Олег Рой - Эдельвейсы для Евы Страница 13

– Месяца на два, а то и на три.

– Ну, конечно! За это время ты уже сто раз из Германии вернешься…

Я недоуменно поглядел на сестру:

– Из какой еще Германии, о чем ты?

Виктория ахнула:

– Господи, я ведь еще не рассказала тебе про письмо! Совсем из головы вон! Слушай, братик, у меня же для тебя потрясающая новость! Да, а у тебя загранпаспорт, надеюсь, есть?

– Есть, а что?

– Сейчас я тебе такое расскажу – ахнешь! Оказыва…

И тут зазвонил телефон. Я бросился к аппарату, в спешке задел его, и он с грохотом полетел на пол. Когда я, наконец, нащупал трубку и судорожно прижал ее к уху, там раздавались короткие гудки. Я громко выругался. Виктория успокаивающе положила руку мне на плечо.

– Не волнуйся. Сейчас перезвонят. Если это они, то, поверь, они тоже в этом заинтересованы.

Она оказалась права. Тут же снова раздался звонок.

– Да! Слушаю!

– У тебя под машиной стоит коробка, – сказали на том конце провода и отключились.

– Алло, алло, какая коробка?!! Мать твою, трубку повесили!..

– Это они?

– Да! – я уже был в прихожей.

– Герман, ты куда? Можно мне с тобой?

– Нет, сиди, я скоро!

Мой «Форд» был заблокирован новенькой «Шкодой-Фелицией» и допотопной «Волгой». Я кое-как протиснулся между ними и заглянул под днище своей машины. В темноте действительно что-то белело. Я спешно достал коробку и торопливо открыл ее. Внутри была видеокассета.

Перешагивая через две ступеньки, я сокращал расстояние. Спешка подвела: я споткнулся, растянулся во весь рост и уронил коробку. Кассета выпала и поскакала вниз по ступенькам. Я не на шутку перепугался – а ну как она разобьется? Пулей метнулся вниз, поднял кассету (кажется, цела, слава тебе, Господи!) и дальше нес уже аккуратно, прижимая к груди, как сокровище.

– Что? – испуганно встретила меня Виктория. Но мне было не до разговоров.

Руки у меня дрожали, засунуть кассету в щель магнитофона никак не удавалось. Я нервничал и готов был разнести все вокруг.

– Переверни, – тихо сказала сестра за спиной.

– Что?

– Я говорю, кассету переверни другой стороной. Вон стрелочка.

– Блин, точно…

Я схватил пульт и трижды нажимал на кнопку «play», прежде чем видак заработал. Наконец, на экране телевизора замельтешило, а потом вдруг возникло изображение. И я увидел Светку.

Девочка была снята во весь рост. В своем голубом платьице она стояла у стены и прижимала к себе любимого Бараша. Вид у нее был несколько растерянный и испуганный, но она не плакала.

– А теперь посмотри сюда, в окошечко! – прозвучал за кадром приглушенный мужской голос. – И предай привет папе.

На Светкиной мордочке отразилось любопытство. Она завертела головой.

– А где Гелман?

– Папа будет смотреть через это окошко и увидит тебя!

– Хочу к Гелману! И к Юле! – скривилась Светка.

Тут возникли помехи, видимо, камеру выключили, а когда включили вновь, Светки уже не было. Просто пустой темный фон.

– Слушай внимательно, – вновь зазвучал голос. – Как видишь, твой ребенок жив, здоров и весел. Мы не изверги и ничего плохого девочке не сделаем. Теперь все зависит только от тебя. Твой ребенок для тебя, конечно, бесценен, и ты ничего не пожалеешь, чтобы вернуть девочку домой. Это будет стоить тебе миллион долларов. – При этих словах у меня потемнело в глазах. – Я не шучу. Именно миллион, и ни копейкой меньше. Деньги нам нужны через месяц. Больше мы ждать не будем. Жизнь девочки в твоих руках. Насчет милиции мы тебя уже предупреждали. Если все-таки обратишься – потеряешь ребенка тут же: мы тотчас об этом узнаем, у нас там свои люди. Мы знаем, чем рискуем, и поэтому будем сжигать за собой все мосты. – На этих словах голос оборвался, и на экране вновь замелькала черно-белая рябь.

– Герман, что это? – дрожащим голосом спросила сидевшая рядом сестра.

– Это то самое. – Я чувствовал, что подо мной проваливается земля, на какое-то мгновение в моих глазах померк свет.

– Тебе нехорошо, – донесся откуда-то голос сестры. – Ты такой бледный…

Да, мне было нехорошо, мне было очень нехорошо. Виктория метнулась на кухню и принесла мне стакан воды.

– Это твоя Светка, да? – тихо спросила она.

В ответ я только кивнул головой.

– Хорошенькая, я ведь никогда ее не видела. – Голос сестры дрожал. – Господи, какой же ужас, как же так можно!.. Совсем маленький ребенок…

Я перемотал кассету назад и посмотрел все еще раз.

