Андрей Юрич - Ржа Страница 14

— Передавай трубку, — напоминал ему Коля и, приняв с почтением тлеющий стебелек домашнего веника, затягивался, щурил от дыма узкие глаза с тяжелыми, как у деда, веками и следил, чтобы уголек с кончика стебелька не упал на потертые школьные брючки из плотной синей ткани — его единственные «гуляльные» штаны. — А что ты предлагаешь?

— Я предлагаю теплицы, — вздыхал Дима и глядел туда, где у склона пологой сопки блестели среди высоких березовых кустов квадратики стекла.

Помимо длинных деревянных домов, панельных пятиэтажек и теплотрассных коробов теплицы были самым распространенным видом построек в поселке и рядом с ним. Правда, с обычными теплицами они имели мало общего. Это были капитальные, утепленные помещения, размером с железнодорожный вагон, стоящие на вбитых в вечную мерзлоту лиственничных сваях. Внутри них, на еще одном ряду все тех же свай, только покороче, лежали длинные деревянные ящики. В ящики засыпалась земля, которую привозили издалека, с нижних речных долин. Сверху теплицу укрывала крыша двойного или даже тройного остекления, иногда обтянутая для пущей безопасности мутными широкими лентами полиэтилена. В этих стеклянно-деревянных пеналах устанавливались печки-буржуйки, которые надо было топить по два-три месяца подряд, так как короткое заполярное лето не могло обеспечить худосочные помидоры и огурцы достаточным количеством тепла. Некоторые теплицевладельцы летом даже ночевали в своих теплицах, ведь теплицы часто грабили: свежая зелень за полярным кругом ценится дорого, ведро огурцов — это небольшое состояние для местного алкаша. Себестоимость овощей, выращенных в таких условиях и с такими трудами, страшно представить. Но альтернативы не было: если вы не располагали «мохнатой лапой» на здешней базе продовольственного снабжения, значит, ваши дети могли попробовать свежий огурчик лишь два-три раза в год, в детском саду, а, например, свежей редиски они не попробовали бы вообще никогда.

Все владельцы теплиц считались людьми чрезвычайно трудолюбивыми и хозяйственными. Они штудировали учебники по агрономической науке, хотя там никогда не писали, как выращивать петрушку и укроп в условиях Крайнего Севера. Тем не менее некоторые умудрялись в своих душных и влажных тепличных вагончиках собирать рекордные урожаи огурцов и даже разводить цветы. Однако самым страшным горем среди них считалось не когда теплицу грабили взрослые алкоголики, а когда ее разбивали мальчишки. Среди индейцев кое-кто даже участвовал в подобных жутких забавах, когда ударом одного-единственного камня можно было уничтожить вместе с урожаем помидоров полугодовой труд целой семьи и их вкусные надежды на зеленые салаты летом и домашние соленья осенью. Но на этот раз они не искали возможности похулиганить. Их целью были не теплицы засеянные, обогретые буржуйками и напоенные огуречно-морковными мечтами хозяев, а теплицы недостроенные или брошенные, каких вокруг поселка было, наверное, несколько сотен.

На поиски подходящих сельскохозяйственных развалин индейцы выдвинулись обычным порядком — скинувшись карамельками и рыбными консервами, вооружившись луками, копьями и даже одним томагавком (маленьким туристским топориком, который мог пригодиться при обустройстве нового вигвама).

Пояс самодельных парников начинался уже в паре сотен метров за последними домами поселка. Племя углубилось в него подальше. Мшистые кочки пружинили под разноцветными резиновыми сапожками, зоркие глаза щурились на комариные облачка и отблески солнца в холодной воде маленьких тундровых лужиц, даже обоняние индейцев было настороже и сразу выделяло те постройки, от которых пахло свежим дымом или разведенным в воде навозом — удобрением, которое в полярных широтах можно достать лишь по большому блату и за немалые деньги. Они настороженно и тихо проходили мимо обернутых черным толем деревянных стен и стеклянных двускатных крыш — попадаться на глаза взрослым тут не стоило, могли и уши надрать в качестве профилактики.

