Григорий Чхартишвили - ОН. Новая японская проза Страница 13

Знай я, что, свалившись с пятого этажа, останусь целой и невредимой, с удовольствием уселась бы верхом на Диппи. Как было бы здорово, сидя у него на голове, прокатиться по полю до самых гор. Если глядеть с высоты, многое кажется красивее. На ходу Диппи качает шеей из стороны в сторону, и все вокруг качается… Боюсь, что у меня бы закружилась голова… И все-таки я единственная в мире девочка, которая может прокатиться на диплодоке!

Среди домашних животных у динозавров есть одно преимущество. Они живут долго. Мой Диппи наверняка проживет не меньше ста лет. Даже состарившись, я буду по-прежнему кормить его сеном. Если к тому времени мне будет не на что купить сена, не исключаю, что придется пойти на что-нибудь нехорошее. Хотела бы я знать, многое ли прощается несчастной старушке…

По трассе Тохоку ехать легко. Когда двигаешься на север, кажется, что лежащая впереди местность притягивает к себе машину. Выезжая из Токио, то же самое чувствуешь и на всех других дорогах, но из-за пологости подъемов и малой кривизны на северном направлении это чувство особенно сильно. Проезжаешь через центр города, мчишься по столичной магистрали, проложенной вдоль речной поймы, оставляя за собой беспорядочное нагромождение улочек, — и вот уже ты посреди широкой зеленой равнины. И дальше машина уже катит по просторам, на которых почти не видно гор. Это ли не удовольствие!

Все-таки хорошо, что я отказался от поезда и поехал на машине, подумал Фумихико. Четыре часа сидеть в обществе незнакомых людей, уставившись друг на друга — этого он не любил. Когда ты в автомобиле, прочие люди отдалены от тебя минимум метров на тридцать, да и лиц их не видишь. На скоростных трассах люди прячутся в машинах. Соблюдают дистанцию, а свои намерения выражают лишь с помощью мигающих фар и переключения скоростей. После долгой езды, свернув в сервисную зону, невольно поражаешься тому, что на дороге было так много живых людей.

Когда он покидал Токио, шел сильный дождь, но на подступах к Насу перестал. И пока он отдыхал, вырулив машину на парковку Абукума, небо очистилось. Было бы хорошо сейчас позвонить Канне и сообщить, как далеко он заехал. Когда один ведет машину, а другой следит по карте за его передвижением, может получиться неплохая игра в реальном времени. А если пользоваться не только картой, но предварительно узнавать еще и прогноз погоды в пункте назначения, игра будет еще интересней. На этом этапе задача у Канны была бы по телефону разузнать прогноз погоды для городов Корияма, Сэндай и Мориока. Таким образом она могла бы на практике усвоить, как сильно вытянут в длину Японский архипелаг и как далеко простирается воздушный фронт, формирующий погоду. А если еще установить на машине термометр и барометр, получится отличный урок по метеорологии. Для разделенных многими километрами отца и дочери лучшего развлечения не придумать.

Но в это время Канны нет дома. Она в школе, изучает применение тригонометрических функций, построение причастных конструкций в английском языке, деяния первых японских императоров и преамбулу конституции. Или же расспрашивает подруг об их сердечных страданиях. Или же пускает по кругу блокнот с шаржами на бездарных преподавателей. Или ест шоколад. Позже идет на тренировки. Похоже, у них в школе спорту уделяют больше внимания, чем учебе. Напряженные тренировки длятся с того времени, когда тусклые лучи послеполуденного солнца проникают через высокие окна спортивного корпуса, и до того момента, когда, подняв глаза на вспыхнувшие плафоны, вдруг замечаешь, что на улице уже совсем темно. Когда же тренировки заканчиваются, девочки испытывают особую гордость оттого, что столько часов потратили, разминая свое тело, этот неподатливый глиняный ком.

Потом, по дороге на станцию, покатываясь со смеху от самых пустых шуток, девочки заходят в какую-нибудь лавку перекусить. Этот обычай тоже можно считать частью тренировок, своего рода психологическим тренингом. Только после этого они расходятся по домам. Канна возвращается домой одна, готовит неприхотливый ужин, ест в одиночестве, глядя в телевизор, принимает ванну и, немного позанимавшись, ложится спать. Может быть, допоздна болтает с кем-нибудь по телефону. Мытье волос она оставляет на утро. Вот и весь день. Устоявшийся распорядок.

Только выехал из Абукумы, как впереди показались горы. Один ландшафт сменяет другой, будто вырастает изнутри описываемой дорогой дуги. Делаешь поворот, взбираешься на холм, гонишь машину, как будто предвкушая впереди что-то новое, — но там опять только уходящие в бесконечность повороты и холмы. То здесь, то там мелькают щиты с указателями местности. Но в этих указателях нет ничего конкретного. Налево — ответвление дороги, вот и все. А поскольку в окружающем пейзаже также отсутствует какое бы то ни было своеобразие, в памяти вообще ничего не остается.

