Дмитрий Вересов - Огнем и водой Страница 14

– А твоя тебе ничего не присылает из Англии? – Тему сестра сменила, но не слишком удачно.

– Лена! – простонал Вадим.

– А что, думаешь – мы такие темные, ничего не понимаем! Люди могут разъехаться и все равно продолжать друг другу помогать. Ну там, джинсы фирменные прислать, для нее же это просто копейки!

– Нет, не присылает!

– Да ладно, не злись! А марки, марки не шлет?

– Я марки не собираю!

– Марки не собирают, их коллекционируют! У меня муж на них деньги тратит бешеные – говорит, это потом окупится! А ты все еще переживаешь? – спросила она, помолчав.

И Вадим, обычно многословный, тоже помолчав, ответил кратко, обдумав ответ не для Ленки, а для себя:

– Нет, уже нет!

– Вот и правильно, Дим! Только не обижайся, но какой из тебя муж, я не представляю! Если бы я стала бы твоей женой, я бы тоже убежала…

– Если бы ты была моей женой, – выдал Вадим прогнозируемый ответ, – я бы повесился!

Попрощались сердечно. Минуту спустя Вадим подошел к кроватке. Смотрел на дочку, угадывал знакомые черты в ее мордашке и улыбался, стиснув зубы. «Что же ты со мной сделала?» – спрашивал он ту, чье отражение видел в детском лице.

Вспоминались Наташкины лисьи завывания: – «Димочка, Димочка, только с тобой! Никто мне, кроме тебя, не нужен…» Интересно, верила она в это сама? Обманывала себя так же, как обманывала его, или это был, так сказать, театр одного актера? И зрителя.

Верочка молчала, сосредоточенно хмурилась, потом со свойственной детям непредсказуемостью разражалась визгом.

– Прекрати, ты же не поросенок! – серьезно уговаривал ее Домовой.

И призрак Наташи Забуги мгновенно исчезал, и все переживания, связанные с этой теперь уже почти чужой женщиной, уступали место отцовской заботе. В сентябре дочка подхватила какую-то детскую простуду. Вадим поверить не мог – он ведь так внимательно следил за ней. Но верь не верь, а у малышки начался жар. Вадим вызвал неотложку и поехал с Верочкой в больницу, оставив дом на Маркова, который все еще квартировал у старого друга. Больница ему сразу не понравилась, как не понравилась и нервозность усталых врачей. Все вокруг казалось мрачным, серым и малопригодным для лечения вообще и Верочкиного в особенности. Однако других вариантов просто не существовало, и свое недовольство Вадим оставил при себе.

– Не бойся, – он прижимал дочку к себе, не решаясь передать ее медсестре, – все будет хорошо!

– Да что это вы, папаша, весь трясетесь? – Взгляд женщины смягчился.

Домовой, и правда, представлял сейчас собой жалкое зрелище. На какое-то мгновение ему показалось, что эта пустяковая детская болячка здесь, в этой страшной больнице, может перерасти бог знает во что. Память подсказывала какие-то жуткие истории – вот был случай, привезли ребенка в поликлинику с гриппом, а он там подхватил скарлатину… Или это про собаку какую-то рассказывали? Вадим почувствовал, что еще немного, и он спятит. Стоило только подумать, что он может потерять дочь, и сердце обрывалось.

– Валерьяночки попейте… – приговаривала сестра. – Или лучше седуксену!

Остаться с Верочкой ему не дали. Всю ночь он промаялся без сна, гадая – как она там. Утром, набирая телефон справочной службы больницы, одновременно пытался надеть ботинки. Левый надел на правую ногу, правый на левую…

Марков, привлеченный шумом, выбрался в коридор – посмотреть, что, собственно, происходит. Иволгин уже выбрался из открытого гардероба, куда умудрился свалиться. В руках он держал зеркальце, которое отлетело от дверцы.

– Не разбилось! – удовлетворенно заметил он, когда не без помощи Кирилла поднялся на ноги и обулся заново.

Плохих примет им еще не хватало. От помощи Маркова, который готов был его сопровождать к дочери, он все-таки отказался.

– Ты и так после своих репетиций на ногах не стоишь! Тебе нужно сегодня отоспаться как следует, – сказал Домовой, хотя дело было не только в этом.

Ему казалось, что Кириллу не стоит лишний раз посещать больницу. Ни к чему это! Марков в ответ пожал плечами.

– Как знаешь, но на самом деле я не чувствую никакой усталости.

– Ты просто перевозбудился! – определил Вадим и буквально за минуту, прежде чем лететь к дочке, заварил успокаивающий чай из трав, который обладал, по его словам, потрясающим снотворным эффектом.

