Михаил Кречмар - Насельники с Вороньей реки (сборник) Страница 14

– Я представляю туристическую компанию… – я назвал одну из фирм, с которой сотрудничал года два назад. Сегодня она переживала временные трудности, и я даже не был уверен, что в офисе остались включённые телефоны. – Алексей Протасов в прошлом году на Чукотке доставил нам некоторые проблемы. Я обратился к организации, которую он, по его словам, представлял. Там сказали, что знать о нём ничего не знают, и отфутболили к вам. Вот и всё.

Дама задумчиво глядела на то, как крутятся катушки в диктофоне. Диктофон был не очень новый, видимо, у него случалось много работы.

– А там, на Чукотке, он не говорил о том, что представляет нашу организацию? – спросила она наконец, обращаясь, скорее, к диктофону.

– О существовании вашей организации я услышал два с половиной часа назад.

– Ну что же, – дама продолжала рассматривать диктофон глазами актрисы в амплуа мечтательницы. Или наркоманки. – Вы можете написать нам официальный запрос о том, что конкретно вас интересует относительно деятельности Алексея Протасова в организации. Мы рассмотрим ваш запрос в установленные сроки и дадим вам письменный ответ. До свидания.

Я встал и облегчённо вздохнул. Сама обстановка комнаты и манера ведения разговора вкупе с мерзкими девицами навела меня на мысль о том, что где-то в недрах этого особняка может скрываться и пара амбалов для более жёстких форм собеседования.

– Если мне это потребуется, – сказал я для завершения разговора.

– Если вам это потребуется, – эхом отозвалась дама, разглядывая диктофонные катушки.

Она так и не поднялась из кресла. Я обошёл её и вышел в коридор. Судя по всему, Алексея Протасова недолюбливали и на этой бывшей работе.

Я взял паспорт на ресепшене и увидел торчащий из него уголок бумаги. Серо-стальная девица за монитором подняла голову и посмотрела мне в глаза с жёсткой уверенностью. Я кивнул и «чисто случайно» положил на край стола свою визитную карточку с номером мобильного телефона, который работал в Москве. Привычно мазнул взглядом по доске, на которой сотрудники офиса «Живой Земли» должны были отмечать проведённое на работе время. И, соответственно, все были переписаны, как собаки. Прочитав список внимательно, я поднял брови. Мир очень-очень тесен…

Уже дойдя до «Павелецкой», я подумал, что перестаю понимать что бы то ни было. Или Алексей Протасов был сверхконфликтным человеком, или же он настолько сильно отличался от всех остальных людей, что становился прямо-таки непереносимым для окружающих. И то и другое давало ответ на вопрос «почему», но никак не приближало к ответу на вопрос «кто».

На вложенном в паспорт кусочке бумаги для заметок было четыре слова и два телефона. Первое было мне совершенно незнакомо и выглядело как выражение из записных книжек Ильфа и Петрова или словаря племени мумбо-юмбо.

«ЕПЛАЗЕМ».

И дальше номер телефона. Другие слова обозначали, судя по всему, отца Алексея Протасова.

Я вспомнил серенькую мышку на ресепшене, и она уже не показалась мне такой стальной.

Я постарался найти уголок возле станции, где было чуть-чуть потише, и немного подумать.

Что-то сегодня мне не хотелось общаться с отцом Алексея Протасова. Если честно, мне вообще не хотелось с ним общаться. Тяжёлое дело – разговаривать с отцом человека, которого ты нашел убитым при неизвестных обстоятельствах, о чём не можешь сказать напрямую.

А вот слово из лексикона мумбо-юмбо можно было бы и проверить.

Я набрал семизначный номер, который, судя по всему, не был мобильным.

– Алё! – прозвучал в трубке весёлый женский голос. Явно поживее, чем в «Союзе за Живую Планету Земля».

– Здравствуйте! – я постарался на всю катушку включить своё голосовое обаяние, хотя не был уверен, что окаянная трубка способна передать его правильно. – Вы знаете, я недавно приехал с Севера, мне хотелось узнать о Лёше Протасове…

– Так заходи, брат, – эстафету перенял мягкий и раскатистый голос мужской, такими принято разговаривать в художественных фильмах про сусальную старорусскую действительность. Я почти явственно услыхал в конце речи непроизнесённое «боярин». – Мы гостям с Севера завсегда рады. Улица Свободы 7а, позвонишь снизу, я открою.

Хммм. Здесь, по крайней мере, даже по телефонному звонку проглядывали некие позитивные чувства. Ну что же, на позитив стоит ответить позитивом. Я зашёл в магазин и оценивающе примерился к стенке стеклянной посуды, содержащей алкогольные жидкости. Выбрал квадратный штоф с джином Seagrams и бутылку красного сухого французского вина. На все случаи жизни, в общем.

Перед намеченным визитом я подъехал к офису «Реального Сафари» и оставил там, на временно принадлежащем мне рабочем месте, пакет собранных мною с таким трудом документов.