Первые несколько пустых теплиц оказались совсем неподходящими — дырявые коробки, без всякого укрытия от дождя и чужих глаз. А потом нашлось то, что нужно. Теплица была большой, квадратной и почти достроенной. Тяжелые стропила формировали каркас будущей крыши. Высокие стены, сложенные из бруса, выглядели достаточно прочными и вместе с тем посеревшими от времени, дождей и морозов, так что становилось ясно — их давно не касалась хозяйская рука. Некогда черный и липкий толь теперь истерся до хрупкой бумажной основы, лопнул во многих местах, и сквозь него торчали неопрятные седые лохмы строительной пакли. Но самое главное — у теплицы была небольшая площадка наверху, под сводом недоделанной крыши, и двойной пол, между уровнями которого когда-то, наверное, планировали засыпать толстый слой опилок. Пространства под полом было вполне достаточно, чтобы, прорубив верхние доски, попытаться соорудить там незаметное индейское убежище, а на площадке, где по чьему-то хитрому замыслу должны были стоять ящики со светолюбивой рассадой, можно было учредить наблюдательный пост — точь-в-точь как в кино, когда вождь со старейшинами курят трубку в вигваме, а молодой и смелый ирокез с верхушки скалы высматривает в туманных далях отряд бледнолицых.

— Обыщите тут все, — деловито скомандовал Алешка, снимая с плеча свой маленький кривоватый лук. — Может быть, остались гвозди или еще что-нибудь.

Было не редкостью находить в заброшенных теплицах столярные инструменты, рулоны полиэтилена, шашлычные мангалы и агрономические учебники. Но в этот раз находка удивила даже самых опытных из них по части исследования пустующих построек. Молчаливый Спиря с привычно невозмутимым лицом бросил к Алешкиным ногам пушистую, со свинцово-серыми переливами, песцовую шкурку.

— Ты где это взял? — удивился Алешка.

Индейцы, разбредшиеся было по теплице, собрались вокруг находки. Спиря отступил куда-то за их плечи и через полминуты кинул на песца еще одну шкурку — пламенно-рыжую лису.

— Там, — коротко сказал он и показал пальцем на квадратную дыру в полу. — Там еще много.

Воины, пыхтя от любопытства, один за другим залезли под пол, так что в полуметровом просвете между настилами стало тесно от их шевелений.

— Нашел! — закричал Пашка. — Нашел! Тут! Только я не знаю, что это…

— Вытаскивай все! — крикнул Алешка, который залез последним и ничего не видел, кроме рубчатых резиновых подошв своих соплеменников с налипшей на них болотной травой.

Все вылезли на свет, и Пашка из глубины тепличного подполья стал подавать им большие полиэтиленовые тюки, легкие и мягкие, как подушки. Спиря достал перочинный ножик, аккуратно вспорол один из них, с недоумением в глазах начал вытаскивать оттуда какую-то материю.

— Куртка, — сказал он. — Это куртка! — нырнул руками в глубину свертка. — И шапка.

Он выложил на дощатый пол четыре женских норковых шапки разных фасонов и одну из черно-бурой лисы, с пушистым хвостом.

— Пять шапок, — сказал Спиря.

Воины потрясенно молчали.

— Кто мог тут забыть пять шапок, и куртку, и еще…

Алешка с опаской посмотрел на три таких же пухлых полиэтиленовых свертка, в которых под прозрачной пленкой угадывались очертания предметов верхней одежды. Никто не ответил ему. Скоро перед индейцами выросла целая гора вещей — одна длиннополая шуба из неопознанного темного меха, еще две теплых зимних куртки, одна куртка кожаная, с десяток песцовых и лисьих шкурок, туго набитый бумажный пакет размером с почтовую бандероль и пара черных женских сапожек с золотистыми пряжками.

— Пашка, там еще есть? — спросил вождь.

— Не знаю, — воин Пашка растерянно дернул плечом. — Темно, и что-то валяется… Какой дурак оставил тут вещи…

— Наверное, это старые, ненужные вещи, — медленно проговорил Коля. — Только все равно непонятно, зачем их прятать.

Индеец Дима с хихиканьем выдернул из кучи лисий хвост и приладил на воротник своего школьного пиджачка.

— Вы чо, не поняли? — улыбнулся он во весь смуглый пухлогубый рот, отчего его узкие глазки спрятались за толстыми румяными щеками. — Это же ворованное!

Не успел вождь решить, как поступить в новых обстоятельствах, как индейцы, побросав луки и стрелы, уже напялили на себя меховые шапки и принялись бросаться друг в друга шкурками пушных зверей. Алешка поднял с пола большую серо-голубую теплую куртку, сунул руку в боковой карман и вытащил оттуда новенькую пятирублевку. Он еще ни разу не держал в руках такой крупной купюры. Сунув находку в кармашек своих брюк, он неожиданно для самого себя подумал: «Надо же, украл у воров». И словно мощный электрический прожектор вспыхнул в его голове, осветив мрачный знак предостережения и опасности.

— Стойте! Дураки! Стойте! — бросился он, размахивая руками, к Пашке и Диме, которые задорно хохотали и пытались оторвать хвост от лисьей шкуры, вцепившись в нее с двух сторон.