Марков, отведав чаю, подумал, что, пока странный горько-пряный вкус этого варева не исчезнет с языка совсем, вряд ли он сможет заснуть, даже если очень захочет. Но, едва пристроившись в привычном уже кресле с книгой, почувствовал, что веки становятся тяжелыми, а спустя секунду книга выпала из его рук.

– Ты вернулся?! – Голос раздался из дымки, которая растаяла окончательно несколько секунд спустя.

Марков прищурился – солнечный свет, проникавший в открытые окна опочивальни, показался ослепительноярким.

– Как видишь! – сообщил он и ощупал рукой грудь.

Интерьер был мрачноват, единственное яркое пятно – желтый балдахин, под которым он лежал, весьма, кстати, пыльный. Чистота простыней сомнений не вызывала, но в этих матрацах, набитых конским волосом, как правило, было множество клопов. «Издержки эпохи», – подумал он.

Кирилл вспомнил удар, нанесенный ему на сватовстве Гийома Аквитанского, и провел рукой по груди. Никаких следов.

– Кардинал скончался, – сообщил ему Невский; он сидел у постели, в кресле с высокой спинкой. – Теперь будет очень сложно объяснить в Риме, что произошло!

– И прекрасно, – пророкотал, входя в комнату, какой-то здоровяк, – если они хотят войны, то все равно добьются ее! Так чего зря тянуть?

На здоровяке была льняная рубаха. Длинные волосы рассыпаны по плечам. На шее внушительных размеров медальон и меч у пояса. Судя по расхристанному виду, Марков предположил, что перед ним кто-то из дворян. Входя, рыцарь пригнулся под низкой дверью и по пути успел шлепнуть по ягодице уходившую служанку.

– В этом доме слишком низкие потолки – его строили для мышей! – сказал он. – Я уже набил пару шишек!

– Вам, сэр, – заметил Невский, – любые потолки кажутся низкими! Позволь представить тебе, Кирилл, это сэр Фрэнсис Лайон, я надеялся, что он сможет сопровождать меня в поисках, но в свете случившегося…

Сэр Фрэнсис безо всякого смущения и с удовольствием поскреб шею.

– Рим давно искал повод для ссоры! Не удивлюсь, если убийцы действовали по их поручению!

– Нет, нет! – запротестовал Невский. – Это не в интересах понтифика – собирать под свои знамена вечно ссорящихся вассалов и пытаться натравить на нас! Слишком много сил уйдет при ничтожной выгоде!

– Я не доверяю всем им! – сказал рыцарь. – И думаю, будет лучше, если и вы им не будете доверять!

– Как тебе понравился Лондон? – спросил Невский у Кирилла.

Марков нахмурился, не понимая.

– Откуда ты узнал?!

Невский улыбнулся.

– Я почувствовал. Хотел присоединиться к тебе, но не было времени, да и не уверен точно, что смог бы, – иногда это чертовски трудно. Особенно теперь!

– А что теперь?

– Лучше тебе не знать!

Сейчас Маркову казалось, что Невский говорит с ним не как с равным. Это был разговор заботливого отца с сыном, а не беседа двух старых друзей – погодков. Время, проведенное здесь, наложило на Евгения свой отпечаток.

– Ты помнишь всех наших? – Марков давно хотел задать этот вопрос.

– Помню ли я? – Невский сглотнул комок, подбежавший к горлу. – Да, конечно… Если бы я только мог, Кирилл, вернуть все назад. Альбина, наверное, вышла замуж и теперь счастлива?

– Вышла, но счастлива ли она, сказать не могу.

– А мама?!

– С ней все хорошо, насколько это вообще может быть в ее положении.

Кирилл не раз испытывал желание пойти к Флоре Алексеевне и сообщить ей, что ее сын жив, более-менее здоров и сейчас скачет на вороном скакуне с мечом в руках. Однако возвращаться к психам очень не хотелось. Марков не мог знать, что подобный рассказ был бы принят Флорой Алексеевной более чем благосклонно, ибо и сама она, хоть и лишена была возможности путешествовать во времени, давно уже жила в двух мирах – Ленинграде конца двадцатого века и старинных хрониках, листаемых долгими одинокими вечерами.

– Но, – сказал Невский, ухмыляясь, – как оказалось, и в смерти есть положительные стороны. По крайней мере в моем случае. Атмосфера здесь не в пример чище!

– Разве есть кто-то еще, кроме нас?!

– Кроме тебя, Кирилл. Ты забыл – я не могу перейти назад, передо мной словно стена стоит. Думаю, что да – есть такие люди!

Было видно, что вопрос этот его действительно тревожит. Но то, что услышал в следующее мгновение Марков, по его мнению, было уже слишком.