Борис Виан - Сколопендр и планктон Страница 13

Сам Полквост, надо заметить, получал посылки из деревни, у других же дела обстояли не столь блестяще. Жизнь очень подорожала, и машинистки с жалованьем от тысячи двухсот франков в месяц, таявших на глазах, попросили прибавку.

Полквост приглашал каждую по очереди к себе в кабинет, чтобы немного прочехвостить.

— Вы, значит, жалуетесь, что мало зарабатываете? — спросил он у первой. — Так вот, зарубите себе на носу: НКУ не в состоянии платить» вам больше.

(С недавних пор НКУ получал от Дезорханизационного Хамитета дотацию в несколько миллионов.)

— И потом учтите, — добавил он, — если брать пропорционально, вы зарабатываете больше моего.

(Так оно и было, если принять во внимание сверхурочную работу, когда Полквост часами копался в своем бумажном хламе или переливал из пустого в порожнее, толкуя вкривь и вкось тот или иной предмет.)

— А вы выходите замуж, — советовал он, если ОГО собеседница оказывалась девицей, — тогда сразу зарплаты будет хватать.

(Для него самого женитьба обернулась большой экономией: носки штопались бесплатно, еда стряпалась без приходящей домработницы, которую еще поди поищи. Ссылка на нужду военного времени позволяла ему изнашивать ботинки до дыр и ходить грязным, не опасаясь упрека в скаредности. Короче, Полквост совсем не следил за собой и выглядел все менее представительным. Он копил деньги, чтобы купить себе серебряную шкатулку для спецификций.)

Ободрив таким образом секретаршу, Полквост за несколько минут бросал ей в лицо все промахи и оплошности, которые она совершила со времени своего прихода в консорциум. После подробного разбора ее ошибок жертва в слезах удалялась, и Полквост переключался на следующую.

После того как он разделался со всеми, пообещав двум из двенадцати надбавку аж в двести франков как минимум, удовлетворенный Полквост развалился в кресле и взялся за объемистую папку в ожидании, пока давний противник Волопаст позовет его к Генеральному директору резаться в унифицированную манилью.

Глава XV

Война многое перевернула вверх дном, и Полквост убедился в этом на собственном опыте. Стенографисток-машинисток, которых за большие деньги сманивали Дезорханизационные Хамитеты, не хватало, и они продавались тому, кто больше даст, как и должен делать каждый товар, отдающий себе отчет в собственной ценности. Гордые сознанием своей незаменимости, красавицы от клавиатуры поднимали головы. На следующий день после перепалки с Полквостом одиннадцать из двенадцати, кому Полквост сделал втык, стройными рядами пошли увольняться.

Помянув недобрым словом неблагодарных подчиненных, тот сразу же позвонил заведующему кадрами, седеющему небритому типу по фамилии Помре, к которому трудно было сейчас подкатиться из-за его специфического положения, ведь одновременно он исполнял должность секретаря Генерального директора.

— Алло? — сказал Полквост. — Это Полквост. Господин Помре?

— Здравствуйте, господин Полквост, — сказал тот.

— Мне срочно нужно одиннадцать секретарш. Мой все уволились, кроме госпожи Люгер. Вы их явно неудачно подобрали.

— А вы не знаете, почему они уволились?

— Они плохо ладили с моими помощниками и без конца ругались между собой, — нагло соврал Полквост.

Помре, который тоже был не дурак, запыхтел как отходящий паровоз.

— Постараемся найти нам других, — пообещал Помре, — а пока пришлю нам нескольких девушек, которые поступили на работу в наш филиал.

Помре старался сплавлять Полквосту самых неумех, потому что хороших стенографисток отдавать не хотел. Впрочем, он предупреждал новых сотрудниц:

— Посылаю вас в очень интересный, но весьма… своеобразный отдел — к господину Полквосту. Если вам так уж не понравится, m Консорциума не увольняйтесь, приходите ко мне, я подберу вам другой отдел.

Полквосту же было хоть бы хны. Он кого угодно мог вывести из себя. Был случай, когда за два месяца от него ушло тридцать семь секретарш, и не вмешайся вовремя Президент, который слегка приструнил его по телефону, тридцатью семью дело отнюдь бы не ограничилось.

Помощники собрались в кабинете Рене Видаля.

— Ну, — сказал Видаль. — Бьем баклуши?

— Почему? — спросил Леже.

— Машинистки хлопнули дверью, — объяснил Эммануэль.

— Ну и что! — возразил Леже. — И без машинисток работать можно.

— Можно, особенно языком, — вставил Видаль.

— Сам Бог велит уматывать! — воскликнул Леваду.

— Все-таки скучища обалденная! — вздохнул Эммануэль.

— А что вы хотите? — сказал Видаль. — Везде скучища, а такую непыльную работенку еще поискать! Если бы не этот зануда Полквост…

— Верно! — хором вскричали трое других.

Леже выдал соль, Эммануэль — ми, Леваду — до диез. Марион дремал у себя в комнате, а Боб Олван отлучился в Комитет по бумаге.

Звонок внутреннего телефона прервал выражение единодушия.