Мой нынешний работодатель, Сергей Казаков, был ещё на работе. Он вяло переговаривался с какими-то клиентами, которые, судя по доносившимся до меня репликам, находились где-то в Калифорнии.

– Что, закончил с документами?

– Ну, через неделю гербовую бумагу обещаю. А ты что так поздно? Секретаршу отпустил?

– Да блин, ушла от меня секретарша-то. Нынче охрененно дефицитный товар. Секретарша с английским языком и французским поцелуем.

– Я только что в таком секретарском месте был… – я цокнул языком.

– Что, чёткие девки?

– Чёткие? – Я задумался. – Нет. Железные. Точнее, жестяные. Мир жестяных механических леди.

– Наверное, в каком-нибудь СП, – догадался Серёга. – В СП их клепают тысячами. Для внутреннего потребления. Найдёшь какую-нибудь сломанную – волоки сюда. Мне и сломанная сгодится.

ЕПЛАЗЕМ («Единая Планета Земля»)

В Интернете я уточнил по карте Москвы, где это такая улица Свободы.

Оказалось – Тушино. Никогда чёрт не заносил меня в этот район, известный подавляющему большинству образованных россиян по Тушинскому вору и историческому аэродрому. Нужный мне адрес располагался в старых кирпичных домах то ли позднехрущёвского, то ли раннебрежневского периода. Я остановился возле номера 7а и снова набрал номер.

Ближайший подъезд открылся, и в тёмном дверном проёме появился грузный молодой мужчина с длинными светлыми волосами и коротко подстриженной бородкой. Был он розовый, дружелюбный и пах пивом и сигаретами. Эдакий Наф-Наф старорусского склада.

– Это ты, брат, с Севера? – прогудел он. – Пошли, мы всегда гостям рады. Расскажешь, как Лёшка-то там, а то нам от него давно вестей не было, – и мне снова почудилось пропущенное пару раз обращение «боярин».

– Да я его тоже давненько не видал, – нисколько не покривил душой я.

Мы поднялись в трёхкомнатную квартиру. Посреди большой комнаты стоял стол с двумя десятками пустых немытых кружек, стопок и стаканов. Причём среди всего этого разнообразия нельзя было найти пары одинаковых посудин. Пепельницы здесь, судя по всему, устраивались из любых подручных ёмкостей – главное, чтобы они были не менее полулитра. Прямо к главному столу примыкала тумба с ксероксом, одна из стен превращена в стеллаж, на котором была выставлена многочисленная литература экологического и эзотерического толка. Судя по её оформлению, большая часть её была напечатана на этом вот ксероксе и переплетена тут же на столе. Мне это напомнило какие-нибудь мелкие штабы «Демократической России» 1990 года – с их плохоньким самиздатом, безудержным и ни на что не рассчитывающим идеализмом, безоглядностью… Мда. «Ты помнишь, как всё начиналось»…

– Тебе есть где жить, брат? – спросил «боярин».

В комнате были ещё три девицы – полные, очкастые, в майках и рейтузах, все как одна одеты по принципу no sex, free size. Парень среди них был один. Я подумал-подумал и выставил на стол бутылку джина.

– Мажорненько! – восхитилась одна из девиц. – Ольга!

Вопреки ожиданиям, народ в комнате оказался достаточно дисциплинированный и старательно ждал, пока я «разбросаю» порции по стаканам и кружкам с остатками кофе и ещё чёрт знает каких жидкостей.

– Я прилетел недавно из Анадыря, – представился я, – с Алексеем встретился на Вороньей реке.

– Всё у него получилось? – спросила Ольга. – Ну, как он хотел?

– Ну одно у него получилось точно, – соврал я как можно правильнее: с ним больше ничего уже случиться не сможет.

Мы выпили за знакомство.

– Я, признаться, очень переживал, – заговорил «боярин», которого звали Юрой. – Всё-таки Лёша – человек чисто городской, хоть и много ездил в тайгу. А вот так, как он хотел, – уехать как можно дальше и поселиться отшельником – это же не поймёшь, получится или нет, пока не попробуешь. Ему там хоть помогает кто или нет?

– Ну у него сверху соседи – стойбище аборигенов – эвенов-оленеводов. Ниже – охотник. Но мне кажется, что он ни с теми, ни с другими не сильно общается.

– Значит, всё-таки аборигены, – сказала Ольга, подперев рукой голову. Очки были такие толстые, что я с трудом понимал, какого цвета у неё глаза. Как и «боярин» Юра, она казалась доброй и рассудительной. – Лёша всегда считал, что у нас ничего не получится, если мы не поймём, как живут они. Да и правда, где нам научиться здесь – посреди мегаполиса. Единственное – мы ждали от него каких-нибудь писем или материалов. Я главный редактор «Единой Земли», нашего журнала. Мы… – тут она запнулась, – выходим, конечно, нерегулярно, но ради такого материала нашли бы деньги…