереза буквально видела ее наяву: белокурые локоны, зеленые глаза, смешная счастливая мордашка…

Когда Тереза сообщила об этом мужу в ночь перед отъездом, он как-то странно и диковато взглянул на нее и произнес со странной интонацией:

— Тебе не кажется, что у меня… у нас… детей достаточно.

Потом было возвращение в Питер, который за эту неделю вдруг успел стать весенним. Исчезли кучи снега на улицах, ветер перестал выдувать из тебя душу при выходе из дома. Люди сняли темную зимнюю одежду и нарядились в яркие куртки.