Игорь Гриньков - Белый пиджак ; Люди из тени Страница 13

Очень быстро выяснилось, что двух бутылок оказалось явно недостаточно, но мой благодетель не врал, что пользовался в этом месте определенным кредитом, поэтому он сделал второй заход и вернулся с аналогичной дозой.

Солнце стояло почти в зените, когда я сообразил, что следует заняться и неотложными делами, поэтому, сердечно распрощавшись с новым другом, отправился на «фирму». Романа на месте не оказалось, в наличии был лишь Толик по прозвищу Доктор. Они с Козловым на паях занимались фотографическим делом, хотя Рома был формальным лидером и «руководителем», — «заведующим» мастерской, и отчетность с выручкой в центральную контору доставлял сам. Прозвище Толика — Доктор было связано с тем, что после школы он, как и его «шеф» Роман, делал пару попыток поступить в медицинский институт, врачом хотел стать, но попытки оказались неудачные, а потом его загребли в армию. Дальше пути его сошлись с Романом Давидовичем, и они занялись денежной по тем временам халтурой — фотографией.

Отличительной особенностью Толика Доктора была исключительная преданность своему другу и шефу, за него он готов был порвать глотку любому. Надо сказать, что Роман никогда не злоупотреблял этим обстоятельством и платил ему той же монетой, зная, что на Толика можно положиться в любой ситуации. Он был на сто процентов уверен, что Доктор честен в любом деле и никогда не заныкает даже малую часть денег, и дележ у них был также абсолютно честный — поровну.

Кроме того, Толик был исключительным трудягой, очень бережливым, если не сказать, скаредным; деньги он аккуратно откладывал на покупку дома, куда собирался привести мифическую для всех невесту, к спиртному относился если не равнодушно, то без должного пиетета, без крайнего повода рюмку не поднимал и в питье был умерен.

Выслушав мое бормотанье, Доктор после некоторого раздумья сказал, что слезами и слюнями делу не поможешь, общей кассой из-за отсутствия Романа он распорядиться не может, поэтому поможет мне из собственных сбережений.

Мы отправились в его жилище, расположенное в настоящих трущобах неподалеку от Татар-базара, где он обитал в маленькой, темной, с облупленными от постоянной сырости стенами, полуподвальной комнатушке-келье. Через единственное замутненное, заросшее со стороны улицы грязью оконце, видны были лишь часть тротуара и ноги редких прохожих. Здесь же располагалась спартанская утварь: в крохотной прихожей — простой стол, позаимствованный из какой-то столовой, два стула, обитые дерматином, деревянная полка со скромной посудой; в комнате — спальне — шкаф, который с успехом можно было показывать, как изделие — достижение первых пятилеток, и железная кровать с панцирной сеткой и шишечками. Матрас, простыни, подушка и одеяло были всегда слегка влажноватыми от сырого, затхлого воздуха аскетичного обиталища-скита почти в центре города, приюта то ли монаха, то ли нищего холостяка, то ли человека, презревшего все жизненные материальные условности. Даже какая-нибудь дешевая иллюстрация из журнала «Огонек» не оскверняла демонстративно-нищенскую эстетику этой квартиры. Все только функциональное и самое необходимое для жизни.

То обстоятельство, что Толик решил выручить меня из своих средств, надо было оценить очень высоко, потому что к денежным знакам он относился, можно сказать, чрезмерно бережно и даже трепетно, поэтому выпросить у него денег было сложнее, чем у бедуина снега. И по отношению ко мне с его стороны это был по истине дружественный шаг.

Доктор не доверял никаким государственным институтам, включая сберегательные кассы, поэтому свои кровные денежки хранил, как ему, видимо, казалось, очень надежно, в обшивке дерматинового стула. Хотя из художественной литературы мы знаем, насколько этот способ малоэффективен даже при наличии более респектабельной мебели. Край дерматина на одном из стульев легко отделялся посредством выдергивания бутафорских обойных гвоздей, а под слоем старых, слежавшихся газет разноцветными, аккуратными, перетянутыми резинками для волос, привлекательными пачками-плитками ласкали глаз те самые презренные купюры, наличие которых подтверждало скопидомство Толика. В основном в стуле наличествовал крупняк — сотенные бумажки. Далее в цветовой гамме преобладали фиолетовые четвертаки (25 рублей), красные десятки, изредка перемежаемые вкраплениями синих пятирублевок. Чего абсолютно не наблюдалось, так это зеленых трояков и рыжих рублей. Эта мелочевка занимала слишком много полезного места, поэтому Толик по-хозяйски укрупнял ее у торговцев на базаре.