– Какой миллион! – заорал я в экран телевизора, когда голос вновь назвал это невероятное число. – Откуда у меня миллион? Я что, Билл Гейтс? Или арабский шейх? Сволочи!

– Герман, послушай меня! – вдруг тихо проговорила Виктория. – У тебя есть миллион. Может быть, даже больше.

Я уставился на нее. Неужели она сошла с ума от потрясения?

– Виктория, что ты говоришь? Откуда у начальника автопарка такие деньги? Конечно, у меня неплохая, по нынешним меркам, зарплата, но я ведь даже не владелец, я наемный работник!

– Дело не в зарплате, Герман. Я привезла тебе письмо.

– Да что ты городишь, Виктория, какое письмо? При чем здесь письмо! Ты лучше скажи, что мне делать?

– Ну, для начала я бы на твоем месте немного выпила, – проговорила сестра, внимательно посмотрев на меня. – Только действительно немного. А то ты не сможешь меня слушать.

Я молча, как лунатик, пошел на кухню, достал из холодильника початую бутылку водки и щедро плеснул в стакан. Виктория пришла следом за мной, отобрала у меня стакан и вылила больше половины в раковину.

– Этого тебе вполне хватит!

Я хлопнул водки, но легче не стало.

– Господи, ну с чего они взяли, что я миллионер? – простонал я.

– Сядь, пожалуйста, – попросила сестра. Исчезла на минуту и вернулась в кухню с большим ярко-желтым конвертом в руках и протянула его мне:

– Читай!

Я взглянул на адрес. Письмо было адресовано не мне, а моей бабушке, Барбаре Шмидт, по-прежнему проживающей в Москве бок о бок с моей сестрой.

– Виктория… – я обернулся к сестре, но она только замотала головой. – Читай. Все вопросы потом.

Письмо было на немецком языке, но меня это не смутило. Бася, моя бабушка, владела им в совершенстве, и с самого моего детства учила меня, читая сказки Гофмана, Гауфа и братцев Гримм на их родном наречии. По понедельникам, средам и пятницам она разговаривала со мной исключительно по-немецки. Став постарше, я с удовольствием занимался тем, что, положив перед собой «Фауста» или, скажем, «Лорелею», сравнивал оригинальный текст с переводами. Одно время пытался даже некоторые куски переводить сам, а уже потом заглядывал в русские варианты. Это увлекало, как игра. Когда текст перевода какого-нибудь известного литератора расходился с авторским, я сперва негодовал и бежал к бабушке поделиться своим возмущением, но она с улыбкой отвечала:

– Герман, это поэтический образ, здесь по-другому и не скажешь. Тебе это пока непонятно, но ты, если будешь много читать, скоро научишься чувствовать поэзию.

И она оказалась права. Понимание красоты слов действительно пришло. Я с удивлением открыл для себя, что иногда переводчик оказывался в передаче образа сильнее, чем автор произведения.

Письмо было отпечатано на дорогой, плотной и чуть сероватого оттенка бумаге, точнее даже не на бумаге, а на бланке какой-то Зальцбургской нотариальной конторы.

«Фрау Барбара Шмидт.

Являясь поверенным в делах господина Отто фон Фриденбурга, довожу до Вашего сведения, что господин Отто фон Фриденбург скончался 12 декабря 2001 года в своем родовом имении в Альпах. После себя господин фон Фриденбург оставил завещание, составленное при жизни и скрепленное личной подписью. Оригинал завещания хранится у меня как у поверенного покойного фон Фриденбурга. Завещание предано огласке, и я довожу до Вас волю покойного.

По завещанию г-на Отто фон Фриденбурга все движимое и недвижимое имущество отходит Вам и Вашему внуку Герману Шмидту 1963 года рождения. Все необходимые бумаги, закрепляющие право Германа Шмидта именоваться также и внуком Отто фон Фриденбурга, находятся в надежном месте. Копии этих документов хранятся у меня. Как поверенный в делах покойного г-на фон Фриденбурга довожу до Вашего сведения, что состояние г-на фон Фриденбурга довольно внушительное. Для более детального ознакомления с завещанием Вам или Вашему внуку необходимо прибыть в г. Зальцбург, Германия, по адресу: Йоганнес-штрассе, 9, контора г-на Лейшнера.

Примите мои искренние соболезнования по поводу кончины г-на Отто фон Фриденбурга. Покойный был не только моим клиентом, но и другом. Можете во всем полагаться на меня.

С уважением,

Вильгельм Лейшнер.

20 января 2002 года».

– Что за черт?! Ничего не понимаю. Что за завещание? Кто такой этот фон Фриденбург и при чем здесь моя бабушка? – я не глядя опустился на кухонный табурет.

– Читай другое письмо, – велела Виктория, тоже усаживаясь напротив меня.