Игорь Симонов - Год маркетолога Страница 13

– Но это не та история, которую ты хотела мне рассказать.

– Это все одна история, Костя. Это история моей жизни до тебя. Ее я тебе и рассказываю. Тебе надоело уже? Тогда слушай дальше. Так я излечилась, закончила школу, поступила в универ. И сделала для себя такие открытия. По-настоящему секса хочется только тогда, когда есть любимый мужчина. По крайней мере, у меня так. То есть, конечно, если секса долго нет, начинаешь нервничать, раздражаться, сны эротические снятся, во сне иногда кончаешь, и лучше в этот момент как-то себя успокоить. Но это скорее физическая потребность. Я думаю, у мужчин все по-другому. Вот ты долго не трахался... долго – это для тебя сколько? Три дня, пять? Ну ладно, пусть неделя, не спорь, и вот ты видишь привлекательную девушку и уже мысленно ее раздеваешь, а если бы дали возможность, то и не мысленно раздел бы. То есть ты эту незнакомую совсем девушку в принципе готов трахнуть. А я не готова, даже если он очень привлекательный мужчина. Нет, конечно, если обстоятельства, компании, травка, кокс, музыка и так далее, но это очень сильно звезды должны сойтись. К чему я тебе это рассказываю? К тому, что следующие три года моей цветущей юности прошли скорее в отсутствии сексуальной жизни. С ровесниками у меня романтических отношений не получалось – одна скука. Девушка я была видная, но чего-то как-то не складывалось.

И тут Ирина вздохнула и закрыла на мгновение глаза, и я понял: что услышу, останется со мной навсегда – сколько лет ни пройдет, а все равно она этот день будет вспоминать, как, может быть, самый лучший в своей жизни. Самое время было сказать: «Хватит, я не хочу больше ничего знать и не буду больше ничего спрашивать», но я этого не сделал. Чтобы она не подумала, что я боюсь что-то услышать.

Она открыла глаза.

– Очередной кавалер приглашает меня в Дом музыки – там «Виртуозы Москвы», какой-то тенор итальянский, какая-то супер будущая русская звезда. Концерт хороший, мне понравилось, и уже на выходе жду, пока кавалер мне плащ принесет, и смотрю, стоит мужчина такой, больше на бандита похожий, к которому все подходят, благодарят, поздравляют, а он на меня смотрит, потом отстраняет так вежливо всех, идет ко мне и говорит: «Вы любите классическую музыку?» – а я говорю «да», хотя не очень-то я ее и любила и знала и совсем не разбиралась. А он стоит, смотрит на меня, глаза у него такие серые, усталые, иногда вспыхивают и тут же гаснут снова. И он мне говорит: «Там молодой человек стоит с плащом и на вас смотрит, наверное, вас ждет. Я могу вам еще несколько слов сказать? Я тут небольшую вечеринку организую для артистов – в клубе Most, знаете, приходите. Можете с молодым человеком, но лучше без. Я просто хочу иметь возможность с вами чуть-чуть поговорить. Пожалуйста. Как вас зовут? А меня Сергей. Начало в десять. Пожалуйста, приезжайте. На входе просто мое имя скажете». Вот так все и началось. Он, оказывается, очень много денег тратил на музыкантов этих. Какие-то стипендии платил, гастроли организовывал, ну не сам, конечно. Теперь понимаю, что на самом деле больше зарабатывал, чем тратил, поскольку права имел на все записи и так далее. Как ты догадываешься, в клуб я поехала, и началась у меня другая жизнь. Сначала мы с ним по всей Европе на концерты летали. Прямо как в кино. Заезжает за тобой машина, везет в аэропорт. Садишься в красивый такой, небольшой самолетик и летишь в Лондон на концерт, там потом поздно ужинаешь со всякими известными людьми, поздно завтракаешь и возвращаешься домой. Как на дачу съездить.

– И между ужином и завтраком... – не удержался я.

– Между ужином и завтраком все было хорошо. Я поняла, что такое быть женщиной. Все говорили, что я изменилась, а я не понимала, откуда они знают. Ведь все, что изменилось, было во мне, и никто не должен это видеть, но, оказывается, через глаза все наружу выходит. Так что, если без лишних подробностей – я была влюблена, и я была счастлива, и продолжалось это долго – целых три года. А потом закончилось. И мне было очень плохо. Тоже целых три года, пока я не встретила тебя и не началась другая жизнь. Теперь можешь задавать вопросы. Меня не напрягает. Это все в прошлом. Можно дотрагиваться – ничего не болит.

– Он был женат?

– Конечно, он был женат, Костя, но не в этом дело. И дети у него были, трое, все как полагается.

– Ну что ты раздражаешься?

– Я не раздражаюсь, но ты вопросы задаешь, как моя мама пять лет назад – женат, не женат, какая разница.

– Мне кажется, есть разница. Если бы он не был женат – вы бы не расстались.

– Не сердись, Костя, мне иногда кажется, что я намного старше тебя. Ты учился много, читал и много знаешь, но все, что ты знаешь, – это не про людей. Не сердись только, ладно? Нет, если бы он не был женат, мы бы все равно расстались, может быть, на год позже или на два, но все равно бы расстались.

