Аласдер Грей - 1982, Жанин Страница 14

– Тебе не нужны друзья?

– Нет. Я совершенно счастлив и без них.

Она засмеялась и сказала:

– Ты врун. Ты несчастный, несчастный обманщик.

Я ничего не ответил, потому что был почти готов разозлиться. Тут Зонтаг и заявила:

– Предлагаю сделку. Купи мне что-нибудь, что ты хотел бы видеть на мне, а я потрачу такую же сумму на одежду для тебя.

– И что же ты мне купишь?

– Джинсы и вельветовые брюки. Кожаную куртку. Цветные футболки. Может быть, еще домашний халат.

– Я слишком стар для такой бредовой одежды.

– В Америке и на континенте даже старики так одеваются, и никому это не кажется смешным.

– Но мы в Шотландии.

– Что ж, будем считать, что сделка не состоялась.

Ее фигура прекрасно подошла бы для Роскошной, если бы не напоминала мне с такой болезненной остротой об ее одиночестве, ее привычке просить меня уйти сразу, как только заканчивалась наша постельная сцена, ее печали, которая разъедает мою душу, хотя мы не виделись уже восемь или девять лет. Я слышал, что у нее был удар, парализовало всю правую часть тела, так что она сидит взаперти, я должен был бы навестить ее, я собирался навестить ее. Пусть у Роскошной будет тело Мэрилин Монро, нет, она тоже была ранимой и одинокой, или тело Джейн Мэнсфилд, БОЖЕ, НЕТ, ей оторвало голову в автомобильной катастрофе, пусть у Роскошной будет лицо и тело Джейн Рассел. Помни, не чье-нибудь, а Джейн Рассел, я имею в виду Роскошную, и маму, то есть Большую Мамочку, да что же я все время путаю свою мать с Большой Мамочкой, ведь у них нет СОВЕРШЕННО НИЧЕГО ОБЩЕГО, мать была уважаемой женщиной (пока не сбежала из дома) и вовсе не была лесбиянкой (она сбежала с мужчиной), была высокой и совсем не толстой, а тело Большой Мамочки я взял у той барменши из Глазго и, может быть, еще у той проститутки из-под моста, А ПО ХАРАКТЕРУ МАМОЧКА ВООБЩЕ НЕ ПОХОЖА НИ НА КОГО ИЗ РЕАЛЬНЫХ ЛЮДЕЙ. Может, мать иногда и ненавидела женщин, но они ей по-настоящему доверяли. В отличие от меня, ей никогда не нравилось оскорблять людей, даже в мыслях. Я почти на сто процентов уверен в этом. Хм, так я не на все сто процентов уверен в этом?

Допей виски из бокала Никто не может быть уверен на сто процентов ни в чем. Так устроен мир – невозможно смотреть на что-либо только с одной стороны. Ей, должно быть, доставляло какое-то особое удовольствие расстраивать мои дружеские отношения с ребятами, удерживать меня подле себя, подбадривать меня в учебе, но ей уж точно не могло бы понравиться возбуждение, которое я испытываю, когда Мамочка тушит сигарету, указывает на маленькую кучку вещей Жанин на полу и говорит ласково:

– Надень это. Начни с подвязок.

Могу ли я представить себе, что Роскошная подчинится этому приказу? Даже если поначалу она сомневается, она не может не видеть, как Мамочка берет в правую руку резиновую палку и красноречиво похлопывает ею себя по левой ладони. Конечно, я готов это представить. Безумный Хизлоп был мужчиной небольшого роста, и он издевался над шестью мальчиками (причем один из них был выше его), выстраивая их в ряд с вытянутыми руками и нанося каждому по шесть ударов своей плеткой с тремя хвостами. Пятеро из них по-настоящему плакали, а самый высокий только сердито хмурился, сжимая зубы. Хизлоп смотрел на нас и говорил с невыносимым наслаждением:

– Девчонки! Вы просто сборище девчонок. Кроме тебя, Андерсен. В тебе есть зерно мужества. Займите свои места.

И мы возвращались, все в слезах, на свои места, один только Андерсен садился, сверкая улыбкой. Чем больше я вспоминаю свое детство, тем более странным оно мне кажется, хотя ничего особенного в нем вроде бы не было. Итак, Роскошная сердито хмурится, но, что поделать, она берет подвязки Жанин, оборачивает пояс вокруг талии и не может сдержать крика:

– Он слишком маленький! Я же говорила, что это не моя одежда!

Большая Мамочка мило улыбается и говорит.

– Растяни его. Потяни посильнее. Представь, что ты – маленькая сирота и тебе нечего надеть, кроме этих вещей, тем более что с этого момента так оно и есть.

