Джойс Оутс - Исповедь моего сердца Страница 14

Порой она плачет, это правда. Но только от радости. Ибо она вот-вот унаследует много денег (в соответствии с долго откладывавшимся после смерти ее отца соглашением сторон) и получит свободу от брачных уз, связывавших ее со страдающим диспепсией старым тираном Уоллесом Пеком (который мстил своей молодой жене за два выкидыша, мертворожденного ребенка и неизвестную инфекцию, от которой в конце концов удалось избавиться благодаря гидротерапии и ртутным мазям).

Но почему Любовь должна прятать свое лицо?

Почему она сама должна прятать лицо? — вопрошает Элоиза, объясняя кузинам, друзьям, скептически настроенным знакомым с Манхэттена, что она и юный Кристофер любят друг друга, что она и юный Кристофер уважают друг друга, и совершенно не важно, что он, да, почти на двадцать лет моложе ее, что он происходит из скромной деревенской семьи, живущей в штате Нью-Йорк, что, кроме года, проведенного в библейской школе в Маунт-Чаттарой, он нигде толком не учился; вовсе не важно — здесь она вскидывает на собеседника сердитый взгляд, — что светское общество открыто выражает сомнение в благоразумии поведения миссис Пек, влюбившейся в миленького, но глуповатого деревенского паренька или использующей его.

И откуда столь неоспоримая уверенность, что она безумно любит этого мальчика, что она готова умереть за него, что, хотя он не первое, не второе и даже не третье из ее «увлечений», он вытеснил из ее сердца все предыдущие — память о них вмиг померкла. Откуда в ней такое пренебрежение к условностям, столь нехарактерное для Ингрэмов, да и для кого угодно, особенно для женщин ее круга, такое пренебрежение, что ей совсем не стыдно и она решительно намерена все сделать по-своему… хотя здесь, в Атлантик-Сити, где ее, конечно же, все знают, она ведет себя весьма осмотрительно: сняла люкс для себя и смежный номер для него, чтобы не давать пищи для пересудов праздным болтливым языкам и служащим отеля «Сен-Леон». Откуда это лихорадочное желание? Это безумное возбуждение при виде сильных, жилистых, мускулистых ног, покрытых светлыми вьющимися волосками… этой туповатой робкой кривой улыбки… густого румянца, поднимающегося от шеи и заливающего его щеки, когда Элоиза, слегка подвыпившая Элоиза, слишком уж безудержно восхищается им или ласкает его слишком уж нетерпеливыми неловкими руками: милый мальчик! Милый невинный мальчик!.. Любишь ли ты меня больше всего на свете?

Летом 1909 года все разговоры в фешенебельном Атлантик-Сити были о скандалах: о скандале в политической жизни, скандале, случившемся на бегах, о скандальном поведении «сбежавшей от мужа» жене Уоллеса Пека.

Никто не мог припомнить, чтобы женщина из хорошей семьи когда-либо так открыто пренебрегала светскими условностями, чтобы она появлялась на променаде, в той или иной гостиной, салоне или ресторане в сопровождении долговязого костистого юнца, которого она называла бы своим женихом, — этот мальчишка ей в сыновья годится, возмущались добропорядочные дамы.

И это в тот момент, когда ее престарелый муж там, дома, на Манхэттене, тяжело болеет… (Стало известно, что слово «уоллеспекнуть» получило широкое хождение среди членов избранных клубов и завсегдатаев светских салонов, злое выражение, ибо означало оно — откровенно и постыдно наставить рога.) Все знали, что бракоразводный процесс еще продолжается и Пек якобы умыл руки, не желая иметь с женой ничего общего, но все же — какой скандал! Элоиза Пек в своих дорогих нарядах от лучших модельеров (в этом сезоне она предпочитала спорные модели парижского кутюрье Пуаре, который проповедовал отказ от корсетов), со своими красно-каштановыми, неумеренно крашенными хной волосами, со щедро напудренным лицом и насурьмленными веками, выставляла себя напоказ, улыбаясь и жеманничая с каждым встречным-поперечным, словно верила, что все желают ей добра.

Элоиза Пек, вышедшая замуж в двадцать лет, превратилась теперь в пухлую кокетливую женщину с испуганным взглядом и суетливым, слишком уж жизнерадостным характером, готовую улыбаться чаще, чем это необходимо, и подверженную беспричинным приступам смеха… словно (как язвительно говорили ее хулители) она находила в этом мире много веселого. До недавних пор, пока ее стройная талия еще не начала раздаваться, а кожа на щеках и шее еще не стала дряблой, большинство джентльменов в тех кругах, где она вращалась, находили ее весьма привлекательной; у дам же мнения расходились, как это обычно бывает, когда речь идет об одной из них, — некоторые считали ее глупой, пустой, самодовольной, олицетворением «веселых девяностых», другие — женщиной таинственной и глубокой, чьи девичьи мечты были поруганы неудачным замужеством и кому, быть может, на роду написана трагическая судьба.

