Альфред Дёблин - Берлин-Александерплац Страница 13

— Э, алло! Проходите, не стойте здесь.

— Что, уж и картинки посмотреть нельзя?

— Купите — тогда и смотрите! А на проходе нечего стоять!

— Болван ты, вот что!

Сегодня номер с приложением: проспекты бюро путешествий: «…И когда у нас на холодном севере в период между сверкающими снегом зимними днями и появлением первой весенней зелени стоит промозглая сырая погода, нас — как и тысячи лет тому назад наших предков — неудержимо влечет на солнечный юг, по ту сторону Альп, в Италию. Счастлив тот, кто может последовать этому влечению…»

— Да вы не обращайте внимания. Люди теперь совсем озверели. Вот, почитайте — какой-то субъект напал на одну барышню в вагоне городской железной дороги и избил ее до полусмерти из-за паршивых пятидесяти марок…

— Из-за полсотни марок и я избил бы.

— Что?

— А вы знаете, что такое полсотни? Откуда вам знать! Полсотни это уйма денег для нашего брата. Понимаете? Вот вы сначала уясните себе, что такое полсотни, а потом поговорим!

Речь рейхсканцлера Маркса проникнута фатализмом: «Грядущее. — я в этом твердо убежден — определено божественным провидением. Господь предначертал каждому народу его судьбу. Поэтому все дела людей несовершенны. Мы можем лишь посильно и неустанно работать на общее благо согласно нашим убеждениям; вот почему я буду верой и правдой служить нашему делу на том посту, который я ныне занимаю. Позвольте, многоуважаемые господа, в заключение пожелать вам больших успехов в вашей нелегкой и самоотверженной деятельности на благо нашей прекрасной Баварии. Желаю вам счастья во всех ваших начинаниях». Кончая жизнь, пройдя свой путь, ты перед смертью пообедать не забудь!

— Ну что, все прочитали, господин хороший?

— Чего?

— Может быть, придвинуть вам газетку поближе? У меня был тут как-то один господин, так я ему подал стул, чтоб читать удобнее было.

— А для чего вы картинки свои выставляете? Для того, чтобы…

— Это мое дело, для чего я их выставляю. Не вы мое место оплачиваете. А таким вот «стрелкам», которые норовят прочитать газету на даровщинку, делать здесь нечего; только покупателей отпугивают!

«Отчалил, паразит! Ботинки бы лучше вычистил, неумытый, ночует, верно, в ночлежке на Фребельштрассе. Вот сел в трамвай. Не иначе, как по поддельному месячному билету ездит или использованный подобрал. С такого станется! А если накроют, будет уверять, что билет потерял. Ох, уж эта мне шантрапа, вот извольте — опять двое. Придется, видно, сделать решетку».

А вот и Франц Биберкопф собственной персоной — в котелке, под руку с пухленькой полькой Линой.

— Лина, равнение направо! В подъезд шагом марш! Погода не для безработных. Давай посмотрим картинки. Эх, хороши картинки, но только уж больно сквозит здесь. Скажи, коллега, как дела идут? Закоченеешь тут у тебя!

— Да ведь здесь не теплушка!

— Ты бы, Лина, хотела газетами торговать?

— Пойдем, пойдем, этот тип погано так скалится.

— А что, фрейлейн, многим бы понравилось, если бы вы вот так стояли здесь и газетами торговали, сервис — первый сорт, — нежные женские ручки!

Газеты полощутся на ветру, рвутся из-под зажимов.

— Ты бы, коллега, хоть зонтик снаружи приделал.

— Это чтобы никто ничего не видел?

— Ну, тогда вставь стекло в раме.

— Да пойдем же, Франц.

— Куда спешить! Вот человек стоит же тут часами на ветру — не валится. Не будь такой неженкой, Лина.

— Совсем я не неженка, но он так погано скалится!

— Такое у меня лицо, фрейлейн. Ничего не поделаешь.

— Слышишь, Лина, он всегда так ухмыляется, бедняга.

Франц сдвинул котелок на затылок, взглянул газетчику в лицо и расхохотался, не выпуская Лининой руки из своей.

— Он тут ни при чем, Лина. Это у него от рождения. Знаешь, коллега, какое у тебя лицо, когда ты скалишься? Нет, не так, как сейчас, а как прежде. Знаешь какое, Лина? Словно он сосет материнскую грудь, а молоко вдруг скисло.

— Про меня так не скажешь. Меня вскормили на рожке.

— Да будет заливать-то!

— Нет, ты скажи мне, коллега, сколько можно заработать на таком деле?

— Вам «Роте фане»? Благодарю вас… Дай пройти человеку, коллега. Посторонись, зашибут.

— Народ к тебе так и валит, коллега!

Лина потащила его за собою. Прогуливаясь, они прошли вниз по Шоссештрассе к Ораниенбургским воротам.

