Алексей Евсеев - Кукук Страница 14

В тот вечер, когда у книжного шкафа стояла эта новоприбывшая, и когда её увели в палату, в комнату вошла полная женщина, из постоянных. Толстая, рыжая, с фингалом (возможно родимое пятно, т. к. на протяжении всех трёх недель пятно не уменьшилось в размерах). Розамунде. Интеллектуалка. Тип Валерии Новодворской. Я с ней уже раз пересёкся, когда она увидела у меня в руках Толкиена. Сказала, что хорошая книга. Я ответил, что на мой вкус ужасно скучная. Она задумалась и сказала, что после первых двухсот страниц будет гораздо лучше. Я в результате осилил 400 и сдал книгу в библиотеку.

Месяца два спустя, я узнаю из интервью Валерии Ильиничны: на вопрос «Есть ли у Вас то, что называют «настольной книгой»?» она отвечает «Постоянно у меня лежит Толкиен, очень жить помогает».

Розамунде зашла в комнату, где я читал и тут… понеслось. До ужаса интересная тётка. Ни следа безумия. Жутко эрудированная. Рассказала, что сошла с ума на исламе. Доходит до того, что она готова взять в руки оружие и уничтожать всех врагов Аллаха. Она уже многократно здесь. На следующей неделе её выписывают. Рассказывала о том, что она суфистка. Что первым её мужем был занудный немец, которого она бросила и который счастлив в другой семье, у него теперь есть ребёнок, которого она ему дать не могла. С тех пор у неё регулярно новые мужчины: все как один с Ближнего Востока и из Африки. Она постоянно сыплет фразами на арабском. Мы проболтали в тот первый день часа четыре к ряду. Нас пришла выгонять медсестра. На часах 23:00. Разбегаясь по палатам, Розамунде просит дать ей мой телефон. Также как и Эделе я отвечаю ей: Телефона нет, адреса нет. Телефоны я не люблю, а живу здесь — в 5.2.

Ну, т. е. вам всё ясно, да? что я попался во второй раз. И этот раз был ещё более ужасный. Розамунде была в сто раз интереснее Эдэле, но и в сто раз навязчивее. Теперь у меня просто не осталось своего личного времени. Розамунде бесцеремонно выцарапывала меня из моей берлоги и вела куда-нибудь поболтать. Всё это с тысячью извинений, всё как положено, но кому от этого бывает легче? Так же, как и Эдэле она находила меня приятным собеседником, смешным, забавным. Хохотала над моими шутками и наблюдениями. Так же, как и Эделе она советовала мне писать книжки…

Я не стал избавляться от Розамунде на пример Эдэле, т. к. знал, что та должна была быть выписана в середине предстоящей недели.

У Программиста появился CD-плеер. Он его теперь регулярно слушает, лежа на животе. Всё время при этом косится на меня взглядом. Из наушников доносится немецкий рэп.

Каждый раз теперь, когда я захожу в комнату, он тут же убегает.

На третий день после появления CD-плеера Программист пропал. На его место привели бесцветного мужика. О нём нечего рассказать. Разве что глаза у него были заплывшие жиром. Тонюсенькие щёлочки вместо глаз. В них каждый раз хотелось бросить монетку. У меня остались 3 жетона от питерского метро. Хотя нет, есть и ещё одна отличительная черта: он безумно храпел. Извинялся за это, но ночью был невозможен. Может быть, что со временем я бы и к этому привык.

Не помню, чтобы он пукал. А пукают здесь все — первым пукающим мальчиком в моей истории был Вождь.

В понедельник я выпросился в Ганновер. Нужно было съездить в «Каргу» повидать всю свою дружную рабочую братию. Официальной причиной было желание шефа взять меня на работу. Поездка эта стоила мне многих сил, и я очень устал. Приехал домой еле живой. Это не описка. Я действительно приехал домой. Так и сказал встретившей меня русской медсестре: «Вот я и дома! Есть уже такое ощущение». Отдал ей сумку со своим компьютером.

Глядел на себя в зеркало и ужасался: весь бледный, красные пятна на лице, лопнувшие сосудики в глазах. Чёртовы медикаменты!..

Вывез из «КАрги» наказ от её «каргИ», Эльвиры, одной из моих близких друзей: Живи один. Всё. Нет больше этого назад. Забудь. Думай в другом направлении. Понял?..

Живи один.

Я не смогу.

Без Тани.

Не могу.

А дети…

У этого уравнения нет решения. Мой компьютер выдаёт сбой за сбоем. Который уже год подряд…

Во вторник был тут же выцарапан из комнаты Розамундой. Она сказала, что её побила Секс-Бомба. Что?.. Но она удержала себя в руках. Она суфистка. Никакого насилия. Увела меня в конец коридора, где стоят два кресла и о чём-то долго рассказывала. В какой-то момент я нашёл нужным рассказать ей о том, что мой сосед-программист заимел привычку просыпаться раз пять за ночь: он включал свет, который меня будил, я слышал шипение открываемой бутылки с минералкой, плеск воды в кружке, звук завинченной пробки, свет выключался, слышались жадные глотки, стук чашки по поверхности тумбочки…

Розамунде: А зачем ему кружка? Он что, из бутылки не мог попить?!.

