Кит Рид - Я стройнее тебя! Страница 14

Они поступают внутривенно. Капельницу с жидкими питательными веществами приходится таскать за собой повсюду, даже в туалет.

— Молодчинка.

Энни угрюмо делает вид, что жует. На самом деле она разглядывает следы от иголок на руке, синяки, которые остались после того, как она раз за разом выдергивала иглу из вены, несмотря на предупреждения. С тех пор как она здесь, Энни, пусть это и больно, уже десяток раз вырывала из вены иглы для внутривенного питания. Она готова на все, лишь бы остановить безжалостное нашествие питательных веществ. Когда за ней приехал фургон, мама с папой со слезами клялись, что им сейчас еще больнее, чем ей, и что все делается ради ее блага. Они говорили, что Энни потом их благодарить будет, но это же просто чепуха, ведь Преданные Сестры ее погубят. Эти женщины убивают ее одиночеством, убивают своими воодушевляющими лекциями и книгами о гигиене, своими видеофильмами о здоровье и трубками от капельниц, которые обвивают ее, как ядовитые змеи. Ей нужно сорвать их с себя. Ей нужно вытащить и выбросить их, пока они еще не выполнили свою задачу. Она знает, что случается каждый раз, когда она отклеивает пластырь, закрепляющий иглу, и вынимает ее, но все равно делает все то же самое. В ту же минуту, когда она отрывает эту змею от своего тела, в кабинете срабатывает сигнализация. Преданная, отвечающая за пациентов, лежащих под капельницами, вбегает в палату, чтобы снова воткнуть иглу, оскалив большие прямоугольные зубы, сжав кулаки, будто перед дракой, — руки у нее грубые, с широкими костяшками. Каждый раз ей приходится отыскивать на вене новое место для укола, распечатывать новую иголку и вводить ее в вену Энни. Это борьба, и с каждым таким сражением Преданная свирепеет все больше. Теперь, когда на покрытых следами от уколов руках Энни уже не найти живого места. Преданная ввела девочке иглу с тыльной стороны ладони. Энни понимает, что если на руках и на ладонях колоть будет некуда, Преданная доберется до вен на щиколотках и ступнях. А потом, чего доброго, думает Энни, дело дойдет до артерий, куда и устремится все, чем ее накачивают при насильственном кормлении, и есть только одна возможность остановить это посягательство на права ее тела — ее осажденной крепости, ее последней цитадели! — убежать.

Самое плохое заключается в том, что Энни прибавляет в весе! И напрасно ей говорят, что это не так. Толстеешь уже от одних только запахов с кухни. Что бы там ни болтала Дарва, что бы ни было показано на этом чертовом графике, у Энни нет никаких сомнений. Она просто видит, как толстеет, пусть в комнате и нет зеркала. На ней просто нагромождается лишний вес. С каждой секундой она становится жирнее и отвратительнее. Так и чувствует, как гадкие жировые клетки расправляются у нее где-то на груди и ползут вниз, ее живот перестает быть плоским, тазовые кости заплывают безобразным жиром. Никак не справиться ей с этими калориями. Они просто витают в воздухе. Потоком вливаются внутривенно, рекой напирают в клубах идущего из монастырской кухни ароматного пара.

При всякой возможности она вскакивает с кровати и начинает бегать на месте, но это случается нечасто. Приходится дожидаться, пока Дарва махнет на нее рукой и уйдет. Потом ждать конца вечернего видеопоказа, потому что Преданная, отвечающая за эту часть программы, бдит до победного конца, пока не исполнят все песнопения, пока не завершат вечер «Звездным знаменем»[19] и не выключат свет. Вчера вечером показывали «Историю Карен Карпентер»[20]. Кто вообще такая эта Карен Карпентер? Считается, что рассказ о ее судьбе послужит предостережением, но с точки зрения Энни, Карен почти святая. Мученица, которая не побоялась умереть за свои убеждения. После видеосеанса и пения приходится сидеть и слушать проповедь Преданной Матери Имельды, на которой положено присутствовать перед сном. Потом она дожидается, когда погасят свет, и только тогда можно обмануть камеры системы наблюдения. Энни начинает бег, как только ноги касаются пушистого розового коврика возле кровати. Дверь открыта, но на шею Энни надет электронный ошейник. Она теряет сознание от удара током каждый раз, когда пытается выйти из палаты. Иначе она была бы уже далеко отсюда.

— Тебе нужно просто проглотить, — напоминает ей Преданная Сестра, в ее глазах слезы, а во рту драже «Тик-так».

— Смотри-ка, что там такое, — с трудом выговаривает Энни, поскольку рот у нее набит макаронами; если ей удастся заставить эту убогую женщину хотя бы на секунду отвести глаза, то можно будет сплюнуть изумительное вязкое кушанье в ладошку и спрятать под подушку. — За окном!

