Абель Крус - Моя вторая мама (Сериал). Книга 1 Страница 14

- Мы с тетей Сонией очень тебя любим, - кивнул, снимая очки Энрике.

- А мою мамочку вы тоже любили?

Взрослые напряженно переглянулись.

- Конечно. Очень любили… - наконец сказала Сония.

- У вас нет собаки? - Моника вскочила с дивана и пробежалась по комнате.

- Нет. А что? Ты любишь собак? - спросил Энрике.

- Очень! - обернувшись к отцу, девочка с укоризной посмотрела на него. - Когда ты подаришь мне собаку? Я хочу маленькую собачку, которая бы меня очень любила…

- Я думал, тебе нравятся только куклы, - виновато улыбнулся Хуан Антонио.

- Я хочу щенка!

- Я сама подарю тебе щенка! - Сония погладила Монику по щеке. - Господи, как же ты похожа на мать…

- Правда, тетя? Правда, подаришь?

- Ну, конечно. Я же сказала.

- Если хочешь, можешь провести здесь субботу и воскресение, когда я уеду, - предложил дочери Хуан Антонио. - Может, и впрямь тетя Сония купит тебе собаку.

- Ты опять уезжаешь? - спросил Энрике.

- Он поплывет на огромном корабле, - встряла Моника. - Только с ним будет эта… ведьма…

- Моника! - Хуан Антонио строго взглянул на дочь.

- Видимо, речь идет об Иренэ? - предположила Сония.

- О ком же еще… - на лице Хуана Антонио появилось выражение досады.

Сония взяла Монику за руку и заглянула ей в глаза:

- Ты бы хотела приехать к нам на субботу и воскресение?

- Не знаю, - Моника пожала плечами.

- Обещаю, нам будет очень весело…

- А ты купишь мне собаку?

Вошедшая служанка доложила, что обед накрыт. Все перешли в столовую, и Сония усадила Монику за стол возле себя. Девочка чувствовала на себе внимание взрослых и от смущения раскапризничалась. Она отказалась от супа, а потом отодвинула и второе, едва ковырнув мясо. Хуан Антонио посылал ей суровые взгляды, но Моника делала вид, что не замечает их.

- Выпей хотя бы сока, Моника! - не выдержал Хуан Антонио.

- Оставь ее, - Сония, улыбнувшись, погладила Монику по плечу. - Твоя тетя Сония не даст тебя в обиду…

- Ты скажешь, чтобы принесли мороженое?

- Так ты хочешь мороженого? - Энрике вытер рот салфеткой, подмигнул девочке и поднялся из-за стола. - Давай пойдем купим.

- Не беспокойся, Энрике… - попытался остановить его Хуан Антонико, но Моника уже вскочила и подбежала к дяде.

- Мои дядя и тетя действительно меня любят! - с укоризной сказала она отцу.

Энрике взял ее за руку и, пообещав, что они скоро вернутся, вывел девочку из комнаты.

- Веди себя хорошо! - только и успел крикнуть дочери Хуан Антонио.

Он взглянул на Сонию. Та сидела несколько напряженно, словно не зная, какой тон разговора выбрать теперь, когда они с братом остались наедине. Ему тоже было непривычно и неловко с сестрой. Слишком давно они не виделись, слишком сильно изменились оба с тех пор и, хотя уже не помнили взаимных обид, любое неверно сказанное слово могло всколыхнуть прошлое и вновь причинить боль. Обстановку разрядила служанка, внесшая кофе. Сония молча смотрела, как служанка разливает кофе в чашки, потом знаком приказала ей удалиться.

- Сколько лет мы не сидели с тобой вот так, вдвоем… - сказал Хуан Антонио.

- Помнишь… - Сония печально улыбнулась. - Раньше мы делились друг с другом всеми своими секретами…

- Как давно это было…

- Я хочу, чтобы все опять было по-прежнему. Я тебя очень люблю, Хуан Антонио, и очень скучала без тебя.