Я: Ну, так вот и я о чём.

Розамунде разрывалась от хохота.

Она всё больше и больше стала рассказывать о себе, о своей службе в Бундесвере[47]; о том как она создавала медиа-архив для своего отделения; о том, куда ездила в отпуск… Рассказала, что однажды в Каире зашла в мечеть в брюках. К ней подошла женщина и спросила, почему та не в платье, а Розамунде ей ответила, что находится в путешествии и платья у неё с собой нет. И она разговорилась с этой женщиной…

Я: А Вы хорошо знаете арабский?

Она: Нет, только несколько фраз. Я пыталась учить, но мои мужья говорили со мной лишь по-немецки, в то время как со всеми прочими своими друзьями — по-арабски… Я знаю: Инщаа-аллаа! Это значит: Во имя Господа! И ещё арабы часто говорят: Альхамдулилля! Это: Если Богу так угодно! Они всё время так говорят — то к месту, то не к месту.

Тут начались неточности. Как же она тогда говорила с мусульманкой в мечети, задался я вопросом. Наверное, попалась мусульманка, владеющая немецким.

Розамунде переключилась на то, как она делала-делала свой архив и была идеальной исполнительницей, её все ценили, но потом она решила выпрыгнуть из окна. Встала на стул, открыла окно…

Я сдуру спросил, какой это был этаж.

Она показала мне пятерню.

Я: Не так уж высоко. Можно выжить и остаться инвалидом.

Она: У меня не было никакого шанса. Меня спас мой бывший муж. Альхамдулилля!

У неё начался бред. Сплошные несостыковки. Ей уже не нужен был диалог, она всё болтала и болтала. Сама же от своих шуток хохотала. Я молчал и думал лишь о том, что столько информации мне просто не запомнить. Столь эрудированна была эта дамочка.

Она спросила меня лишь об одном, люблю ли я животных. Я сказал, что не люблю.

Она: А я люблю лошадей. У меня есть конь. У него вот такие здоровые копыта! Я скачу на нём и забываю обо всём. Ещё я люблю мопсов. Скоро мне привезут моего коня, и я буду проводить на нём все своё свободное время.

Я вспомнил, что она живёт в Линдене (Половина всех пациентов здесь не только из Ганновера, но именно из района Linden) и спросил, где она держит своего коня.

Она: У меня нет для него места дома, и нет денег содержать такую лошадь. Я живу на пособие. Моя лошадь находится в специальном для неё месте. Я только прихожу кататься на ней.

Я: А сколько это стоит?

Она: Ничего не стоит. Коня нельзя купить. Можно быть только его владельцем. Он же тоже живое существо, как человек! Как его можно продать или купить?..

Затем она задумалась и стала описывать то, что, как мне казалось со стороны, она видит сейчас перед собой: Я проснулась и не нашла Хасана (мужа) в постели. Тогда я поняла, что он умер. Я сделала ему мавзолей. Выволокла всю одежду из шкафа и положила на кровать. Я вскочила на коня и поскакала на Линденерберг. Там я встретила Сатану. Тот посмотрел на меня. Хасана я не нашла. Мимо пробежал Шайтан. (бред-бред-бред) Шайтан — это ротвейлер моего мужа. (ага, полубред)

Она расплакалась…

Я понял, что больше не заговорю ни с кем здесь. Иначе все эти бредни станут моими. Сейчас это всё звучит забавно, но тогда live было не до улыбок.

Уже без слёз она продолжила: Много лет назад, когда я попала в это отделение, я увидела впервые своего врача… он сидел в холле и разговаривал с кем-то из пациентов… я наблюдала за ним… он взглянул на меня… Тогда я сразу поняла, что он — Сатана. Я тут же об этом догадалась. Он испортил всю мою жизнь…

Опять слёзы.

В конце коридора раздавали вечерние таблетки. Я, пользуясь случаем, смылся.

На следующий день она уже не отходила от меня ни на шаг. Теперь она несла лишь одну ахинею об исламе, врагах ислама, Хамасе, талибах, о своей ненависти, о том, что она вагнеровская Валькирия… Но начала с рассказа о том, что только что Секс-бомба задела её задницей, а она в шутку толкнула её в ответ. В результате получила кулаком в лицо и коленом в живот.

Всё вокруг сочувственно смотрели в мою сторону. Изредка меня спасало лишь то, что Розамунде — женщина курящая. Чувствуя позыв к этому, она каждый раз сожалела о том, что я не курю, и мы не можем продолжить столь увлекательную беседу (монолог, Розамунде, монолог!) в комнате для курения. Она ушла и там в очередной раз получила кулаком в лицо от Секс-Бомбы.