Алипио Ривера - На носу у каймана. Воспоминания сельского врача Страница 13

— Мы направили в министерство подробную докладную, в которой изложили все причины.

— Докладная ваша еще не дошла, — сказал доктор Галан раздраженно.

— Что поделать, доктор, такое уж это богом забытое место, ни до вас наша докладная не дошла, ни до нас ваши медикаменты. — От возмущения во мне все кипело.

— Не надо так, мы в курсе ваших дел. А вам следует вновь предоставить управление больницей доктору Баркесу.

— Ни в коем случае! Вы понимаете, что говорите?! Неужели не ясно, что Революция значит куда больше, чем министерство? К тому же вам следовало бы знать, что о министерстве здесь до сих пор понятия не имеют, если судить по безобразному состоянию дел в больнице!

— Как вы смеете в таком тоне говорить со мной?! Я этого не потерплю! — в его голосе послышалось раздражение.

— Я говорю лишь, что положение здесь ужасное! И меры следовало принимать раньше!

— Как бы то ни было, вы сейчас же сдадите дела доктору Баркесу, — настаивал он.

— Это преступление! Вы не представляете себе, какой политический урон принесет ваше решение…

— Немедленно сдавайте дела доктору Баркесу!

В отчаянии я прибег к новой тактике.

— Хорошо, доктор, но давайте разберемся. Вы говорите, что вы доктор Эрнандес Галан, но, в конце концов, я только слышу чей-то голос по телефону, а чтобы ваше решение имело законную силу, мне нужен письменный приказ.

— Какое право вы имеете сомневаться в моих словах!

— Я вовсе не сомневаюсь в ваших словах, но ведь вполне возможно, что это вовсе не вы мне звоните, а кто-то назвался вашим именем, понимаете? Когда придет письменный приказ, мы передадим заведывание доктору Баркесу.

Но все было напрасно! Его чуть «кондрашка не хватил», как говорили у нас в Сантьяго, когда я был мальчишкой. Я все стоял на своем, требуя письменного приказа, и он бросил трубку.

Я позвал секретаршу:

— Немедленно соберите членов совета, чтобы через пятнадцать минут все были здесь.

Шесть часов вечера, все восемь членов совета налицо. Они понимают, что произошло нечто важное, но, что именно, пока не знают.

Я открываю заседание совета, подробно изложив свой телефонный разговор с министерством. Как всегда, первым взял слово наш ортопед:

— Мне кажется, мы вовсе не обязаны возвращать этого человека на пост директора. Это дискредитирует Революцию, ИНРА и нас. Это значит отказаться от справедливой, революционной меры. А что об этом думает руководитель ИНРА? Ты с ним говорил?

— Еще до телефонного разговора с министерством я звонил ему совсем по другому поводу. Кажется, в Моа заварилась каша с американцами. Он там вместе с Клинтоном. А как вы думаете? — обратился я к тем, кто до сих пор рта не открыл.

— По-моему, — сказал Рамос, — произошло то, чего следовало ожидать. Я же предупреждал, что отставка директора повлечет за собой осложнения. Надо передать руководство больницей Баркесу.

Кроме ортопеда и меня, все более или менее открыто высказывались против отстранения Баркеса и за возвращение его на прежний пост.

— По-моему, вы крайне непоследовательны, — сказал я. — На собрании в гостинице говорили одно, потом другое, а теперь уже третье. Судя по всему, вам не знакома настоящая принципиальность.

Пера хотел меня перебить.

— Нет, пожалуйста, дай мне закончить. Я по-прежнему считаю, что смещение доктора Баркеса было более чем оправданно. В министерство отослана подробная докладная. Они говорят, что не получили, но по-моему, докладная пришла, просто нарушена бюрократическая иерархия, вот они ее и не приняли к рассмотрению. И хотя, как мне кажется, вовсе не Гавана должна решать этот вопрос, мы являемся служащими министерства здравоохранения и потому должны выполнять его приказы. Протестуя против этого решения, я требовал письменного приказа, но отсюда, из Баракоа, мы не сможем бороться с министерством. У нас нет другого выхода — придется передать руководство Баркесу и выразить свое несогласие с этим в письменном виде, в разного рода докладных и прочих документах. Кроме того, мы лишились поддержки Чаина: его сейчас нет на месте, и неизвестно, когда он вернется. И потому я считаю, что завтра мы должны составить документ, в котором, изложив все, что касается сегодняшнего телефонного звонка, заявим, что решение министерства считаем несправедливым и в корне неверным, не согласны с ним, однако выполнили его как приказ вышестоящей организации. А как вы думаете?

— Я полностью тебя поддерживаю, — сказал ортопед.

Рамос, Пера и его жена согласились, что документ должен быть составлен «приблизительно» в таких выражениях. Остальные тоже не возражали, и собрание было закрыто.