Ходили слухи, что свою популярную песню 1902 года Хэрри фон Тильзер посвятил Элоизе Пек:

Печаль охватывает, когда думаешь о ее загубленной жизни,Ибо красота меркнет с годами.Ее же красота была проданаЗа золото старика.Она — птица в золотой клетке.

И что же, теперь птичка решила улететь из клетки? Расправить свои храбрые крылья и лететь, лететь, лететь?

Она дура, говорит один наблюдатель.

Она обыкновенная прелюбодейка, говорит другой.

Шлюха — но заслуживает жалости.

Шлюха. Вероотступница. И предательница своего класса.

В политической жизни свежим скандалом было следующее: сенаторы Залмон Бриггс (республиканец, штат Огайо) и Денвер Коусби (демократ, штат Нью-Джерси) были разоблачены как платные лоббисты «Стандард ойл»! Кое-какие материалы, подтверждающие их продажность, были опубликованы на первой странице херстовского «Джорнэл», объявившего против них крестовый поход. (Потому что теперь настала очередь Уильяма Рэндолфа Херста отомстить за то, что несколькими месяцами раньше «Нью-Йорк уорлд» и «Харперс уикли» обвинили его самого в кое-каких темных делишках на Уолл-стрит.)

В кругах, близких к лошадиным бегам, свежим скандалом было следующее: провозглашенная победительницей в Прикнессе трехлетняя кобылка по имени Белладонна, по слухам, была накачана кокаином перед началом забега, каковое обвинение энергично отрицал ее владелец, грозивший подать в суд на устроителей прикнесских скачек «за клевету и типичную диффамацию». А честные любители скачек все еще, сокрушенно качая головами, вспоминали о катастрофе, случившейся в Чатокуа-Фоллз, где столь многие из них потеряли свои ставки, о красавице Ксалапе, которую пришлось пристрелить, и о вооруженном грабителе — Черном Призраке, который скрылся с сотнями тысяч долларов и, несмотря на интенсивные поиски и обещанную за его поимку награду в 12 000 долларов, все еще оставался на свободе.

Многие слышали, как миссис Элоиза Пек, одетая в модный наряд с отделкой из летних шкурок горностая, с несколькими нитками дорогого жемчуга на шее и, как всегда, вызывающе привлекавшая внимание к себе и своему юному спутнику Кристоферу, на бродвейской премьере оперетты «Мадемуазель модистка» со смехом заметила: «Мир перевернулся с ног на голову!» Как женщина наблюдательная, миссис Пек не могла не заметить, что иные из ее знакомых смотрят на нее с оскорбительным презрением, однако в этот новый период своей жизни, пребывая в эйфории от шампанского и любви, она, судя по всему, не обращала на это особого внимания. Во время перерыва, в вестибюле, она переговаривалась со своим молодым человеком в интимной манере, однако достаточно громко, чтобы быть услышанной всеми, словно они двое сами были участниками спектакля, заслуживавшими внимания аудитории.

Итак, Элоиза Пек со звонким смехом, одновременно выражавшим и озадаченность и сожаление, объявила, что в последнее время «мир перевернулся с ног на голову»; и находившиеся поблизости услышали, как ее жених робко, с деревенским акцентом ответил: «Мэм, не зря говорится: „Что на небе, то и на земле“ — это значит: какой бы дурной ни казалась нам жизнь, она предопределена небесами».

Улыбка сошла с лица миссис Пек, и она уставилась на своего сильного светловолосого спутника в официальном вечернем костюме так, словно видела его впервые. «Эй, Кристофер, — промолвила она наконец со смехом, — да ты, оказывается, еще и философ-метафизик?»

Элоиза Пек познакомилась с Кристофером Шенлихтом в… кажется, это было в Саратога-Спрингс? Или на каком-то другом морском курорте, где он был не то помощником конюха, не то гостиничным посыльным, не то официантом, не то… шофером? Одна знакомая из светского окружения Элоизы рассказывала, будто та утверждала, что Кристофер «в один прекрасный день был ниспослан ей небесами в ответ на ее молитву о спасении жизни», когда помог ей спуститься по ступенькам экипажа возле отеля «Уоддорф-Астория». А другая знакомая говорила, будто Элоиза поведала ей, что с Кристофером ее познакомил пастор ее церкви — Кристофер был несчастным юношей-христианином, который не смог закончить учебу в библейской школе, потому что после смерти его отца выяснилось, что тот был банкротом. «Мы надеемся, когда-нибудь Кристофер возобновит свои занятия, — говорила Элоиза, лукаво морща носик, — но мы также надеемся, что это произойдет не слишком скоро».