Джеймс Олдридж - Морской орел Страница 14

Тогда и второй бросил лодку. Он заспорил с третьим, который упрямился и хотел тащить один. Второй повернулся и побежал за первым туда, где стоял фотоаппарат.

Последний тотенкопф влез в лодку и принялся раскачивать мачту. Берк думал о его судьбе. Он думал — интересно, есть ли у него мать, знает ли она, что он сейчас делает. Потому что это его последние минуты, это последние минуты для всякого, кто только взглянет сюда. Его убьет Стоун из своего смит-вессона, несмотря на то, что выстрел должен привлечь внимание остальных.

Тотенкопф вылез из лодки. Он схватился за один из фалов и стал дергать его, стараясь порвать.

— Вот скотина, — сказал Берк вслух.

Тотенкопф поднял голову и оглянулся на утес.

— Он может увидеть нас, — сказал Стоун.

— Нет, — сказал Нис.

— Он смотрит сюда, — сказал Берк.

— Нет.

Тотенкопф еще раз изо всей силы дернул фал. Но веревка не рвалась. Тогда он повернулся и пошел прочь. Он шел и смотрел на вершину утеса, потом перевел глаза вниз, как раз туда, где была пещера.

По тому, как он смотрел, ясно было, что он их не видит.

— Что-то он замышляет, — сказал Берк.

Они лежали, не двигаясь, и следили за тотенкопфом, который в это время пустился бежать, догоняя остальных. Тот, что был с фотоаппаратом, дал свисток. Все быстро оделись, и, не соблюдая строя, стали подниматься по склону утеса.

— Он что-то заметил, — сказал Стоун.

— Не думаю.

Уверенность Ниса раздражала Берка, у которого снова подступала к горлу тошнота.

— А на что ж он тогда смотрел? — спросил он Ниса.

— Не знаю. Только нас он не видел. Иначе они все были бы теперь здесь.

На этом спор кончился. Но заснуть опять не удалось никому. Напряжение еще увеличивало усталость. Лежали и ждали. Чего — они не знали сами. Что-то должно было случиться до наступления ночи.

Но когда тень от утеса, лежавшая на берегу, передвинулась к востоку, всему пришел конец. Высокий конус белого дыма возник в воздухе. Потянуло гарью, и земля дрогнула от удара. Раз. Потом раз-два.

— Они стреляют в лодку.

— Это бофорс.

— Они увидели нас.

— Бофорс бьет.

Они лежали и смотрели. Все трое понимали, что это конец. Они видели, как белый песок полетел во все стороны. Снаряд лег далеко от лодки. Они ждали. Это случилось минутой позже. Сначала дрогнула земля, потом раздался грохот двойного удара. И в ту же секунду они увидели, как два снаряда попали прямо в лодку, один за другим.

Сначала взрыло песок. Потом два раза бухнуло, и раздался треск ломающегося дерева. Лодка раскололась сразу. Она превратилась в щепки, перемешанные с захлебывающимся песком. Она взлетела вверх в грохоте разрыва. Ее разбило, разорвало, разнесло, развеяло по безмолвному воздуху. Призрачные обломки носились кругом в фантастическом ритме, точно тела, заряженные движением.

Бум. Бум. И все было кончено.

В воздухе висела еще песчаная завеса. Там, где была лодка, осталось на песке пятно в двадцать семь футов четыре дюйма в поперечнике.

Они были теперь готовы ко всему. Берк и Стоун хотели ринуться навстречу. Удержал их Нис. Он заставил их остаться на месте. Он сказал им, что это была забава. Инстинкт разрушения, и только. Мальчишка, приставленный к бофорсу, взял и разбил лодку. Только и всего. Немцы ничего не видали. Это сделал тот самый железноголовый, который хотел порвать фал. У него было оружие и была непреодолимая потребность пустить его в ход. Вот только и всего.

И до наступления ночи они не двигались с места.

10

Что делать дальше, было неясно. Энгес Берк сказал:

— Вернемся в ту рыбачью деревню и достанем другую лодку.

Остальные двое молчали.

— Ну как? — сказал он. — Надо же нам достать лодку.

— Только не там, — ответил ему Нис.

Это было уже ночью. Они еще сидели в своей крошечной пещере, но знали, что им надо поскорей уходить отсюда. До утра они должны уйти из этого района, во всяком случае подальше от бофорса. Но этот разговор был необходим и жизненно важен.

— А почему бы не там? — Берк опять настроился враждебно.

— Нельзя два раза обижать людей, — сказал Нис.

— Послушайте, — сказал Берк. — Речь идет о том, оставаться ли нам на этом острове до скончания века, или выбраться отсюда как можно скорее.

Для Энгеса Берка в этом была неопровержимая логика и здравый смысл. Если уж они сделали это раз, то тем более необходимо сделать и второй.

— Я больше не пойду туда, — сказал Нис.

— Стоун, — быстро заговорил Берк. — Что ж ты, не видишь? Ведь у нас нет выбора. Если мы не поторопимся выбраться отсюда, будет слишком поздно.

