Екатерина Вильмонт - Курица в полете Страница 14

— Да-да, прости, у меня, наверное, это уже пунктик… Не сердись.

— Я не сержусь, просто мне кажется…

— Ты, разумеется, права!

После ресторана они поехали домой, и поскольку прошлую ночь, как выяснилось, обе не спали, то в десять разошлись по комнатам.

Нет, подумала Элла, на месяц меня не хватит.

Она еще более чужая, чем была все эти годы. Незнакомая, малосимпатичная женщина, бестактная и чудовищно эгоистичная. Непонятно только, зачем я ей понадобилась… Она ведь совершенно не понимает, как ей себя со мной вести. Ну и я, честно говоря, не очень понимаю. Черт знает что.

Но кровать была удобная, воздух за открытым окном свежий, и Элла крепко уснула.

Утром она побежала в «свою» ванную, просторную, со множеством сверкающих белизной шкафчиков, в которых ничегошеньки не было. Правда, на полочке под зеркалом стояли кремы и лосьоны какой-то неведомой фирмы, явно очень дорогие.

На вешалке висел пушистый халат, который, впрочем, был бы впору разве что худенькой школьнице… Но у Эллы был с собой симпатичный голубенький в белых розочках халат, подаренный Машкой на Новый год. Она хотела было в нем спуститься вниз, но решила, что не стоит, и сразу оделась, чтобы ехать в город, — любимые канадские джинсы на резинке и купленная перед отъездом китайская джинсовая рубашка, которая необыкновенно ей шла. Ей вообще шли спортивные вещи. Внизу слышались голоса. Видимо, приехала прислуга. Элла спустилась в кухню. Там уже возилась высокая полная женщина лет сорока в брючках до колен и клетчатой рубахе.

— Гутен морген, — сказала Элла.

Женщина широко улыбнулась и протянула руку.

Они поздоровались. Какая милая, подумала Элла.

Тут появилась мать в спортивном костюме. Видимо, с пробежки вернулась.

— О, детка, с добрым утром, как ты спала?

— Прекрасно, мама!

— У меня сегодня разгрузочный день, а тебе фрау Зайдель подаст завтрак в столовой.

Действительно, краешек длинного стола красного дерева был прикрыт скатеркой, и фрау Зайдель уже заваривала кофе. Запах был головокружительный. К тому же фрау Зайдель немного говорила по-английски и спросила, не хочет ли Элла к завтраку яйцо.

— Нет, спасибо, — улыбнулась она. На фиг мне нужно яйцо, если нет хлеба с маслом?

Она выпила действительно прекрасный кофе, проглотила два ломтика все той же прозрачной ветчины. И еще съела обезжиренный йогурт, впрочем довольно вкусный. Потом чинно поблагодарила любезную фрау Зайдель и побежала наверх за сумкой и темными очками.

— Элла! — окликнула ее из спальни мать.

— Да, мама?

— Ты собираешься что-то покупать сегодня?

— Не знаю, если что-то попадется по дороге…

— Нет, ты не ходи там по магазинам — слишком дорого, туристические тропы… Покупать лучше на Мариерхельферштрассе. Запомнишь?

— Нет, конечно! Но это неважно, я не собираюсь…

— Все равно, я хочу дать тебе денег. "

— Спасибо, у меня есть.

— Сколько у тебя с собой? — с ласковой улыбкой спросила мать.

— Восемьсот евро.

— О боже! — рассмеялась мать. — Вот тут две тысячи наличными. Я знаю, русские предпочитают кэш.

— Но зачем так много?

— Ну вдруг тебе что-то приглянется. И вообще, я не хочу, чтобы ты тратила свои деньги. Прошу тебя, возьми!

— Хорошо, спасибо! — согласилась Элла, решив, что тратить эти деньги пока все равно не будет. — У вас тут как с преступностью?

— Вполне спокойно. Зимой сюда приезжают толпы богатых итальянок, чтобы спокойно щеголять в роскошных мехах. В Италии это опасно.

— Здорово! Спасибо, мама.

— Если что, свяжемся по телефону. Быть может, я освобожусь раньше, чем предполагаю, тогда встретимся где-нибудь и пообедаем.

Нет уж, лучше я одна, подумала Элла, но кивнула.

Она просто бродила по улицам, по тем самым туристическим тропам, заглядывала в какие-то магазины, даже купила себе красивый голубой шарф из мягкого шелка, который немедленно нацепила на рубашку под воротник, и показалась себе бешено элегантной. Потом купила сандвич с ветчиной и сыром и с удовольствием умяла его, сидя на лавочке, а потом в подземном переходе у оперного театра посетила сортир под названием «Опера», где на кабинках висели таблички «Ложа № 2» и все совершалось под музыку Штрауса. Эти нехитрые развлечения почему-то доставляли ей острое удовольствие, как будто она школьницей прогуливает урок и делает при этом что-то запретное, не совсем приличное… Она решила, что обедать будет в кафе «Моцарт», что напротив «Альбертины», где как раз проходит выставка Дюрера. Но я туда сегодня не пойду, уж больно погода хороша…

Но когда она пришла в кафе «Моцарт», там уже яблоку негде было упасть, а еще и очередь стояла.

