Андрей Дмитраков - Когда приходят ангелы Страница 13

По пути на пляж мы с друзьями купили арбуз. Расположились у самого «коридора жизни», у береговой линии, где встречаются вода, небо и суша, где любят гулять босоногие влюблённые и обожают барахтаться дети. Наспех сбросив с себя одежду, мы исполнили нами же придуманный, шуточный ритуал, под названием «Хабыдыш». Это когда ты, выжидая волну повыше, разгонишься и со всего маху бросишься в неё, закинув ноги, технично, словно прыгая через планку. И тебя накроет и закрутит в солёной круговерти, закупорит уши, сорвёт плавки, и ты захохочешь-забулькаешь под водой, ощущая всю прелесть и радость жизни. Это и есть, настоящий «Хабыдыш».

По вечерам мы выходили в город, заболевший разгульной бессонницей, как минимум до октября, подхвативший ангину от холодного пива, накрытый таинственными тенями ночных парков и разноцветными зонтиками уличных кафе. Мы гуляли по его лунным аллеям, посещая бары и ресторанчики, почти до рассвета. У нас не было повода быть счастливыми, а отсутствие его — явный признак счастья. Мы были молоды, здоровы, и не задумывались о многом в те прекрасные, млечные ночи, а просто мечтали и смотрели на звезды.

В одном из таких заведений, приглянувшемся нам своими соломенными крышами в африканском стиле, было многолюдно. Народ отдыхал с размахом. Вина лились рекой. Закуски стояли горой. Смех, возгласы, шум и гам доносились отовсюду и не умолкали не на секунду. На танцполе и стар, и млад, плясал и радовался, кружа в безудержном хороводе без остановки. Персонал заведения не поспевал обслуживать клиентов. Ночь переливалась огнями и мелодиями типичного морского курорта в самый разгар сезона. Мы присели за несвободный столик, так как свободных не было, спросив разрешения у двух девушек. Они не отказали нам, а вежливо пригласили присоединиться.

Симпатичная, одесситка по имени Людмила, с шикарными, каштановыми волосами, со смуглостью присущей людям, южным, мне сразу приглянулась. Я не мог видеть ее полностью, так как стол был высок и застелен плотной длинной скатертью, а сидел она напротив. Она сказала, мило улыбнувшись: «Люда», и протянула ладонь в короткой, как у бильярдистов, кожаной перчатке. Разговорились. Я рассказывал, ей о Беларуси о белорусах, стараясь развеселить, закусывая вино фруктами, и когда удавалось удачно пошутить, мы всей компанией смеялись. Люда внимательно слушала, поддерживала беседу и приятно улыбалась, но будто была чем-то скована изнутри, не до конца открыта. Я не придавал особого значения этому. Многим людям свойственна замкнутость. Особенно при первом знакомстве.

А потом мы пошли танцевать. Все, кроме Люды и ее подруги. Обе совсем загрустили, когда мы вернулись, разгоряченные танцем, вспотевшие, и уставшие.

Я, приходя в себя, спросил, задыхаясь: «А вы почему не танцуете?»

В ответ, Люда молча выехала из-за стола в инвалидном кресле. Мы оторопели от неожиданности и неловкого изумления. Но вида не подали. Все люди, по большому счету, одинаковые, со своими недостатками и достоинствами. У кого-то есть ноги, но они не ходят. У кого-то есть сердце, но оно не любит, и более того, ненавидит. У многих есть головы, но они не думают, как помочь тем, кто действительно нуждается, а без устали пекутся о том, как, обогатиться самим, порой отнимая последнее.

Они поблагодарили нас за приятную компанию. Она, с едва уловимой грустью в голосе, сказала, что им с подругой пора…

— Разрешите, я вас провожу? — спросил я.

— Проводите, я не против, — согласилась она застенчиво, и, застегнув перчатки на запястьях, привела в движение свою печальную колесницу, к которой была прикована, как я догадался, давно. Теперь мне стало понятно предназначение перчаток. Они защищали руки от контакта с грубыми покрышками при езде.

И мы направились по веселящейся, грохочущей улице к ее дому, то и дело, натыкаясь на праздных гуляк, которые безразлично обходили нас стороной. Да и что они могли сказать нам? И что мы могли им ответить? Наш необычный кортеж, не спеша двигался мимо ярких, но холодных витрин магазинчиков и лавочек, пивных и ресторанов. Люда, ее подруга, которая тоже была в кресле, и я. Подруга вскоре попрощалась и свернула к санаторию им. Бурденко. А мы с Людой пошли своей дорогой.