- Ты сама решила не поддерживать со мной отношений.

Сония встала и подошла к окну. Хуан Антонио невольно подумал, что годы никак не отразились на стройной фигуре сестры.

- Теперь я понимаю, как была не права, - Сония обернулась к нему. - Зачем я только слушала маму?! Но ты же знаешь, что у нее был за характер!

- Хоть вы и не приняли Лусию, я ни в чем не раскаиваюсь. Я был с ней очень счастлив, - сказал Хуан Антонио.

- Ну да… Не то что я…

- Ты несчастлива с Энрике? - слова сестры удивили Хуана Антонио.

Сония медленно вернулась к столу:

- Я не люблю его, Хуан Антонио. Наверное, я никогда его не любила. Может быть, в свое время мне надо было бороться за Мануэля, за его любовь… А, ладно… Что теперь об этом?

- Я думал, у тебя с мужем нормальные отношения.

- Это действительно так. Мы нормально друг к другу относимся. Только не любим друг друга… - Сония грустно взглянула на брата. - Моя жизнь не удалась. Я в полном отчаянии.

Хуан Антонио не знал, как утешить сестру, но она сама перевела разговор на другое:

- Расскажи лучше об Иренэ. Ты ее любишь?

- Нет, нет… - Хуан Антонио покачал головой и на мгновение задумался. - Она, конечно, очень привлекательная женщина, она мне нравится, но…

- Ты давно с ней встречаешься?

- Ты же знаешь, женщины меня погубят…

- Честно говоря, - Сония все еще боялась нечаянно обидеть брата, - она мне не слишком понравилась… мне кажется, она типичная авантюристка…

- Ради Бога, не надо, - Хуан Антонио недовольно поморщился.

- Нет, нет… - поспешила успокоить его Сония. - Я даже и не думала вмешиваться в ваши с ней отношения… Это твоя жизнь, и ты волен распоряжаться ею, как пожелаешь.

Она напомнила брату, что предлагала пригласить Иренэ на обед, но он сам отказался. Хуан Антонио пожал плечами.

- С какой стати? - пробормотал он.

- Значит, ты не собираешься на ней жениться?

- Нет… В данный момент - нет. А там видно будет.

- Она говорит о вашей свадьбе, как о деле давно решенном…

- Ты же знаешь женщин…

Сония прошлась по комнате и остановилась напротив брата:

- И все-таки ты едешь с нею в круиз?

- Это она настояла… И потом… Я думаю, мне не мешает немного отдохнуть. Я так давно не был в отпуске… Фабрика отнимает у меня все время.

- Что ж, может быть, ты и прав…

Сония подумала, что брат действительно заслужил отдых. Выглядел он усталым, причем усталость его явно была не столько физического, сколько морального плана. Ему нужно было сменить обстановку, а что тут может быть лучше морского путешествия? «Море, море лечит наше горе!» - припомнила Сония слова старой песенки, которую они с Хуаном Антонио распевали еще детьми…

- Знаешь… - она улыбнулась, - мне так нравится Моника… Только я очень беспокоюсь за нее…

Хуан Антонио вздохнул и посмотрел в окно:

- Да. Я тоже… Нелегко мне быть для нее одновременно и отцом и матерью…

- А мне бы так хотелось иметь детей, - Сония наклонила голову и провела рукой по листьям комнатного лимона. - Но… ничего не поделаешь…

- А почему вы с Энрике не возьмете ребенка на воспитание?

- Зачем? - Сония непонимающе взглянула на брата.

- Как это зачем? - возмутился Хуан Антонио. - Вокруг столько детей, которым не хватает домашнего тепла, материнской заботы!

- Зачем мне чужой ребенок, если у меня есть родная племянница! - медленно сказала Сония. - Я могу любить ее… как дочь.

Хуан Антонио внимательно посмотрел на нее.

- Моника - твоя племянница, а не дочь, - подчеркнул он.