Ну ни фига себе! Она потолкалась по другим близлежащим заведениям, но везде было битком. Ничего, подожду, мне не к спеху, решила она. Только бы мама не позвонила. Не хочу я с ней обедать! Если позвонит, не отвечу. Я ж могу просто не услышать звонка, правда? Но в результате она набрела на очень милое старинное кафе конца восемнадцатого века, где было уютно, вкусно пахло и публика явно местная. Пожилой господин в больших роговых очках весьма плотоядно на нее поглядывал.

Она заказала гуляш и бокал красного вина, а еще кофе и кусок ванильного торта. Наверное, в другой ситуации она ограничилась бы чем-то одним, она вообще не так уж много ела, но когда ей начинают считать калории… Дух противоречия, ничего не попишешь! А пока ей не принесли заказ, она с удовольствием разглядывала кафе и его посетителей. За соседним столиком сидела пожилая дама с неимоверно аккуратной седой прической.

Она пила что-то спиртное, курила и читала газету.

Наверное, она здесь завсегдатай… И вон те два пожилых дядечки. С каким аппетитом они едят, смотреть приятно. За угловой столик сели двое мужчин.

Один восточного типа, а второй среднеевропейского. Они были заняты, по-видимому, не слишком приятным разговором. Еще за столиком слева от Эллы сидела тощая очкастая девица с какими-то бумагами, которые, казалось, целиком ее поглотили. Чашка кофе оставалась нетронутой, так же как кусок кекса. И тут в проходе появился огромный черный кот. Он медленно и важно шествовал между столиками, словно проверяя свое хозяйство. Элла пришла в восторг и схватилась за фотоаппарат.

Надо запечатлеть такого красавца. Кот замер, как будто понял, что его будут фотографировать, а потом направился к очкастой девице и вспрыгнул на диванчик рядом с нею. И тут раздался такой вопль, что все повскакали с мест. Девица буквально билась в истерике. Это она кота так испугалась? Вот ненормальная! К ней уже спешил мужчина в фартуке, примчалась официантка и унесла кота. Мужчина объяснялся с очкастой. Она швырнула на столик деньги и, подхватив свои бумаги, вылетела вон.

Мужчина что-то громко сказал по-немецки, и все посетители рассмеялись. Элле было жалко, что она не поняла его слов. Наверное, он как-то солоно пошутил по поводу истерички… А вот и мой гуляш, с удовольствием подумала Элла. Едва она отпила глоток вина, как к ней вдруг подошел мужчина, тот, среднеевропейского типа, и что-то спросил по-немецки. Она подняла глаза, улыбнулась, развела руками: не понимаю, мол. Но вдруг больно сдавило сердце. Она еще ничего не успела осознать…

— Элюня, ты меня не узнаешь?

— Витька! Витечка! Откуда ты?

— Господи, Элюня, ты совсем не изменилась!

Дай я хоть обниму тебя!

А он изменился, ах как он изменился! Он был совсем взрослый и какой-то высохший, тощий.

Похож на алкаша в завязке, мелькнуло почему-то в голове у Эллы.

— Что, постарел? — усмехнулся он, видимо поняв ее мысли.

— Нет, просто похудел очень.

— А ты цветешь… Красивая… Господи, Элюня, вот где Бог привел встретиться!

Он сел напротив:

— Элюня, Элюня, как же я рад тебя видеть!

— И я, — пробормотала Элла. Она была слишком растеряна, чтобы просто радоваться.

— Скажи, ты что в Вене делаешь?

— Я приехала.., к матери…

— Она теперь тут живет?

— Да.

— А моя мать умерла.

— Я знаю. Бабушка тоже умерла, и китобой, и папа… А ты что тут делаешь?

— Живу, я тут живу. Уже шестой год… Я искал тебя, Элюня, но не нашел… Ты не отвечала на мои письма, я уж черт знает что думал, я не знал, что тебя в Москву насовсем увезли.., думал, так… на время. Я ведь тогда к тебе в Москву ехал, когда меня взяли…

— Я знаю. Я не могла тогда ничего.., я в больнице лежала, у меня внематочная была и осложнения… А писем я не получала.

— Элюня, ты ешь… — грустно улыбнулся он. — Гуляш здесь вкусный.

— Витька, как странно, что все тут оказались…

В Вене… И мама, и ты.., из прошлого…

Он взял ее руку. Поцеловал каждый пальчик — А мое кольцо не носишь?

— Нет. Ворованное добро впрок не идет. Его украли вместе с драгоценностями бабушки Тони.

Бабушка Женя тогда так и сказала — что ворованное, что конфискованное добро впрок не идет…