Андрей Комаров - Сообщество лояльных ведьм Страница 13

– Ладно, мужчина, мне нужно только одеться, – попробовала схитрить Елена.

– Ничего, милая, будешь правильно себя вести, купим что-нибудь по дороге, – «успокоил» Вано.

Лена, лихорадочно соображала: ничего подобного в ее педагогической и человеческой практике еще не было. Хотела закричать, но ее новый знакомый дал ей почувствовать что-то похожее на лезвие ножа где-то пониже спины. И потом прошипел:

– Будь умницей!

Водитель огромной машины с включенными фарами открыл перед ними заднюю дверцу. Вано усмехнулся.

– Ну, как тебе, мое авто?! Братва на день освобождения подарила.

Самое странное, что она даже не успела испугаться. Видимо в нестандартной, мягко говоря, ситуации какая-то извилина в ее мозгу, отвечающая за испуг, пока еще не начала вибрировать.

– А куда мы едем? – спросила Елена Николаевна.

– Тебе повезло, красавица, ты будешь первой дамой, кто посетит мою виллу после ремонта. Приготовься к нескончаемому кайфу и океану удовольствий.

– Постой-постой Ваня, ты же обещал мне что-нибудь из одежды, – сказала она.

Вано Цимлянский, похоже, пришел в свое обычное повелительно-благодушное расположение духа. Он откинулся на сиденье и левой рукой полуобнял Елену. Она отстранилась, но Вано не обратил на это никакого внимания.

– Сейчас мы заедем в одно местечко и купим моей… Как тебя зовут?

– Если ты Иван, то я Марья, конечно. Маша меня зовут.

– … и купим моей Марусе одежонки – в качестве аванса!

Автомобиль, насколько могла судить пленница, уже выехал из черты города и несся теперь по шоссе в противоположную от моря сторону. Она не оглядывалась назад, но если бы даже оглянулась, то, вряд ли опознала бы в ярко-красном «Ауди», следующем за ними в пятидесяти метрах, машину Марины Аркадьевны Дейнеко, которая, впрочем, скоро отстала и остановилась на обочине. Потихоньку Елена начала паниковать. Но не выбрасываться же из машины на такой скорости! Лена уже давно приметила лежавшую слева от водителя бейсбольную биту и примерялась, как бы половчее ее использовать. Но для этого нужно было хотя бы остановить машину. Тем временем ее сосед-уголовник (теперь она уже не сомневалась в его настоящей профессии, разглядев еще и татуировки на руках), счел знакомство с ней уже достаточно коротким и начал подбираться к ее коленям, а затем и пару раз ущипнул за бедро. Поэтому Елена Николаевна почувствовала большое облегчение, когда автомобиль начал сбрасывать скорость у огромного, залитого светом здания, оказавшегося вблизи торгово-развлекательным центром «Бегемот». На парковке уже стояли несколько машин.

Водитель, тоже лысый, открыл ей дверцу, и она, вдохнув свежего воздуха, ловко, как ей показалось, схватила биту и выскочила наружу. В два прыжка перед ней оказался Вано и перехватил палку в тот самый момент, когда она мысленно уже стукнула его по некрасивому черепу.

– Маша! Да ты оказывается хитрожопая бабенка! Какой темперамент! Ты мне все больше и больше нравишься! Наверное, я тебя трахну даже два раза. Нет, я буду трахать тебя целую неделю. Довольна?

Он отбросил биту, заломил Лене руку за спину, притянул к себе и поцеловал в губы, сильно сжав другой рукой ее пострадавшее уже левое бедро.

«Ах, мерзкая рожа! При людях! Силой! Ты мне ответишь за это, обезьяна!». Пока Лена фыркала и отплевывалась, Вано и его коллега пытались закурить на ветру и, посмеиваясь, стояли рядом. Но вот они подняли головы, обернувшись к своей попутчице и больше уже не смогли оторвать глаз от ее лица…

Разбуженные в эту ночь жители близлежащих к «Бегемоту» районов города имели сомнительное удовольствие наблюдать в атмосфере несколько громовых разрядов, сопровождаемых зелеными и красными молниями. «Опять фейерверк устроили! Денег им девать некуда!»

Но одесситы, все как один, были неправы на этот раз. Увиденное ими явление не относилось к разряду зрелищных мероприятий, и, кроме того, оно было совершенно бесплатным.

IX. Здравствуй, ж…, Новый год!

Первое, что бросилось в глаза Векшину, когда он приехал на студию, так это отсутствие на рабочем месте двух самых ярких персонажей в его съемочной группе, двух антиподов – Николы Губанова и Иннокентия Михайловича Артшуллера, оператора-постановщика и директора съемочной группы. Векшин поздоровался с остальными. И в ответ услышал что-то неразборчивое. С недоумением оглядел всех. Уж что-что, а коллектив здесь подобрался живой и компанейский. Но сейчас члены его команды имели довольно пришибленный вид. А Люся Хабарова, помощник режиссера – «хлопушка» – и вовсе возилась с платочком и похныкивала.

