Давид Гроссман - Кто-то,с кем можно бежать Страница 13

Толстый мужчина, беловолосый и краснолицый, поднял шум за одним из столов в центральном зале. Сердился на Самира, что подал ему вино недостаточно охлаждённым, кричал, что Самир дурак и невежда. Лея моментально кинулась туда, как львица на защиту детёныша.

– А ты кто такая? – процедил мужчина. – Я требую хозяина ресторана!

Лея скрестила крепкие руки на груди:

– Это я. В чём проблема, господин?

– Ты что, смеёшься надо мной?

Тамар почувствовала, как все её внутренности застыли от обиды за Лею.

– Что такое, – сказала Лея совершенно спокойно, только губы её побелели, и длинные шрамы на щеке сильнее выделились, – может, вы и хозяина ресторана хотите выбрать из меню?

Мужчина покраснел ещё сильнее. Глаза его вылезли из орбит. Полная дама рядом с ним, украшенная позолоченными цепями, успокаивающе положила руку на его предплечье. Лея, силой, которой не было у Тамар, сразу справилась с собой, успокоилась, послала Самира на кухню поменять вино, и сказала, что новое вино будет за счёт заведения. Толстый мужчина поворчал ещё немного и умолк.

– Какая свинья,– сказала Тамар, когда Лея вернулась.

– Я его знаю, – сказала Лея, – какой-то большой чин в армии, был когда-то генералом или что-то такое. Думает весь мир у него в кармане. Всё время скандалит, покупает склоки за деньги, – она быстро налила себе, и Тамар увидела, что её рука дрожит.

– К этому не привыкнешь, – призналась Лея со вздохом.

– Не смей его слушать! – кинулась Тамар утешать, как обычно. – Только подумай, что ты сделала в жизни и через что прошла, и как выбралась оттуда, и как ездила во Францию, одна, и три года училась там в ресторане, – Лея слушала её со странной смесью страсти и отчаяния, длинные шрамы на её щеке пульсировали, как будто по ним текла кровь, – и как создала это место, и всё своими силами, и как ты растишь Нойку, нет другой такой мамы на свете – так что тебе до болтовни этого ничтожества?

– Иногда я думаю, – проговорила Лея, – что если бы только был здесь какой-нибудь мужчина, кто-нибудь, кто схватил бы эту дрянь за шиворот и вышвырнул бы к чёртовой матери. Этакий Брюс Уиллис...

– Или Ник Нолта, – засмеялась Тамар.

– Но чтоб внутри был нежным! – подняла Лея палец. – Чтоб был душка.

– Такой Хью Грант, – воскликнула Тамар, – который будет тебя любить и баловать.

– Нет, ему я не верю. Красавчик. Ты тоже держись от таких подальше. У тебя к ним слабость. Я заметила. Мне, – засмеялась Лея, и сердце Тамар расширилось от гордости, так как она снова спасла Лею от депрессии, – мне нужен Сталоне, но внутри с начинкой Харви Кайтела? Это его мы видели в "Дыме"?

– Таких не бывает, – вздохнула Тамар.

– Обязан быть, – сказала Лея, – тебе тоже нужен.

– Мне? Мне сейчас совсем не до того, – не было у неё сил на это. Каждая мысль о любви, о близости была для неё сейчас опасна. Лея смотрела на неё и думала, зачем она так с собой поступает. Почему так губит себя в таком возрасте. И вдруг чуть не подскочила на месте, Боже мой, на этой неделе ей исполнится шестнадцать! Правильно? Или я ошибаюсь? Быстро сосчитала в уме, конечно, на этой неделе, а она ничего не говорит об этом, и она будет одна на улице, как можно, как... Лея чуть не сказала что-то, но Цион пришёл из кухни с десертом, и она только бросила:

– Что это вы все сегодня выходите один за другим?

Цион засмеялся:

– Это только в честь Тамар.

Тамар блаженствовала над мороженым с мёдом и лавандой и сожалела, что не может сделать запасы в своём теле и есть из них понемножку весь ближайший месяц. Вылизала до последней ложечки, и Лея, сама того не замечая, шевелила губами вместе с ней.

– Давай посмотрим, всё ли я поняла, – сказала она, – когда ты выходишь на улицу в первый раз?

– Думаю, сейчас, после еды, – сказала Тамар, и слегка вздрогнула, – это уже начинается.

– О, господи! – Лея не сумела сдержать тяжёлый вздох. – А когда ты мне позвонишь?

– Прежде всего, я никому не звоню весь этот месяц, – сказала Тамар, и с силой переплела пальцы, – а потом, примерно через месяц, где-то в середине августа, в зависимости от ситуации там, и если всё пойдёт как надо, я позвоню и скажу тебе приехать с "Жуком"[14].

– И куда я тебя повезу?

Тамар сдержанно улыбнулась:

– Когда это произойдёт, я тебе скажу.

– Ну, ты даёшь, – покачала головой Лея и подумала, хорошо бы, чтобы всё уже закончилось, и вернулась бы та, прежняя, Тамар.

