Жоржи Амаду - Большая Засада Страница 14

Пути, дороги и тропинки, которые вели с фазенд в селения, на склады и железнодорожные станции англичан, в город Итабуну и в порт Ильеус, были полны опасностей для людей и животных: чудовищные рытвины и ужасная грязь, обрывы и пропасти — угроза поджидала на каждом шагу. И на таких дорогах мулы и ослы с их тяжелой и осторожной поступью были ценнее скакунов с их элегантной рысью и быстрым галопом.

Полковники-фанфароны, хвастающие своим богатством, английские лорды с курчавыми волосами и смуглой кожей любили выставлять напоказ кольца с бриллиантами на пальцах, привыкших к спусковому крючку. Они открывали в магазинах счета для шикарных дорогих проституток, привезенных из Баии, Аракажу, Ресифе и даже из Рио-де-Жанейро. Они красовались на городских улицах на чистокровных породистых лошадях. Но, добираясь до своих фазенд, предпочитали надежную спину мула или осла, которые подчас могли идти рысью не хуже самого лучшего скакуна.

Караваны ослов везли сухое какао с фазенд на железнодорожные станции в Ильеус или Итабуну, где находились представительства фирм-экспортеров, принадлежавших шведам и немцам. Самые старые животные оставались на фазендах, перевозя свежесобранное какао с плантаций на просушку. Погонщики во время долгих и трудных переходов по этим непроходимым и опасным тропам выбирали для ночевки места получше и поудобнее. Некоторые из этих мест превращались в селения и деревни, будущие города, а другие влачили жалкое существование — один ряд домов с одной проституткой и одним кабаком.

Со временем Большая Засада стала любимым местом погонщиков, приходивших с бескрайних пространств, что вокруг Змеиной реки, — там было огромное количество имений, среди которых крупнейшие фазенды региона. Новость о том, что Турок Фадул, опытный и дальновидный, строит магазин, распространилась так же быстро, как вырастали новые дома на этом месте. Это были хижины, лачуги, бараки — глинобитные и деревянные, а самые бедные — из сухой соломы.

Первый дом из камня и извести был построен Каштором для кузни месяц спустя после истории с зубом Клоринды, смазливой любовницы Мануэла Бернардеша. Если верить слухам, кузнецу помог полковник Робуштиану де Араужу, ссудив ему некую сумму без процентов и срока выплаты:

— А этот негр хитрец. Если не попадет в ловушку, то разбогатеет. Он смельчак, научился у гринго, и потому пройдоха, ловкач, каких еще не видано.

ПРИДОРОЖНОЕ СЕЛЕНИЕ

В год тощих коров Фадула Абдалу мучают кошмары, он пытается найти сожительницу

Время тучных коров все никак не наступало, что подвергало терпение и дух Фадула тяжким испытаниям и жесточайшим мукам. Несмотря на это, он оставался твердым и верным заключенному договору: он выполнял свою часть, а Бог рано или поздно исполнит свою. Фадул не упускал случая напомнить ему об этом — практически всегда — смиренной молитвой, а в минуты отчаяния — яростными проклятиями. Они ведь заключили торжественный договор: Господь привел его за руку в это место, чтобы он поселился здесь и разбогател, следуя своей судьбе.

Бывали случаи, когда он все же давал слабину и был почти готов к капитуляции. В ближайшей перспективе ему открывались другие горизонты, его манили притягательные видения, а пока что он страдал от того, как тяжело и неповоротливо продвигались дела в Большой Засаде. Чего только не делал дьявол, стремясь завоевать его душу: соблазнял его яркими картинками, обольщал заманчивыми предложениями, смущал отшельника зыбкими миражами.

Чтобы заполучить его, гнусный дух использовал роковой образ Зезиньи ду Бутиа. Жестокая, она заполоняла его спальню; бесстыдная и наглая, лишала его покоя в редкие, незаменимые часы отдыха. Это неизменно происходило ночами после самой тяжкой работы, когда Фадул, утомленный безумной суетой, вытягивал на кровати полумертвое тело в поисках необходимого отдохновения, восстанавливающего сна, желанных грез, в которых он увидит себя богатым и уважаемым. Как назло, во сне его терзало мучительное томление и ругань. Как только он засыпал, появлялась она, обнаженная и ослепительная.

Пропасть между ног Зезиньи — воплощенный рай, родина наслаждения, манна и нектар — ослепляла его даже с закрытыми глазами. Она появлялась и ускользала. Сучья дочь соблазняла, не гнушаясь никакими средствами, глумилась, издевалась и безобразничала, чтобы сбить его с пути истинного. Властный зов любви, кокетства, нежности, а потом отказ жестокий, презрительный, обидный. У нее злой, змеиный язык.