— Знаю, — спокойно ответил Стоун.

— Так скажи ты ему.

— Нет. Может быть, он и прав.

— Он не прав.

Нис недружелюбно поглядел на Берка.

— Вы не понимаете, о чем говорите, — сказал он сердито. — Без лодки рыбаку пропасть. Если с кем случится такая беда, вся деревня приходит на помощь. Сегодня один даст ему свою, завтра — другой, и так все по очереди. Сейчас, при железноголовых, жизнь и так нелегка. Если же в деревне станет еще одной лодкой меньше, им всем конец. Это уж слишком. Я на это не пойду.

— Сейчас не время для таких тонкостей, — сказал Берк.

— Я не могу идти против себя. Чего вы хотите?

— Не знаю. Но мы в пиковом положении.

— Я не понимаю.

— Он хочет сказать, что наше положение безвыходно, — объяснил Нису Стоун. Потом продолжал, обращаясь к Берку: — Нам-то безразлично. Но я его понимаю. Он не может второй раз пойти туда за лодкой. И там теперь, наверно, очень следят.

— Все равно. Вопрос стоит так: или мы берем у кого-то лодку, или остаемся здесь.

— Есть другие пути.

— Говори, я слушаю, — сказал Берк.

— Я еще пока не знаю, — сказал Стоун.

— Пойдем по деревням, — сказал Нис. — Есть ведь нам надо?

— А в этом вопросе у вас нет угрызений?

— Его угрызения понятны, — мягко сказал Стоун, чтобы прекратить это.

Энгес Берк был бит с обеих сторон. Мы самый настоящий триумвират, но я всегда остаюсь в одиночестве. У этих двоих мозги одинаково устроены. Какого черта они думают о таких мелочах, раз это верный путь к спасению. Даже если в деревне теперь полно немцев, стоит рискнуть. Нам известно место, где есть лодки. Значит, надо идти туда и достать лодку.

— Может быть, если бы я не знал, я бы смотрел иначе. — Это сказал Нис, как бы оправдывая Берка.

— Чего не знал?

— Если б я был в вашей стране, я бы смотрел так, как вы.

— А какая разница?

— Большая.

Берк замолчал, признавая свое поражение.

Еще до рассвета они поднялись на белый утес с той стороны, где было всего ниже, и, следуя за Стоуном, стали спускаться по склону горы, кольцом окружавшей деревню. Все время над ними жужжали ночные самолеты, потому что аэродром Тимбаки был совсем близко. Стоун вел со свойственной ему спокойной уверенностью, но куда — этого не знал никто.

Берка все еще злила нелогичность того, что они делали, вместе с тем он был удивлен. Он размышлял о непоколебимом спокойствии Стоуна. О том, как мало он вообще говорит. Он служит буфером между ним, Берном, и Нисом. На Берка эта непоколебимая уравновешенность действовала раздражающе. Вот они идут куда-то, неизвестно куда, только чтоб уйти подальше от железноголовых. Да, черт возьми. Ну и что ж из этого? Что? Что? Что? Он понемногу начинал понимать то, что Стоун предвидел с самого начала: нельзя осуществить побег точно по заранее обдуманному плану. Вот теперь пришлось сделать ход, который имеет только негативный смысл, просто переменить место укрытия. Они действуют сейчас без всякого плана. Энгес Берк злился, считая, что логичным было бы идти к Спада за другой лодкой.

Стоун не находил причин ни злиться, ни отчаиваться, как Берк. Для него то, что они делали сейчас, было необходимым отступлением. Они на этот раз потерпели поражение и нужно было сберечь себя для следующего раза. Это была негативная необходимость. Стоун умел быть терпеливым.

Для Ниса это не имело значения. Уехать или остаться — само по себе было несущественно. Он хотел добраться до Египта. Но не видел в этом бегстве настоящего выхода для себя. Отсутствие перспективы здесь — вот что толкало его. Желание быть там, где схватка носила более решительный характер, где шла непосредственная борьба. Здесь, на Крите, борьба не была непосредственной, ее исход зависел от внешних событий. Нет. Нет. Нет, Лучше быть там, где исход решается в открытом бою. Это лучше, чем пинки в зад из-за угла. А тут в сущности все к тому только и сводится. Он понимал чувства, которые за этим кроются, простые и естественные. Но это не решающая борьба.

И они шли дальше.

Стоун вел, не останавливаясь. Мимо деревни, задами, в обход. Он шел до самого утра. Он знал о местности только то, что вчера удалось разглядеть с вершины утеса, но был уверен, что идет правильно. Он вел их к югу от Тимбаки, стараясь держаться все время параллельно Астерусской горной цепи. Они то спускались, то поднимались по невысоким уступам со стороны Мессарской равнины. Но на равнину не выходили. Чем дальше от моря, тем больше деревьев росло на склоне. И, наконец, войдя в густую чащу кленов и платанов, Стоун остановился.