Ортопед предложил подбросить меня на своей машине. Я принял его приглашение, и мы вышли вместе.

— Как обидно, что в министерстве этого не понимают! — сказал он после долгого молчания.

— Дело обстоит куда хуже. Я спрашиваю себя, что будут думать и говорить в городе, когда узнают о том, что Баркес снова директор. Мне в самом деле не по себе. Но как бы то ни было, я верю в Революцию. Рано или поздно больницу возглавит революционер, и все в ней пойдет по-другому. Во всяком случае, за эти несколько дней мы сделали кое-что, чего уже не уничтожишь, и к тому же доказали, что Баркес не решал некоторых вопросов только потому, что не хотел.

— Ты прав, — сказал Педро, — однако от этого не легче, и у меня настроение невеселое.

— И это вполне естественно. Спасибо, что подвез. До завтра, — попрощался я, захлопывая дверцу машины.

Жена очень расстроилась, когда я рассказал ей обо всем случившемся, и мы проговорили весь вечер.

Я долго вертелся в постели, пока наконец заснул, но сон не принес мне отдыха — проснулся я разбитый, словно меня всю ночь колотили палками. Баркес, наверное, доволен, знакомые, уж конечно, сообщили ему приятную новость.

Придя в больницу, я собрал совет, мы составили и подписали следующий документ:

«Баракоа. 19 марта 1960 года. Нижеподписавшиеся члены медицинского совета больницы города Баракоа считают необходимым заявить: Решением сеньора Карлоса Чаина Солера, руководителя зоны О-27 национального института аграрной реформы, а также в связи с тем, что состояние дел в больнице, как показало обследование, нельзя было признать нормальным, был создан медицинский совет, председателем которого был назначен доктор Алипио Родригес Ривера, а секретарем доктор Педро Луис Карбальо Усаторрес.

После телефонного разговора с доктором Эрнандесом Галаном, генеральным директором больничной службы, который потребовал снова передать управление больницей доктору Луису Ф. Баркесу Кальико, мы, члены совета, являясь служащими министерства здравоохранения, решили выполнить это требование и распустить совет, ибо наша цель — не создание административных беспорядков, а улучшение работы больницы, хотя мы по-прежнему полностью поддерживаем решение сеньора Чаина Солера о создании совета, который необходим для совершенствования работы больницы во всех аспектах».

Потом я велел позвать Баркеса, сообщил ему о телефонном разговоре, прочитал составленный нами документ и сказал, что отныне он снова директор больницы.

— А я не переставал им быть, — заявил он высокомерно.

— Ну конечно же, ведь это вы наладили водопровод, убрали мусор и достали скамейки для приемного покоя, — усмехнулся я, решив не оставаться в долгу.

Он поглядел на меня с ненавистью.

Я сообщил о шагах, предпринятых, чтобы разрешить трудности с медикаментами.

— Свои обязанности я знаю, — нагло ответил он.

Так кончилось это собрание.

Через два дня после того, как Баркес вернулся на свой пост, я узнал, что прибыл грузовик с медикаментами и сыворотками, и у меня камень с души свалился.

Кое-кто из персонала больницы сочувствовал нашим начинаниям, однако опасался открыто высказывать свои симпатии, чтобы не нажить неприятностей. О возвращении Баркеса в городе уже известно, новость обсуждается повсюду.

Сегодня приехал Фелипино Пуриалес. Он остолбенел, когда узнал, что у нас произошло, и сказал, чтобы я ехал в Гавану, протестовал там в министерстве. Я ответил, что, по-моему, время для этого еще не настало.

У аэропорта в Баракоа совершенно сельский вид, несмотря на приметы технического прогресса — самолеты, радиоаппаратуру в диспетчерской, легковые автомобили и джипы, на которых приезжают встречать пассажиров. Рядом с чемоданом здесь часто можно увидеть гроздь бананов или парочку кур со связанными ногами.

Среди пассажиров многие в рабочей одежде либо одеты очень скромно, есть и военные в форме. И на всех них тучей налетают грязные, босые, оборванные мальчишки, они стараются всеми правдами и неправдами всучить шоколадные пирожные, сладкую кукурузу или ананасовый напиток в кокосовой скорлупе. Но даже и в этой сумятице всеобщее внимание привлек мужчина около шести футов роста, в костюме из шелка-сырца и галстуке, с чемоданчиком, еще более черным, чем его собственная кожа, и в огромных очках в оправе «под черепаху», который спускался по трапу вместе с другими пассажирами, прилетевшими первым рейсом авиакомпании «Кубана». Мальчишки, сначала забыв про свою торговлю, сбежались поглазеть на него, словно на какого-то редкого зверя, а затем накинулись, пытаясь всучить свои сласти и, очевидно, полагая, что столь представительный сеньор либо важная персона, либо богач.