– Да что с вами такое? Умер, кто-нибудь?

Бася, художник по костюмам, откашлялась и произнесла грудным голосом:

– Еще нет…

Векшин плюнул с досады.

– Что происходит, объяснит мне кто-нибудь или нет? И сделайте кофе, пожалуйста!

Люся, обрадованная возможностью чем-то занять себя, схватила пустой чайник и выбежала в коридор.

– Вера Ивановна, рассказывайте, настоятельно вас прошу, – сказал Векшин и плотно уселся на колченогий стул.

Вера Ивановна, дама сорока восьми лет, в той или иной вариации видавшая в киношной жизни все без исключения сюжеты, подалась в его сторону.

– Павел Артемьевич, десять минут назад сюда заглянул Николай и заявил нам, что собирается применить к Иннокентию Михалычу «последнюю степень устрашения» и что, вообще, тот будет умирать мучительной смертью. По-моему, он не шутил. Вид у него был довольно убедительный.

– Вот черт, нашли время! Где они оба? – вскочил на ноги Паша.

– Они в третьем павильоне заперлись. В нашей декорации, – сказала со своего места администратор Женя Кормильцева.

– Так-так-так… Дамы, оставайтесь на своих местах. Всех впускать и никого не выпускать. А Люську срочно пошлите за коньяком. И пусть лимон не забудет.

Павел бросился по лестнице вниз. Спасти жизнь директора группы было его прямой обязанностью. Вдогонку ему кричали что-то, но он отмахнулся.

– Павел Артемьевич! Самое-то главное мы вам не сказали! Павел!

Массивная железная дверь павильона была действительно заперта изнутри. Векшин прислушался. Звучал старый добрый рок. Конечно, при других обстоятельствах его любимый альбом «Дип перпл» воспринимался бы по-другому. Но сейчас крик души ветеранов классической гитарной музыки только подчеркивал абсурдность ситуации.

Векшин заколошматил по железу.

– Никола!

Никакого ответа. Тут он вспомнил, что их декорация в павильоне одной своей стороной выходит к небольшому оконцу, неизвестно для какой цели сделанном в практически глухой стене. Метнулся туда. Форточка была открыта на уровне примерно двух с половиной метров. Вся надежда была на то, что как каждый, или почти каждый мужчина в экстремальной ситуации, Векшин сможет собраться, допрыгнуть и подтянуться. Студийная бабушка-вахтер с удивлением а и живой заинтересованностью следила за тем, как Паша Векшин из Москвы бросается на эту амбразуру. С пятой попытки Векшин добился своего.

Он протиснулся внутрь довольно быстро. Слава богу, его формат совпадал с размером окна. Прямо перед ним стояла выгородка комнаты, где снималась постельная сцена с участием главных героев фильма. Но сейчас на широкой постели восседал по-турецки Никола Губанов. Мизансцена была странноватая. Никола сидел спиной к Векшину, повернувшись лицом к прикроватному шкафу, и раскачивался в такт оглушительной музыке. Но вот она прервалась.

– Ну, что Иннокентий Михалыч? Вспомнил?

– Колька, скотина, прекрати сейчас же!

Голос директора съемочной группы раздавался из шкафа. Это было не только интересно. Это было захватывающе интересно. Поскольку пока ничего опасного для жизни директора не обнаруживалось, Векшин решил понаблюдать. Он осторожно начал обходить декорацию, чтобы увидеть Николу анфас. Из шкафа раздавались решительные высказывания о ближайших родственниках Николы и о нем самом. Векшин никогда бы не подумал, что таким образом мог выражаться обычно флегматичный и утонченный Иннокентий Михайлович.

– Господин Артшуллер, я вас не выпущу отсюда, пока не услышу всей правды. Клянусь Урусевским!

Имя святого для Николы Губанова классика операторского искусства подтверждало серьезность его намерений. Векшин увидел оператора съемочной группы прямо перед собой. Никола сидел, поджав ноги, во рту дымилась огромная сигара. Слева перед собой он держал осколок стекла, а в правой руке зажал кусок какого-то белого материала. Когда он со всей силы начал водить им по стеклу, Векшин понял по звуку, что это пенопласт.

Из шкафа снова донеслись проклятия. Губанов прервал свое занятие. Затянулся. Выпустил в сторону шкафа облако дыма. Включил стоявший рядом магнитофон. Музыка вновь заполонила пространство. Векшин силился что-то понять. Прошло минуты три.

– Ну, как вам композиция, дядя Кеша? Нравится?