Айрис Мердок - Ученик философа Страница 13

Вошел Брайан, подошел к газовой плите и заглянул в одну из сковородок, подняв крышку и тут же с лязгом опустив ее на место. Он вперил взгляд в священника, который, однако, не повторил вопроса, а вместо этого спросил:

— Почему профессор Розанов решил нас навестить?

— Лично меня он навещать не собирается. Кто его знает — артрит, водолечение…

— Вы не знаете, где он собирается остановиться?

— Без понятия. Может, в Королевском отеле.

(Королева Виктория побывала в Эннистоне в пору строительства Виктория-парка и посетила Институт, где принц-кон-сорт похвалил воды и упомянул Баден-Баден.)

— Он здесь не был с тех пор, как его матушка умерла, — сказала Габриель, — но говорят, он приезжает насовсем, выйдет на пенсию и поселится тут.

— Что он за человек?

Их разговор почти тонул в шуме телевизора из соседней комнаты.

— Розанов? Шарлатан. Знаете, что такое шарлатан — фальшивка, притворщик, фокусник, любитель совать нос в чужие дела, который прикидывается, что может…

— Да не кричи ты, — воскликнула Габриель и побежала выключать телевизор.

Священник откланялся.

Немного времени спустя Габриель и Брайан все еще говорили про Джорджа, Стеллу и Алекс.

— Оставь ты эту затею со Слиппер-хаусом, — сказал Брайан, — Алекс нас никогда туда не пустит. Кроме того, жить у нее под носом было бы просто ужасно.

— Мы будем ходить через заднюю калитку…

— Оставь.

— Я хочу жить в этом доме!

— Ты такая корыстная. И еще ты думаешь, что Алекс проматывает наше наследство.

— Эти ее выходки…

— Не надо так думать, это очень зло и мелочно.

— Я знаю!

— Стоит Алекс разбить чашку, и ты уже вздрагиваешь.

— Она вечно пользуется лучшими сервизами, и она такая неосторожная.

— Ну и что, это же не твои чашки и, скорее всего, никогда твоими не будут. Она все оставит Джорджу. Ты же знаешь, что мы и пальцем не шевельнем.

— Она могла бы и спросить нас, когда продавала Мэривилль.

Мэривилль был дом у моря.

— От него одна головная боль была: то сухая гниль, то заберется туда кто-нибудь…

— Если ты когда-то жил у моря, то потом просто ездить туда — уже совсем не то; там такое красивое побережье, а теперь на него грустно смотреть.

— Ну вот опять — только и думаешь, что про недвижимость!

— Алекс же не пользуется Слиппер-хаусом. В прошлом году в это же время я видела ее рисовальные принадлежности, они уже много лет лежат точно так же.

— Может, она там медитирует, это совершенно не наше дело, ради бога. Попробуй представить себе, каково ей живется. Тебе этот дом не нравится.

— Нравится, он же наш, но он такой маленький.

— Вот в чем твоя беда — ты так и не привыкла, что ты из бедных Боукоков.

Ветви рода, к которой принадлежала Габриель, почему-то не досталось семейных денег.

Габриель засмеялась.

— Может, и так! Но нам не хватает места. Если еще и Стелла тут будет…

— А ей обязательно тут быть?

— Думаю, да.

— Она к нам не поедет.

— Я с ней опять поговорила, очень тактично. Думаю, она боится возвращаться к Джорджу.

— Мужья и жены часто друг друга лучше понимают, чем кажется сторонним доброжелателям.

— Как бы там ни было, ей нужен перерыв.

— Ты, кажется, хочешь, чтобы она ушла от Джорджа.

— Она все думает, что может его исправить, постоянно высматривает какие-то мелочи, признаки улучшения…

— Это любовь.

— Это самообман.

— В каком-то смысле, — сказал Брайан, — это не может быть самообманом.

— Я думаю, на самом деле Джордж ее ненавидит.

— Она в это никогда не поверит.

— В том-то и беда. Подумай, как ужасно они живут, а у Джорджа еще и любовница есть. Я считаю, Стелле нужно время, чтобы все обдумать. Она все еще в шоке, в какой-то прострации.

— Стелла в прострации? Не может быть! — Брайан всегда восхищался Стеллой.

— Ты знаешь, Джордж так и не зашел ее навестить после первого дня.

— Джордж — демоническая личность, вроде Алекс, — сказал Брайан, — Он решит, что это очень стильно — не приходить, а против стиля не попрешь.

— Ты все время намекаешь, что он глуп.

— Он пошл, страшно вульгарен, вроде Яго.

— Вроде… ну ты скажешь! Но в Алекс нет ничего демонического, она стала намного тише, просто затворница, я даже беспокоюсь за нее.