— Алло! — сказал Видаль. — Здравствуйте, мадемуазель Мешаль… Да, пусть поднимется.

— Простите, ребята, — обратился он к своим коллегам, — ко мне пришли.

Пришел Антиох Жормажор. Однако за пять минут до этого Полквост отправился играть в манилью.

Глава XVI

Входя в кабинет Видаля, Антиох страшно волновался, ведь ему предстояло увидеть наконец самого Полквоста. Прошедшие три месяца он провоевал рядом с Майором. Вдвоем они целую неделю обороняли одно кафе на Орлеанской дороге. Забаррикадировавшись в погребе с двумя ружьями Гриса и пятью патронами, ни один из которых к ружьям не подходил, они удержали свои позиции, проявив чудеса храбрости. Неприятель так до них и не добрался. За неделю они выпили все запасы вина, хлеба же не было ни грамма. Несмотря на это, неприятелю они не сдались. Впрочем, никто не отважился их атаковать, что облегчило им победу. Но это нисколько не умаляло их геройства — они получили по военному Кресту с пальмовыми ветвями, которыми обмахивались, когда гордо вышагивали с Крестом на перевязи.

Антиох с Видалем сердечно пожали друг другу руки, довольные, что встретились снова после таких передряг.

— Ну, как дела? — поинтересовался Видаль.

— Хорошо, а у тебя? — спросил Антиох.

По взаимному согласию они перешли на «ты».

— Полквост здесь? — спросил Антиох.

— Он на отчете.

— Чтоб ему койоты харю заплевали! — заорал в сердцах Антиох.

— Вряд ли они бы стали на такого слюну тратить… — усомнился Видаль.

— Ты мог бы еще раз попросить, чтобы он меня принял? — сказал Антиох.

— Отчего же не попросить? — ответил Видаль. — Когда ты хочешь?

— На следующей неделе, если можно… или пораньше… Но на пораньше я не надеюсь.

— Ну, как получится, — заключил Рене Видаль.

Глава XVII

Этим утром Эммануэль так побил баклушу, что та, бедная, сдохла. Шерсть клочками валялась на полу, а ее труп — голову пришлось высунуть из окна, чтобы можно было передвигаться по комнате, — лежал у Боба Олвана под столом, заваленным четырьмя тоннами самых разных удобрений в небольших мешочках, так как этот достойный человек пристрастился у себя в Кламаре к огородничеству.

Чтобы как-то утешиться, Эммануэль проглотил краюху хлеба и, поколебавшись всем, чем можно, решился постучать в дверь к своему шефу, которыи «и\ч in но оказался на месте.

— Войдите, — бросил Полквост.

— Можно на минутку? — спросил Эммануэль.

— Ну да, конечно, господин Пижон… садитесь. Я могу уделить вам как минимум четыре минуты.

— Я хотел спросить, — начал Эммануэль, — нельзя ли мне пойти в отпуск на три дня раньше положенного.

— У вас отпуск с пятого июля? — спросил Полквост.

— Да, — ответил Эммануэль, — но мне хотелось бы пойти со второго.

Эта мысль осенила его ни с того ни с сего при виде дохлой баклуши.

— Знаете ли, господин Пижон, — промолвил Полквост, — в принципе я только о том и пекусь, чтобы идти вам навстречу, однако на этот раз, боюсь, исполнить вашу просьбу будет нелегко. Не то чтобы… вы ведь понимаете… я ни в коей мере не хочу препятствовать тому, чтобы вы пошли в отпуск раньше… но сейчас, когда отдельский график уже составлен… мне хотелось бы знать причины… чтобы убедиться, что они уважительные… я, впрочем, нисколько не сомневаюсь п JTOM, однако, дабы соблюсти правила, лучше будет, если им мне скажете, в чем дело.

— Видите ли, месье, — сказал Эммануэль, — причины личные, и мне было бы крайне затруднительно вам их изложить. Я никогда ничего от вас не скрывал, но это, насколько я могу судить, не имеет никакого отношения к работе, и было бы совершенно бессмысленно распространяться о вещах, не представляющих для вас никакого интереса.

— Разумеется, вы правы, дружище Пижон, однако мы обязаны, знаете ли, проявлять большую осторожность в отношениях с оккупационными властями. Надо, чтобы в любой момент весь персонал был налицо. Вы ведь понимаете, что может произойти, если выяснится, к примеру, что вы, как вы и просите, пошли в отпуск на несколько дней раньше графика по причинам, которые, конечно же… э… которые совершенно оправданны, но которые мне, в общем, неизвестны… и получится, что вы не находите нужным подчиняться строгой дисциплине. Тут, видите ли, то же самое, что и в вопросе о присутствии на работе… заметьте, я, собственно, не имею в виду лично вас, но в жизни необходимо соблюдать дисциплину и не опаздывать — это основное правило, если хочешь, чтобы тебя уважали младшие сотрудники, которые, когда… если… окажется, что вас нет, всегда будут рады отлынивать от работы. В каком-то роде то же самое, знаете ли, и с вашим отпуском. Заметьте, я не отказываю, я лишь прошу хорошенько обдумать этот вопрос в свете моих замечаний. Кстати, как продвигается ваша работа?