— Что ты делаешь в этой грязной дыре, затерянной на краю света? Глупый турок, осел! Раньше ты по крайней мере приезжал в Итабуну и снимал усталость на моей груди. Ты был весельчак, тебя называли Большим Турком, и тебе было, из кого выбирать. А сейчас ты лишь изредка покидаешь на денек свое логово, кишащее змеями и шелудивыми шлюхами, только успеваешь появиться и сразу возвращаешься. Выкрадываешь у времени для закупок жалкую минутку, которой едва хватает на то, чтобы вздохнуть. Несчастный глупец, тупица, олух Царя Небесного.

Он пытался схватить ее, но она ускользала, исчезала из его постели. Обман следовал за обманом, сражение продолжалось всю ночь, а ему так и не удавалось тронуть или разжалобить ее. Как только начинал реветь первый осел, Зезинья растворялась в утренней дымке.

Фадул просыпался усталым, в поту, дрожа от возбуждения. В рассветной зыби еще мерещились груди и бедра, наглая задница, бархатистый живот, неуловимая щель. «Завтра все брошу и уйду!» В долине вновь и вновь слышались крики ослов и ржание лошадей. И появлялись неизменные погонщики, чтобы пропустить с утра по стаканчику, перед тем как пуститься в путь.

Приезжая в Итабуну, Фадул просил как о милости, чтобы Зезинья добралась-таки однажды до Большой Засады, сулил ей золотые горы. Она брала кое-какие деньги в счет будущего путешествия, обещала появиться вскоре, буквально на днях, в День святого Никто.

В жалком придорожном селении только змеи и шелудивые шлюхи — это чистая правда. Постоянная опасность, змеи, в большинстве своем ядовитые, приползали из зарослей и болот, неся смертельную угрозу, но на нее уже никто не обращал внимания. Что до проституток, то в Большой Засаде действительно собралось всякое отребье, сбившееся с пути, отбросы, немногочисленные и потасканные, да и тех едва хватало, чтобы удовлетворить нетерпение жаждущих погонщиков, рвение лесорубов и батраков, переходивших с фазенды на фазенду Находясь на расстоянии трех дней воздержания от изобилия Ильеуса и Итабуны, страждущие не выдерживали мучительного ожидания. В селении выбирать было не из кого, но тот, кто умирает с голоду, ест навоз и кусает губы.

Исключением была Бернарда, полная противоположность остальным, красавица. Молоденькая девушка, ладная и чистенькая, с крепким телом, куколка со сверкающей смуглой кожей и черными волосами, дикая молодая кобылка. Кривая жизни прибила ее сюда, или она сама это выбрала? Казалось, у нее не было желания выбраться на более широкие просторы. Если бы она это сделала, то уж точно в Ильеусе, Итабуне, в Агуа-Прете или в Итапире не замедлил бы появиться полковник, который построил бы для нее дом и открыл счет в городских магазинах, чтобы одарить ее. Бывало, ей намекали, что надо бы собраться в путь и сменить клиентуру. «Мне здесь нравится», — говорила она и улыбалась.

Обосновавшись, взвесив все «за» и «против», Фадул предложил ей сожительство, позвал к себе, чтобы она помогала ему в тяжкой работе в магазине и делила огромное ложе. Он предупредил Лупишсиниу, что нужно заказать кровать и матрас: «Имей в виду мои размеры и помни, что чаще всего тебе удается подцепить женщину, когда ты тут у меня пьешь».

Бернарда поблагодарила и отказалась. Она всегда к его услугам, когда сеу Фаду нужно, когда ему захочется спать с ней, в доме, который он выберет, на той кровати, какая ему по сердцу, пусть только рукой махнет. Да и платить он может, если ему самому захочется: такому доброму, любезному и галантному господину не нужно платить. Но жить вместе? Спасибо, конечно, большое, но она не хочет, нет. Ни с Фадулом, ни с кем-либо другим, кто бы то ни был. Она рассказала новость Короке:

— Знаешь, сеу Фаду дал мне флакончик духов. Хороший человек сеу Фаду. Он позвал меня жить с ним.

— Сожительствовать?

— Ровнехонько так, как я тебе говорю.

— Так ты хорошо устроилась, везучая ты прохиндейка.

— Я не захотела. Не хочу ни с кем связываться — ни с ним, ни с любым другим.

— Это почему же?

— Я хочу жить только с тем мужчиной, которого люблю. По-настоящему.

— А я думала, ты на него неровно дышишь.

— Может, и так. Но я не хочу ни с кем жить, ни из-за денег, ни из-за желания. — Она задумалась, опустив глаза, и сказала: — Если уж кто живет вместе и не женится, то это можно только по любви на всю жизнь, которая и между ног, и в сердце. А если так не получается, то и разговора нет. Лучше уж быть проституткой.