Слезы текут по щекам Роскошной, когда она застегивает кружевной пояс Жанин с подвязками, он продавливает глубокую складку в ее талии и почти исчезает в плоти. Она натягивает черные чулки, хотя некоторые ячейки рвутся, когда она пытается пристегнуть их к подвязкам. Когда она надевает атласную безрукавку, прорехи для рук разъезжаются по швам. Ей с трудом удается застегнуть пояс мини-юбки. А Большая Мамочка, по-прежнему сидящая на столе, осторожно потирает себе клитор резиновой палкой (между прочим, осуществимо ли это в таком положении с анатомической точки зрения?), наблюдает за Роскошной и мечтательно шепчет:

– Теперь надень туфли.

– Я не могу надеть туфли. Я не могу нагнуться в этом наряде, я не могу даже присесть.

– Сейчас помогу.

Мамочка встает со стола. Она опускается на колени, аккуратно натягивает на ступню Роскошной туфлю Жанин и застегивает ее, приговаривая:

– Тебе не понадобится садиться. В ближайшие три часа тебе придется лежать на спине.

– Что это значит?

– Я просто шучу, милая, неужели не понятно?

Она натягивает и застегивает на ступне Роскошной вторую туфлю, поднимается, расставив, раздвинув, расставив ноги и уперев руки в бока, и разглядывает Роскошную, как художник свое неоконченное произведение. Роскошная стоит на кончиках пальцев на невообразимой высоте, плотно сжав ноги, с ужасом ожидая, что сейчас грохнется оземь. Икры ее сведены от боли. Она тихо шепчет:

– Больно!

– Стоит того. Выглядишь неотразимо. Но вот это тебе не понадобится.

Она делает шаг к Роскошной, расстегивает на ней юбку и бросает ее в сторону.

– И это тоже, хватило же у меня ума натянуть это на тебя.

Она сдергивает с нее блузку. Потом мягко обнимает ее, целует в беспомощный и мокрый от слез рот и шепчет:

– Только туфли и чулки – вот все, что ты теперь будешь носить. Если только у Доктора не будет специальных указаний. Прости меня, милая, ты даже не представляешь, как мне не хочется отдавать тебя мужчинам.

И она направляется к столу, окинув Роскошную печальным и страстным взглядом. Она берет трубку и говорит:

– Соедините с боссом, – и после паузы: – Она приготовлена для вас. Опознание не понадобится. Поторопитесь, иначе я оставлю ее себе.

Мамочка кладет трубку, а Роскошная вся дрожит. Она испытывает странные ощущения. Несмотря на боль в ногах, пояс, врезавшийся в талию, следы слез, сохнущих на лице, ее тело словно бы пробудилось, она хочет раскрыться и принять в себя, отдаться этому… кто этот босс? Кто должен прийти?

Я. Не Макс, не Холлис и не Чарли, а я. Кровать вдруг взмывает, словно ковер-самолет, пролетает сквозь потолок, уменьшается, выскальзывает из конуса земной тени прямо в солнечный свет над Атлантикой, и вот, Калифорния, я лечу к тебе! Но, снижаясь над Америкой, кровать вдруг останавливается. Замирает на месте. Матрас увеличивается и превращается в пол гимнастического зала, где в углу Роскошная лежит на мате, как морская звезда, под бедра ей подложили большую подушку, так что розовая сердцевина ее обнаженных гениталий открыта и беззащитна. Мамочка возбудила ее, сейчас ей нужен я, и я сжимаю ее в объятиях, проскальзываю внутрь Джейн Рассел издательницы Жанин Зонтаг Большой Мамочки Хелен забудь ее, забудь ее, и вот я снова дома. Снова дома Снова дома. Нет. Нет. Нет. Я не дома. Я не дома. Я один. Один. Один. Я совершенно один.

Это адададададададададададададад ададададададададададададададададад ададададададададададададададададад ададададададададададададададададад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад ад АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД АД. Я теряю контроль, теряю контроль.

Глава 4

4: Не такой уж я плохой, скорее даже хороший. Я делал все, чего хотела моя мать, чего хотела моя жена, чего хотел ее отец, когда-то у меня был друг, которому я нравился, и теперь мною вполне довольна компания «Нэшнл секьюрити инсталлейшнс». Если не верите, спросите, сколько я зарабатываю. Я делал пожертвования в «Оксфам», «Армию спасения» и Центр исследований рака, хотя почти уверен, что никогда ничего не получу взамен от этих организаций. В переполненных автобусах и трамваях я всегда уступаю места калекам и бедно одетым пожилым женщинам. Я ни разу в жизни не поднял руку ни на ребенка, ни на женщину, ни на мужчину, никогда не терял самообладания, никогда не повышал голоса c тринадцати лет я не пролил ни одной слезинки. Но я, конечно, заслужил право обладать любой женщиной каким угодно способом в этой таинственной пустоте моего тела и черепа. Однако