– Почему, я не понимаю?

– А ты никогда не задавал вопрос, зачем такому человеку вообще нужна такая девушка, как я. Что ему от меня нужно?

– Я не знаю, какой он человек...

– Очень богатый, очень сильный, очень умный, к тому же еще и образованный. Будь он хоть трижды женат – к нему очередь выстроится.

– И зачем же? – Разговор этот становился мне все более неприятен. Сейчас мне уже казалось, что Ирине он был гораздо важнее. Она словно выдавливала из себя последние капли горечи, и, может быть, ей было проще делать это вместе со мной.

– Я спросила его как-то, и он ответил: для баланса. Чем больше у человека всего есть – денег, власти, тем больше всяких обременений. Я помню, он так и сказал «обременений». Я еще тогда не понимала, что это такое, и переспросила. И он все объяснил. Вот бьешься за какую-нибудь компанию, получаешь контрольный пакет, но всегда в результате остается очень много всяких обязательств, которые надо исполнять, и обнаруживаешь, что денег прибавилось, а радости в жизни – скорее наоборот. Тогда почему нельзя все это бросить и остановиться? Остановиться нельзя, потому что ты часть системы, а система движется, и ты движешься вместе с ней. Можно выйти из системы, но я не знаю никого, кто бы сделал это по собственному желанию. А при чем здесь я? А при том, что в жизни не хватает радости. Ты являешься источником радости. Но таких источников... Нет, ты не о том. Девушек много, но тех, с кем душа отдыхает, мало... Так что, Костя, дело в том, что в какой-то момент источник радости стал превращаться еще в одно обременение. В чем, наверное, я виновата сама. Вот такая история. Теперь все понятно?

Не думаю. Это был далекий и недоступный моему сознанию мир. Но я сказал, что понятно.

– Ну и слава Богу.

Странная мысль пришла мне в голову, когда я ложился спать, по привычке раскрыв книгу очередного глобального бизнес-гуру. Теоретически, если предположить, что интерес к источнику радости у того человека длится в среднем три года, то вполне вероятно, что и Ирина, и Настя поставляли радость для одного и того же человека. И потом в результате некоего стечения обстоятельств обратили внимание на меня. Это было бы забавно. Надо будет спросить у Насти, посещала ли она концерт Лондонского симфонического оркестра и была ли в Венской опере. Если да, я хочу с ней еще увидеться? Господи, глупость какая, конечно, хочу. Нужно ли это делать, вот о чем надо думать.

Глава шестая

Американская компания всегда в первую очередь американская. Имея множество отделений по всему миру, они называли себя раньше международными, а теперь, следуя модным тенденциям, называют глобальными, но по сути все равно остаются американскими. То же самое, кстати, можно сказать и о французских, шведских, а уж тем более японских и южно-корейских. Хотя в американской компании иностранцу гораздо легче сделать карьеру, чем в европейской.

Что объяснимо, если иметь в виду американскую историю и их отношение к иммигрантам. Но при этом ближний круг всегда будут составлять американцы, причем среди них обязательно будут такие, для кого самое дальнее путешествие за границу – это полет в Лондон. На основе нескольких ужинов в лондонских ресторанах они делают вывод, что с Европой, в общем-то, знакомы. А раз с Европой знакомы, то и остальной мир тоже не загадка. Разве что Китай. Вот только Китай еще непознанным и остался. Но про Китай лучше вообще не думать.

– Глобальные компании обожают заключать глобальные соглашения с другими глобальными компаниями. Глобальные соглашения заключаются по всем видам деятельности, по которым на рынке присутствуют глобальные компании. Если бы в мире существовала глобальная компания, занимающаяся чисткой туалетов, то она бы чистила туалеты во всех офисах IBM, HP, PWC, Boeing и так далее по всему миру. И в этом случае у гипотетической компании «WCWC[15] – The WC company. После нас вы не почувствуете своего запаха», например в России, был бы account manager[16], отвечающий за PWC (прошу не путать с WCWC), в смысле, отвечающий за то, что в PWC всегда чистые туалеты. Он бы подчинялся в России начальнику всех глобальных account manager’s в России и одновременно глобальному менеджеру, отвечающему за чистоту туалетов PWC во всем мире. Вдумайтесь в эту мысль и постарайтесь понять ее смысл. Здесь есть смысл. Это называется матричной структурой, где по одной оси функциональная зависимость (от туалетов PWC во всем мире), а по другой – операционная (от всех глобальных туалетов, то есть нет, от всех туалетов глобальных компаний в России). В принципе, ничего сложного. Сложность возникает тогда, когда появляется третье измерение. То есть, например, люди, которые чистят собственно унитаз, и люди, которые моют в туалете полы, находятся в разных подразделениях компании, и очень трудно понять, чей участок работы важнее. Тогда получается, такая матрица совсем не двумерная и надеяться на чистоту туалетов не приходится, и сотрудники PWC проклинают своих коллег из WCWC, забывая при этом, что они проводят там аудит примерно с тем же качеством, как те чистят.