Движения тела и работа мозга делаются все более автоматическими, чувствуешь, как постепенно сужается поле зрения. Вести машину посередине полосы, держать скорость на ста десяти километрах, соблюдать дистанцию с идущими впереди машинами, а если она слишком сократится, решить, сбавлять скорость или обгонять, — заложив в себя такую программу, только и остается, что следить за тем, как с каждой минутой пункт назначения приближается на десять километров. Когда усталость одолевает и в голове уже нет ничего, кроме этой программы, когда, дойдя до предела, сознание начинает затуманиваться, сворачиваешь в сервисную зону. Идешь в туалет. Потом пьешь кофе из бумажного стаканчика, разминаешь спину. Немного прохаживаешься. Это тоже программа.

Порой люди будто бы не замечают удовольствия, которое испытывают, выполняя какую-нибудь заданную программу. На самом деле они только не находят слов, чтобы его выразить. Повторяя одни и те же движения, возделывать поле, чтобы время убывало по мере того, как убывает доля невозделанной пашни, или шагать за стадом коров, тянущихся во след вожаку, и присматривать, чтобы они не слишком разбредались, чтобы волки и дикие собаки держались в отдалении. Каждый день производить сто — двести изделий-близняшек. Упражнять свое тело, повторяя одни и те же движения. Во всем этом есть свое счастье. Взять хотя бы Канну: вольные упражнения, бревно, разновысокие брусья, конь.

В Сэндае он передал управление двум, подсевшим к нему сотрудникам филиала фирмы из отдела обслуживания, и в тот же вечер, приехав в Мисаву, остановился на ночлег. На следующее утро, пока эти двое занимались обычным осмотром и отладкой автомобиля, он выслушивал отзывы ответственных на месте об эксплуатации поставляемого его фирмой оборудования. Во второй половине дня прочел доклад о новейших технических достижениях и намечающихся тенденциях. О том, насколько благодаря цифровым технологиям передающие устройства стали лучше защищены от внешних шумов и возмущений. В качестве самого яркого примера он привел систему связи беспилотных исследовательских спутников, выведенных на орбиту для изучения внешних планет. Стоя перед доской, он давал подробные разъяснения. Какое неимоверное совершенствование всех технических характеристик необходимо для того, чтобы на расстоянии в несколько сот миллионов километров передавать без потерь большие объемы информации! Результаты уже сейчас налицо в самых разных областях. Затем Фумихико перешел к тому, что составляло его специализацию, а именно — к центральному компьютеру, объединяющему управление всеми передающими устройствами.

В одинадцать часов ночи, вернувшись в гостиницу, он попробовал позвонить. Канна, должно быть, уже спала, потому что взяла трубку только после седьмого гудка и, выражая свое недовольство, отвечала короткими фразами. Все нормально, что такого может случиться? Охота надоедать бестолковыми страхами. Кипятком не обожглась, школьный автобус с обрыва не свалился. И хулиганы на улице не избили. Ты волнуешься всего лишь в соответствии с программой под названием «родительские страхи». И если по мере моего взросления не научишься программу обновлять, выговаривала она ему, так и будешь трястись надо мной, как над младенцем. Как же назвать эту следующую программу отношений с Канной? — смутно пронеслось у него в голове, после чего, поддавшись опьянению, он уснул.

На следующий день, возвращаясь, он видел ровно то же, что накануне. Втроем доехали до Сэндая, там он заглянул в филиал и после обеда расстался со своими спутниками. Когда, покончив со всеми делами, выехал на скоростную магистраль, было уже два часа. Вскоре он почувствовал, как тело начала сковывать усталость. В Фукусиме, в районе Иидзаки, он взглянул на указатель и совсем пал духом — впереди еще двести пятьдесят километров. Может, простудился? Голова была тяжелой. Словно наполнена туманом. Мелькающие перед глазами за лобовым стеклом красные огни задних фар других машин напоминали видеоигру. В самом деле, в зависимости от его манипуляции рулем и педалью акселератора красные огни сдвигались из стороны в сторону, удалялись и приближались, но все это казалось совершенно нереальным. Как будто по ту сторону стекла был лишь пронизанный потоками электронов вакуум. За которым — интегральные схемы и электропровода. Даже если он допустит ошибку, картинка погаснет, а на экране высветится надпись «игра окончена» с суммой заработанных очков, только и всего. Невозможно вообразить, что в случае аварии машина ударится во что-то твердое, реально существующее, и этот удар передастся его телу. Невозможно поверить, что по ту сторону машины — настоящее шоссе. Он всего лишь играет в игру, сидя в тесной, стилизованной под автомобиль кабинке.