Они встали и пошли на кухню. Тамар поблагодарила всех за особенный обед, обнялась и расцеловалась с поваром и поварихой, и с помощницами, и с официантами. Лея предложила поднять бокалы за здоровье Тамар, за удачу в долгой поездке, которая её ожидает. Они выпили. Все смотрели на неё с опаской. Она не была похожа на путешественницу. Она выглядела как перед операцией.

Тамар, голова которой начала кружиться от вина, всматривалась в тесную заполненную паром кухню, в любимые лица вокруг. Думала о многих часах, проведённых здесь, руках, до локтя погружённых в груду рубленой петрушки или наполняющих виноградные листья рисом, кедровыми орешками и мясом. Два года назад, в возрасте четырнадцати лет, она решила бросить школу и стать помощницей повара у Леи. Лея согласилась, и Тамар проработала там несколько недель, пока её отец не узнал, что она не ходит в школу. Он пришёл и кричал, и угрожал, что приведёт инспекторов из министерства труда, если Тамар ещё хоть раз покажется в ресторане. Тамар почти тосковала сейчас по той унизительной сцене: видеть отца таким настойчивым и решительным, борющимся за неё. Она вернулась к ненавистной учёбе, а с Леей встречалась только дома, когда приходила понянчить Ноу, свою любимицу. Но она не отказалась от мысли о кулинарии, потому что всё равно, думала она сейчас, на вторую её карьеру уже нет больших надежд.

Лея проводила её до выхода. В переулке витал тонкий аромат жасмина. Обнявшаяся пара прошла мимо них, покачиваясь и смеясь. Они взглянули одна на другую и пожали плечами. Когда-то Лея учила её, что у каждой пары есть тайна, которую только они чувствуют. Если нет тайны – это не пара.

– Послушай, мами, – сказала Лея, – не знаю, как тебе это сказать, но всё же. Не сердись, ладно?

– Сначала послушаю, – сказала Тамар.

Лея скрестила руки на груди:

– Если хочешь, я могу избавить тебя от всей этой суеты, минутку, дай мне закончить...

Тамар подняла брови и промолчала, но она уже поняла.

– Смотри, один телефонный звонок кому-то, кто меня ещё помнит с тех пор. Это для меня не проблема. – Тамар подняла руку, останавливая её. Она знала, чего стоило Лее вырваться из её прежнего мира и избавиться от всего, что её притягивало – от наркотиков и от людей – и хорошо помнила, как Лея сказала ей однажды, что каждый контакт с тем миром может втянуть её снова.

– Нет. Спасибо, – но предложение очень растрогало её.

– Я только позвоню кому-то, – продолжала Лея, стараясь говорить с энтузиазмом, – я уверена, что тот, о ком я думаю, знает этих твоих паразитов. В течение часа он будет там с двумя десятками ребят, нападёт неожиданно и вытащит тебе его оттуда.

– Спасибо, Лея, – ей нельзя было даже думать об этом, соблазн был велик.

– Есть люди, которые только и ждут, что я у них о чём-то попрошу, – подавленно сказала Лея, глядя в пол.

Тамар обняла её, доставая ей до груди, прижалась.

– Какое огромное у тебя сердце, – сказала тихо.

– Да? – спросила Лея сдавленным голосом. – Жаль только, что сисек почти нет. – Она обняла, обвила руками маленькое худое тело. С жалостью потрогала выступающие лопатки. Они долго стояли обнявшись. Тамар думала, что это её последнее объятие перед дорогой, и Лея почувствовала это или догадалась и постаралась всеми силами, чтобы это было самое лучшее и большое объятие, материнское и даже отцовское.

– Ты только береги себя, – беззвучно проговорила Лея над головой Тамар, – там, уж я-то знаю, некому будет тебя беречь.

Не доходя до центральной улицы, Тамар остановилась. Из-за угла последнего в переулке дома окинула улицу испуганным, сомневающимся взглядом. Осматривала арену своих действий и не в силах была ступить на неё, как актриса или певица, которая за мгновение до начала премьеры смотрит со страхом через дырку в занавесе, гадая, что ждёт её сегодня перед ними.

И вдруг – одиночество, страх, жалость к себе – и вопреки всему, что так тщательно планировала в течение двух месяцев, с каким-то даже разочарованием в себе, села в автобус и как была, без волос, в лохмотьях, среди бела дня приехала и вошла во двор своего дома, молясь о том, чтобы никто из соседей не увидел, и чтобы садовница сегодня не работала, и понимала, что даже если увидят – не узнают.

Как только открыла ворота, почувствовала, что воздух вокруг неё нагревается и оживает в вихре, большой, жизнерадостный ком любви, покрытый золотистой шерстью, бросился к ней, большой, горячий и шершавый язык прошёлся по её лицу, минута удивления и лёгкого замешательства, но какое облегчение, чувство настоящего спасения: в мгновение ока собака узнала её запах, её суть.