Отсчитав требуемую сумму, Толик Доктор резонно заметил, что необходимо еще рублей 75 для дачи взятки мелкому начальственному лицу, чтобы бумага о мерзком моем поведении не ушла из райотдела в институт. Благородный Толик взялся меня сопровождать, и не потому, что сомневался в правильном расходовании денег, а для подстраховки: он был старше меня и у него имелся кое-какой опыт.

Для начала мы заплатили требуемые штрафы в сберкассе, получив квитанции; затем направились в Кировский РОВД. На углу уже беспокойно-выжидательно топтался старшина Анвер в штатском; голова его, как на шарнире, крутилась в разные стороны. Отшить этого мелкого вымогателя-милиционера, наверное, не составляло особого труда, но когда речь шла о серьезном деле, разумно рассудил Толя, лучше переплатить, чем экономить на спичках.

Доктор решительно взял его за локоть, представился моим родственником и вежливым, но твердым голосом попросил отойти в сторонку. Там он показал Анверу деньги и не менее решительно потребовал расписку в получении. Тот запротестовал, но Толик пресек эти словоблудия, сказав, что тогда он вообще ничего не получит. Психологический трюк сработал на славу, алчный блеск надежды в глазах старшины не оставлял сомнений, что ради этих денег он подпишет любую бумагу. Единственный компромисс заключался в том, что, согласно расписке, Анвер, якобы, брал эти деньги у Толика взаймы; не мог же он, естественно, написать, что берет отступные за отказ от дачи заявления или рапорта.

Далее Доктор, за которым я следовал, как тень, уверенно прошел в дежурную часть РОВД и обратился к дежурному, с которым о чем-то долго и весьма доверительно разговаривал, осуждающее, но и не без доли сочувствия, кивая иногда головой в мою сторону; неразумный юноша, что с него возьмешь? Вероятно, они вспоминали срочную службу в армии, где, по воле случая, оказались в соседних частях; почти полчки. Затем последовал утвердительный кивок дежурного, после чего рука Толи с ловкостью фокусника переместила нечто из своего кармана под обложку толстого журнала дежурного, который сделал в нем какую-то пометку; финалом ритуала явилось дружеское, крепкое пожимание рук и обоюдные, дружелюбные улыбки двух приятных молодых людей.

«Вот так дела делаются», — не без некоторого самодовольства заметил Толик Доктор. Впрочем, он сделал то, что мне было не по силам по многим причинам, поэтому нотки победителя в его голосе были вполне уместны и оправданны.

Вечером на «фирме» состоялся консилиум. Роман подытожил: «То, что ты вчера, Студент, обоссал здание милиции нехорошо с точки зрения закона, материальных издержек и твоей дальнейшей карьеры. Хотя, по правде говоря, его следовало бы обосрать.

С Толиком ты рассчитаешься, тут базара нет. Часть спишем за счет «фирмы» при условии твоей ударной работы.

Но меня беспокоит другое. Что-то водочку ты полюбил душевно, а взаимности у вас не получается. Повелеть завязать тебе с этим делом я не имею права, я тебе не папа родной. Но что-то делать надо. Поэтому, дорогой ты наш Студент, пить ты будешь теперь под моим контролем, хотя, для чего мне это самому надо, я и сам толком не пойму»…

Государственный экзамен по военной подготовке я выдержал, но, несмотря на все наши усилия, какая-то информация, смутные слухи стали расползаться по коридорам и кабинетам института, грозясь вылиться в неприличный скандал с непредсказуемыми последствиями.

Поэтому, по совету добрых людей, я превентивно оформил академический отпуск по состоянию здоровья…

Во время академического отпуска, со справкой на руках, свидетельствующей о том, что мной полностью прослушан пятилетний курс медицинского института, чтобы не слоняться без дела и хотя бы частично реабилитировать себя в глазах родителей, я был пристроен в некое медицинское учреждение, готовившее кадры средних медицинских работников для здравоохранения республики.

Алкогольные виражи пришлось резко сбавить по нескольким причинам: я находился под относительным надзором и контролем; на новом месте мне предстояло утвердиться с самой положительной стороны, наконец, я подспудно чувствовал, что прежний образ жизни не шел мне на пользу, хотя полного отчета в этом еще не отдавал. В это время много читал, основательно готовился по предмету, который преподавал в училище, иногда встречался со старыми друзьями, но эти встречи, при всей их теплоте, проходили по известному стереотипу — разговоры, прогулки с обязательным приемом спиртного.