Сония будто и не слышала его. Она смотрела куда-то за плечо брата и думала о своем. И, словно отвечая своим мыслям, тихо спросила:

- Хуан Антонио… ты ведь только что говорил, что тебе трудно быть для Моники и отцом и матерью одновременно?

- Ничего, я постараюсь, Сония, я постараюсь…

- Я понимаю, что сейчас не время для подобных просьб, но хочу попросить тебя…

- О чем?

- Отдай мне Монику. Пусть она живет у меня!

- Да ты что, Сония? - просьба сестры застала Хуана Антонио врасплох. Сначала он даже решил, что ослышался. Но напряженное лицо сестры не оставляло сомнений в том, что услышал он именно то, что она сказала.

- Здесь у нее будет все: и домашний уют, и материнская забота,… - настаивала Сония.

- Она - моя дочь!

- Я к ней и буду относиться, как к твоей дочери.

- Нет! - Хуан Антонио решительно покачал головой. - Мне очень жаль, но я даже обсуждать это не намерен. Моника - это самое главное в моей жизни!

- Конечно… Я говорила, что сейчас не время… - огорченно сказала Сония. - Но ты подумай, поразмысли хорошенько и только потом решай…

- Мне не о чем думать!

Разговор явно грозил перерасти в ссору, и Сония, зная упрямый характер брата, предпочла больше не настаивать. В комнате возникло неловкое молчание, но, к счастью, в этот момент вернулись Энрике и Моника. Девочка вбежала в гостиную, сияя от радости:

- Папочка, папа! Дядя Энрике накупил мне целую кучу мороженого. Я поставила все в холодильник. Мы возьмем его домой!

Искренняя радость дочери передалась Хуану Антонио. Он залюбовался радостным лицом Моники и только теперь по настоящему ощутил то, что не раз говорил и вслух, и про себя, не вдумываясь особенно в смысл сказанного: за счастье этой девчушки он готов был отдать все на свете. Никто не отнимет ее у него. Никому он ее не отдаст! Он подхватил дочь на руки и закружил по комнате…

Глава 11

«Даниэла, спаси меня… Вытащи меня отсюда, Даниэла… На коленях прошу, умоляю тебя, Даниэла!» Альберто бродил по камере из угла в угол, не обращая внимания на раздраженные взгляды сокамерников, не слыша их окриков, не чувствуя злобных толчков. Иногда он со стоном бросался на кровать, но через мгновение снова вскакивал. Подбегая к решетке, отделявшей камеру от коридора, и прижимаясь лбом к холодным прутьям, он ловил себя на мысли, что молится, но молится не Богу, как в детстве учила его мать, а человеку, ей, Даниэле, от которой больше, чем от Бога, больше, чем от черта и от кого бы то ни было, зависела теперь его судьба. В голове его не укладывалось, как он мог оставаться здесь, за решеткой, когда одного слова Даниэлы, одного ее единственного слова было достаточно, чтобы вытащить его из этой вонючей камеры, пропахшей мочой и потом, избавить от издевательств со стороны сокамерников и надзирателей, вернуть в тот мир, из которого его вырвали, где он чувствовал себя человеком - и не из последних - а не бессловесной тварью, обреченной безропотно подчиняться и сносить унижения. «Я ведь уже наказан! Я достаточно наказан! Даниэла, родная моя… любимая… пойми и прости меня… Ты добра, ты милосердна, ты знаешь, что здесь я погибну… Не губи меня, Даниэла!» По коридору лениво прохаживался надзиратель. Альберто пытался расслышать сквозь звук его размеренных шагов, не гремит ли железная дверь в конце коридора, через которую водили на свидания… Сердце его замирало, когда дверь открывалась. За ним? Нет… В отчаянии он отрывался от решетки и падал на кровать. «Будь ты проклята, Даниэла! Будь ты проклята! Дай мне только выбраться отсюда! Ты пожалеешь о том дне, когда явилась на свет! Ты будешь валяться У меня в ногах, будешь выть от горя, моля о прощении, но я буду беспощаден… Ты мне за все заплатишь!»