— Как ты любишь беспокоиться за всех подряд. Алекс просто не хочет видеть, как одряхлели ее знакомые. Она себя видит жрицей, все играет femme fatale[17] и воображает, что мужчины в нее страстно влюбляются.

— Надо полагать, они и влюблялись. Ведь Робин Осмор был от нее без ума?

— Толпами. Но то было сто лет назад. И это не Робин Осмор был от нее без ума, а его отец. Ты понимаешь, какая она старая?

— Она не выглядит на свои годы.

— Мне страшно хочется увидеть то время, когда Алекс превратится в бедную старушку, жалкую, выжившую из ума, нуждающуюся в присмотре, но я не дождусь.

— Когда дождешься, тебе это совсем не понравится.

— Я буду прыгать от радости.

— Не будешь. Ты ею гордишься, вы все ею гордитесь. В ней есть что-то от гувернантки, что-то от grande dame[18], и это стержень, опора для вас всех.

— Ну ладно, это дело тонкое и очень личное. Только не жди, чтобы я ее любил.

— Ты должен поговорить с ней про Джорджа, у меня ничего не выйдет. Я правда думаю: нам надо взять на себя какую-то коллективную ответственность за Джорджа.

— Женщины вечно пытаются исправлять мужчин, спасают их от самих себя, или помогают им найти самих себя, или еще что-нибудь такое.

— Я сказала: коллективную ответственность…

— Джорджа нужно лечить электрошоком, удалить ему часть мозга.

— Я не представляю, как он живет с самим собой.

— Стелле надо бы его отправить в Японию. Там ему будет хорошо, там одни сплошные Джорджи.

— Он, должно быть, живет как в аду.

— Джордж? В аду? Ничуточки. Он считает, что это мы виноваты.

— Ну, мы отчасти виноваты, потому что говорим о нем плохо, мы обратились против него, бросили его.

— Я говорю, он винит нас, весь мир, всё, кроме самого себя. У него хронически больное тщеславие, вселенская злоба, зависть космических масштабов. Он всегда вел себя так, словно его злостно обманули, недодали, украли что-то.

— Надо полагать, он чувствует себя виноватым.

— Это не вина, а стыд — потеря лица. Наверняка он больше переживает из-за того, что у него отобрали права, чем из-за того, что чуть не убил свою жену. Все злое, плохое в себе он немедленно приписывает своим врагам, окружающим. Он уже потерял всякую связь с реальностью.

— Он не уверен в себе.

— Надо полагать, Гитлер тоже был не уверен в себе!

— Ты безумно преувеличиваешь. Все говорят, Джордж буен и опасен, но мы же не знаем обстоятельств, это все с чужих слов. Я думаю, его не любят, потому что он необычный человек, а это пугает. Люди его боятся, потому что он невежлив!

— Он, конечно, не утруждает себя тонкостями этикета, но это лишь симптом. Джордж всех ненавидит. Глядя на него, начинаешь понимать, что за люди террористы.

— Неужели тебе его не жалко? Ты думаешь, он хоть на день, хоть на миг может забыть Руфуса?

— Потеря сына — потеря лица.

— Как ты можешь…

— Наверняка он сам спихнул его с лестницы в приступе гнева, а потом убедил себя, что это Стелла во всем виновата.

— Брайан, не говори так. Другие говорят, я знаю, но ты-то, пожалуйста…

— Ну прости меня, ты права, не плачь, ради бога, чего ты плачешь?

У Габриель вечно были глаза на мокром месте. Вот и сейчас она чуть не разрыдалась. Ее счастье невероятно омрачали все эти страхи, воображаемые потери, страшные, безумные картины. Если бы Руфус остался в живых, он был бы ровесником Адаму. У нее появилась фантазия, что Джордж убьет Зеда. Потом — что он убьет Адама.

Брайан не знал, о чем она думает (конечно же, она не делилась с ним такими безумными фантазиями), но примерно представлял. Он погладил ее по руке, мокрой от слез.

— Ну ладно, ладно. Дело не в Руфусе, ты же знаешь. Джордж и в детстве был чудовищем.

— Ты тоже, я знаю.

— Он с таким удовольствием топил котят.

— Не рассказывай!

— Ну, их все равно надо было утопить. Нечего об этом плакать.

— Я все-таки думаю, что Розанов может ему помочь, — сказала Габриель, осушив слезы, — Ты ведь на самом деле не думаешь то, что ты про него сказал отцу Бернарду?

— Нет, конечно. Это я только твоему жуткому дружку так сказал!

— Я думаю, он совсем не из-за Джорджа приходил, а из-за Розанова.

— Это, конечно, большая разница.

— Джордж уважает Розанова, он его послушает. Ведь он тогда аж в Америку поехал, чтобы с ним повидаться.