— Знаешь, это дело подходящее, — сказал Франц. — Я простуды не боюсь. Только вот стоять в подъезде тошно.

Два дня спустя потеплело. Франц продал свое пальто, натянул теплое белье, которое бог весть от кого досталось Лине. Вот он стоит на Розенталерплац перед магазином Фабиш и К0: «Мужское платье — готовое и на заказ. Высокое качество и низкие цены — традиция нашей фирмы». Франц выкрикивает свой товар — держатели для галстуков.

— И почему это модники из западных кварталов носят бабочку, а рабочий ходит без галстука? Почему, спрашиваю я вас? Пожалуйте ближе, господа, еще ближе. И вы, дамочка, тоже не стесняйтесь — подходите вместе с вашим супругом или кем он вам приходится; подросткам вход не возбраняется, за ту же плату. Итак, почему рабочий не носит галстука? Ясное дело, потому, что не умеет его завязывать. Ему приходится покупать держатель, а тот никуда не годится и галстука все равно не завяжешь. Это — мошенничество, оно ожесточает народ и погружает Германию в еще большую нужду; а нам и так не сладко. Почему, к примеру, не берут большие держатели для галстуков? Потому что никому не охота цеплять себе на шею совок для мусора! Этого никто не захочет, ни мужчина, ни женщина, ни даже грудной ребенок, даром что бессловесный. Нечего смеяться, господа, право нечего — почем мы знаем, какие мысли в милой детской головке. Головка с кулачок, волосы — мягкий ленок, прелесть, да и только, но вот алименты… И тут уж не до смеха — алименты хоть кого изведут. Купите себе галстук у Тица или Вертгейма, а не хотите покупать у евреев, так еще где-нибудь. Вот я, например, ариец.

Он приподымает котелок — русые волосы, красные оттопыренные уши, веселые бычьи глаза.

— Большие универмаги в моей рекламе не нуждаются, они и без меня проживут. Что же, купите себе такой галстук, как, скажем, у меня, но вот вопрос, как вы его будете по утрам завязывать?

Господа, у кого теперь есть время завязывать по утрам галстук? Кто не захочет лучше поспать лишних пять минут? Все мы недосыпаем, много работаем и мало получаем. А купишь держатель для галстука — и спишь спокойно. Да, да! Такой вот держатель для галстука, как у меня, у аптекарей хлеб отбивает, кто его купит — тому не нужно ни сонных порошков, ни микстур, ничего! Он спит, как младенец у материнской груди, потому что знает: завтра не надо торопиться, все, что ему требуется, уже готово — завязанный галстук лежит на комоде, остается только сунуть его под воротничок. Вот вы тратите деньги на всякую дрянь. Например, в прошлом году вы ходили смотреть на этих жуликов в «Крокодиле», помните — сразу у двери сардельками торговали, а дальше во второй комнате лежал в стеклянном гробу Жолли, весь щетиной зарос, как дикобраз. Это все видели — да подойдите поближе, чтоб мне не надрываться, у меня голос не застрахован, я и первого взноса не внес — так вот, как Жолли лежал в стеклянном гробу, это вы видели. А как ему потихоньку совали туда шоколад — небось не видели? А у меня вы получите добротный товар. Штука двадцать пфеннигов, три штуки — пятьдесят.

Сойдите с мостовой, молодой человек, а то еще вас раздавит грузовик — кто будет тогда лужу подтирать? Я вам сейчас покажу, как завязывать галстук. Вы человек толковый, вам это кувалдой вколачивать не придется — сразу поймете, что к чему. Значит так, с одной стороны, вы забираете сантиметров тридцать — тридцать пять, потом складываете галстук, но только не таким вот манером, а то будет у вас не узел, а клоп, раздавленный на стене, комнатная дичь, так сказать, джентльмен этак галстук не завязывает. Сложили, стало быть, затем берете мой аппарат. Экономьте время, время — деньги! Романтики теперь нет, и никогда она не вернется, тут уж ничего не поделаешь. Не будете же вы каждый день обматывать вокруг шеи кишку, вам нужен готовый элегантный узел. Взгляните сюда: вот подарок на рождество, на любой вкус, всем на радость! Если по плану Дауэса вам еще что и оставили, так это голову под котелком, у кого есть голова на плечах — тот сразу поймет: эта вещь для него, он ее купит и домой отнесет, себе на утешение.

— Господа, все мы нуждаемся в утешении, все, как есть. Кто поглупей — тот в пивной утешается, но человек разумный так не поступит, он побережет карман, потому что трактирщики нынче потчуют такой скверной водкой, что чертям тошно, а хорошая очень дорога. Поэтому возьмите мой аппарат, пропустите вот здесь галстук узким концом — вот так, а можно и пошире, но не шире, чем шнурок на башмаках у мальчиков, которые друг друга любят. Вот здесь вы пропускаете кончик, а отсюда вытягиваете. Истинный германец покупает только первосортный товар, вот такой, как у меня!