Денис Гуцко - Апсны абукет Страница 13

— Да-а… правильно ты сказал: мерзость. Ужас. Расскажи что-нибудь, — он нашел рюмки. — А, вот… Расскажи. Ну вспомни самое мерзкое!

…Раненого переложили на крайнюю койку и молча ушли. Уже по всему госпиталю прошелестел слух: привезли раненого абхаза. Он лежал с закрытыми глазами, но глаза не спали под веками, ворочались. Наверное, абхаз чувствовал чужие зрачки, колко тянувшиеся к нему из всех углов темноты. Он хотел казаться спящим или без сознания — чтобы его не трогали.

Вчера их наконец отогнали от Шромы. Они отошли обратно за Гумисту, но всеобщий страх еще не улегся… От Шромы до Сухуми 15 километров. Тайком они расчистили заброшенную дорогу в горах, форсировали верховья и вышли прямо к окраине села. Отсюда в город вела хорошая асфальтированная дорога, а с этой дороги по долине можно было быстро пройти до реки Келасури, протекающей к востоку от Сухуми… Город был бы практически окружен. И все уже слышали, что творят чеченцы… Страх ел жителей неделю, изжевал в кашу, а потом выплюнул. Вчера осаждающие отступили. Были убитые. За ними присылали стариков, чтобы те выкупали их или обменивали на убитых грузин. Поэтому трупы по возможности собирали… А этот оказался живым, свои его не забрали, и уползти он не смог.

Ночь прошла трудно. Все ждали, прислушивались… но было тихо. А утром, с рассветом, в послеоперационной вспыхнуло. Грузинские солдаты выкрикивали оскорбления, их голоса тяжелели ненавистью. То по-грузински, то по-русски они кричали и заводились все больше и больше. Абхаз пытался что-то отвечать… И лязгнул металл.

Тамрико, старшая медсестра, велела раненой девушке держать бинт — незаконченную повязку на обрубке голени — и бросилась в послеоперационную. Она была седая, совсем уже белая, но старость нисколько не дряхлила ее, а только высушила, нанесла морщины и сделала крепкой. Иногда она прикрикивала на неповоротливых хирургов. Ее очень уважали.

Посредине палаты стоял щуплый, дерганый, как кукла в руках неумелого кукольника, грузинский солдат. Это был тот Заза, которого доставили позавчера, — снайпер проткнул его от левого плеча к лопатке. Автомат Заза держал, плотно прижав к телу. Грузинские солдаты даже в госпитале не расставались с оружием, а чтобы никто не украл, клали на ночь под матрасы.

От его глаз хотелось бежать. Глаза коровы на бойне, глаза наркомана — дырки в безумие. Заза был совсем прозрачен, и все читалось в нем с начала до конца… Все повытаскивали автоматы из-под матрасов, кричали абхазу все более грязные ругательства. Абхаз пытался огрызаться, говорил: это вы пришли сюда. А все уже неслись к краю. И тогда Заза решил, что сделает это. Должен. Именно он — должен. Вспомнил, как его двоюродный брат Тенгиз был убит рядом с ним миной. Как он, жмурясь от страха, вытаскивал его ногу из куста ежевики. И он специально стал вглядываться в память, расцарапывать себя. Подстегивал: за него, за Тенгиза. Все будут рассказывать, как он отомстил. И он закричал, что убьет эту мразь, и вышел вперед. Но почему-то было трудно выстрелить в скуластого, с густыми бровями врага. Вдобавок ему мешали…

Тамрико замедлила шаг и подняла руки навстречу стволу. Она сказала твердо:

— Негоже грузину убивать беззащитного.

Но он не послушался. Все смотрели на них. Надо было спешить.

Заза матерно выругался по-русски и закричал, чтобы Тамрико убралась вон, или он и ее пристрелит вместе с этим вонючим абхазом. Тамрико пыталась отобрать у него автомат:

— Дай сюда.

Заза оттолкнул ее и снова выругался по-русски. Он ведь ругал пожилую женщину, и поэтому ему нужен был чужой язык — чтобы хоть как-то обмануть, сбросить ощущение неприличности. Все смотрели на них. Заза выволок Тамрико в коридор и захлопнул дверь.

А потом, уже без промедления, ударил выстрел.

Тамрико, опустив седую голову, выбежала из отделения.

А мы послонялись мимо дверей минут десять и зашли забрать мертвого. Солдаты смотрели в окна или в потолок. Заза лежал, закрыв глаза.

Примечания

1

Букет Абхазии (абхазск.).