«Господи, — думал я, — как же так, почему, один купается в золоте, а другой лишен необходимого? Почему именно такой тяжкий крест должна нести, эта милая девушка? Неисповедимы пути твои, Господи. Ведь купающиеся в золоте, зачастую, купаются во лжи и крови, не взирая ни на что. Не в состоянии уже слышать стон немощи и плач голодных детей, служат господину мира сего, без устали и зазрений совести. Но благо, власть этого господина не вечна. И однажды, эти два колеса злосчастной коляски преобразятся в белые крылья, и понесут эту скромную, трогательную девушку к тебе, Господи, в твои небесные сады, в твои лучезарные чертоги, и не будет больше печали и горестей, не будет больше слез отчаяния и боли от непонимания, циничных усмешек, предательства и равнодушия людского. Так пусть же не иссякнет терпение и надежда. Пусть не угаснет только любовь и вера… До конца…»

— Людмила, позвольте я прокачу вас с ветерком…

Я встал позади нее, взялся за две специальные ручки её кресла, и мы покатили по ночному городу, по аллеям и паркам, извилистым тропинкам, незнакомым улицам, площадям и скверам, смеясь и радуясь тому, что ночь еще вся впереди, как и жизнь, которая так прекрасна. Мы не выбирали маршрут. Даже не думали, куда нам направиться. Куда глаза глядели и сердце вело, туда и спешили. И вот мы минули песчаный холм, спускаясь ниже и ниже, чувствуя как взбалмошный ветер-гуляка взъерошил волосы. Вот колеса кресла и ноги мои увязли в песке, и, наконец, мы стоим у самого «коридора жизни» под таинственной и прекрасной бесконечностью южного звездного неба, дышим морем, слушаем его и выжидаем волну, нашу долгожданную волну. И никто из нас не знает, из каких же времён и далей спешит она к этим берегам. Сколько неба впитала она в себя. Сколько дельфинов благословило её на долгий путь к нашим ногам. И эта волна никогда не похожа на предыдущую, и она никогда не станет следующей. Каждая из них неповторима. Лишь одно незыблемо — она всегда твоя...

Сёстры

Так одиноко и грустно, но я не одна. Я не ждала никого, но, что за тень в углу?

— Как ты оказалась здесь?

— Я бываю в каждом доме, но узнают об этом лишь тогда, когда меня там уже нет.

— Кто ты?

— Тень разлуки.

— Зачем ты здесь?

— Для того чтобы ты поняла, что это именно я.

— Мне сейчас не до игр с тенями. Уходи...

— Слышишь стук?

— Да, но я не ожидала гостей, и эти звуки так тревожны…

— Когда стучатся в дверь — открой, однажды впустят и тебя. Отвори, ты всё поймёшь.

Так одиноко и грустно, но я не одна. Я не ждала никого. Но некто вошёл ко мне новой тенью.

— Моя сестра была у тебя. Иногда я прихожу вслед за ней. Сейчас именно тот случай.

— Зачем ты явилась?

— Что бы умереть.

— Кто ты?

— Любовь без ответа. Твоя…

— Не умирай любовь! Ты нужна мне, я так долго ждала тебя! Мне так больно, но без тебя мне не жить, я так счастлива любить!

— Пойми, если не умру я, погибнешь ты. Я безответна. Ты сгоришь в моём огне, подобно мотыльку, порхнувшему на пламя костра.

— Если умрёшь ты, смогу ли я полюбить снова?

— К тебе я больше не вернусь, умерев в твоём сердце, но я воскресну в нём. И он окажется на твоём месте, будет страдать. Но ты будешь холодна, подобно ему сейчас.

— Не умирай, любовь без ответа!

— Ты падёшь невинной жертвой на алтаре своих чувств. Подумай, жизнь так прекрасна!

— Его руки так нежны, его глаза так чисты, его голос так приятен, словно тёплый весенний ветер, я не отдам его никому!

— Но он никогда не был твоим.

— Я люблю его и в моих мыслях мы вместе.

— Итак, чувство или жизнь?

— Жизнь без любви мне не нужна.

— Ну что же — я остаюсь.

Так радостно и хорошо. Но я не один. Я не ждал никого, но некто вошёл ко мне тенью.

— Кто ты?

— Я боль любящего тебя.

— Зачем мне нужна чужая боль? Зачем ты пришла?

— Для того чтобы ты понял, что это именно я.

— Зачем мне понимать это?

— Слышишь стук?

— Да, но я не ждал гостей, однако он так лёгок и ненавязчив, я, пожалуй, открою.

— Я свет бескорыстной любви.

— Зачем ты здесь?

— Для того чтобы сохранить жизнь любящему, и подарить счастье любить безразличному.

— Сияние твоё так прекрасно! Я л…

— Поспеши же к ней.

Так одиноко и грустно, но я не одна. Любовь без ответа со мной.

— Я хочу попрощаться, я ухожу.

— Но мы договорились! Не уходи! Постой! Не уходи!

— Кое-кто идет к тебе.

— Не уходи, постой, я умру без тебя!

— Прощай…

Он спешил к ней ослеплённый и окрылённый светом бескорыстной любви. Чувство направляло его и несло над землёй. Слёзы счастья застилали глаза.