— Что там?

Все так же, с набитым ртом, она указывает рукой:

— Птица-кардинал!

— Нет там ничего.

В отличие от собак, которые сморят на ваш палец, а не туда, куда вы указали, упорная Дарва не сводит глаз с пациентки. Ходит эта жалкая Преданная Сестра неровной походкой, на больших ступнях со скрюченными пальцами и говорит тихо и монотонно. Печально произносит:

— Нет там никаких птиц. Окно заколочено.

С набитым ртом Энни говорит:

— Значит, змея. Я видела змею.

— Нет, ничего ты не видела. Ешь, — возражает Дарва и совершает серьезное нарушение правил: — У нас бывают большие неприятности, когда наши пациенты не едят.

«Пациенты, — думает Энни, — почему она называет меня этим безобразным словом, когда я вовсе не больна? Разве она не видит, что со мной все в порядке?» — Она качает головой.

— Ты должна.

Энни хрипло отвечает:

— Ничего я не должна.

— Должна. — Времени осталось мало. Если еще один день не даст результатов, их обеих вышвырнут на Вторую Фазу. Поэтому Преданная Сестра Дарва и сообщает вверенной ей пациентке всю правду. — Лучше проглоти это сейчас, а то мы с тобой обе дорого за это заплатим.

— М-м?

— Правда. — Дарва плачет. — Мы обе здесь проходим испытательный срок.

— М-м? — Глаза Энни тоже наполняются слезами; хотя девочка не жует и не глотает, она все же чувствует, как измельченные золотистые макароны, густо посыпанные сыром, сами скатываются ей в горло.

— Мы здесь на испытательном сроке, и я не шучу, — повторяет Дарва. Ей так же тревожно и плохо, как бедняжке Энни. — Если ты совсем не прибавишь в весе к пятнице, меня отстранят, а с тобой знаешь, что сделают?

Энни, прищурившись, с тревогой смотрит на нее.

— Сначала тебя отправят вниз.

Брови ее взлетают. Вниз!

— Да-да. — Теперь Дарва спешит воспользоваться благоприятным моментом, и вот она наносит решающий удар. — Потом тебе введут желудочную трубку.

Энни сама не заметила, как это произошло. Она проглотила еду. Это производит невероятный эффект. Тепло врывается в ее желудок и распространяется по всем венам.

— Бог мой!

— Не совсем бог, — откровенно объясняет Дарва.

Она говорит, чтобы заполнить напряженные мгновения, которые следуют после того, как пациентка, получив огромную дозу концентрированных углеводов и жиров, начинает трепетать в неконтролируемом трансе. Она говорит, чтобы скрыть обоюдное смущение, когда, в точном соответствии с текстом руководства, бедняжка Энни смотрит на стоящую на электроплитке миску, от которой поднимается пар, и ее прельщает мысль: а не попросить ли еще ложечку? Этот момент проходит. Она ждет, когда Энни спросит о том, что с ней происходит.

Энни не в силах говорить. Нахлынувшее ощущение что-то в ней перевернуло, так что она погрузилась в себя и размышляет.

— Наше дело не имеет отношения ни к какому богу, — заявляет Дарва. Улучив минуту, она снова наполняет ложку и пытается продолжить кормить пациентку. — Но оно связано с нашей религией.

— Это ужасное место имеет отношение к религии?

— Да, это последняя религия, — Дарва пытается сунуть девочке в рот еще одну ложечку. — Ты думаешь, что я тебя мучаю, но это не так. Я спасаю тебя.

Энни сжимает губы, и ее рот превращается в неумолимую прямую линию.

— Ну пожалуйста, еще ложечку?

Скорчив страшную гримасу, Энни качает головой.

Дарва опускает ложку. Может, на сегодня хватит одной ложки? Сегодня вечером убедим ее, как все это важно, и завтра станет легче ее кормить.

— Возвращение на путь истинный просто прекрасно, — убежденно говорит она. — И ты тоже будешь прекрасна.

— Нет, не буду.

— Да брось ты. Уступи. Сдайся перед лицом силы, и будешь рада.

— Как вы можете обратить меня в свою веру, если это не религия?

— Нет, религия, — говорит Дарва. — Просто в ней нет бога.

— Но это же безумие.

— Нет. — Послушница изо всех сил морщит открытый лоб, пытаясь сообразить, как же это объяснить. — Ведь невозможно доказать существование Бога, по крайней мере, никто не может быть в этом полностью уверен, понимаешь?

Энни качает головой.

— То есть, я хочу сказать, видел ли кто-нибудь Бога? Я имею в виду, видел ли его в последнее время кто-нибудь из наших знакомых?