Александр Громов - Сборник " " Страница 14

Командовать выбрали Линдора. Брюхоногий Полидевк и Парис оказались у него в советниках, первый – как лучший когда-то стрелок и вообще человек знающий, хоть и полицейский, второй – как хороший шептун. Представители соседних деревень, подискутировав больше для приличия, уступили лидерство, согласившись с тем, что местным виднее, коли они уже сталкивались с Железным Зверем. Единственное, что вызывало недоумение в рассказе Линдора, – почему охотники бросили тела погибших товарищей? Разве Железному Зверю мало трупов, что он жаждет еще? Что это за Зверь, в конце концов? И что можно думать о таком Звере?

Недоумение ясно чувствовалось, но было молчаливым. Леон отводил глаза. Нет, в уме и сноровке испытанных охотников никто не усомнился, стыдиться было нечего… И все же он стыдился своего бегства от Зверя и, встречаясь взглядом с Линдором, видел, что тот страдает и стыдится не меньше его. Ясно, что второй раз они не позволят обратить себя в бегство.

Дело затевалось невиданное. Младшая хранительница, по случаю великого события пригубившая Тихой Радости, сообщила, что такой охоты – точнее сказать, такого похода – еще не бывало, по крайней мере она, младшая хранительница, не нашла упоминания ни о чем подобном ни в одной хронике, включая самые древние, и это наполняло сердца гордостью. Втягивались животы, расправлялись плечи.

Велено было разбиться на десятки и сотни. Перед самым выступлением в поход вновь появился Умнейший, о чем-то шептался с Линдором, в чем-то сердито убеждал его, судя по непривычной для Умнейшего бурной жестикуляции. Не добившись толку – плюнул и отошел, оставив Линдора недовольным. Вежливое приглашение последовать за охотниками он отклонил наотрез.

Неожиданно для себя Леон оказался начальствующим над десятком стрелков из другой деревни. Из семи охотников, уцелевших после вчерашней вылазки, пятеро получили в команду десятки, а многоопытный Алоэй – даже комбинированную сотню шептунов и стрелков. (Седьмой охотник, оказавшийся поблизости от пути огненного клубка, получил ожоги и отлеживался дома с повязками на боках.)

Шла сила. Даже лесные бабочки смолкали, услышав шум столь внушительного отряда. От топота ног с деревьев сыпались листья. Драконов повели по удобной тропе в обход Трескучего леса. Встретились на Мшистом Тягуне – Линдор распорядился стрелкам устроить привал и лишний раз проверить оружие, а шептунам – прочесать окрестности и привести еще нескольких драконов. Ждать пришлось недолго: одного за другим привели пятерых – наскоро зашептанных, огрызающихся, – и Линдор сказал, что этого хватит.

Выслали разведчиков. Железный Зверь никуда не уполз, только отвалы вокруг безобразных ям посреди пустоши стали выше, и у Зверя прибавилось детенышей. Теперь их насчитывалось не меньше десятка, а может быть, и больше – вывороченные горы земли и глины мешали разглядеть все получше.

Леон дрожал от нетерпения. Пришлось долго ждать, пока отряды охватят пустошь кольцом, да так, чтобы и ветка зря не колыхнулась, а перед этим еще дольше убеждать охотников в том, что это необходимо: вывалившуюся из леса плотную толпу Зверь испепелил бы в одно мгновение. Пусть-ка попробует отбиться от нападения с всех сторон разом! Не выйдет.

Ждать, ждать… Шептуны, расставленные по окружности пустоши, подадут сигнал. Лежа за деревом и временами раздраженно шипя, если кто-то из его десятка, не утерпев, высовывал любопытную голову, Леон поглядывал вбок, на выжженную дыханием Зверя просеку. Здесь огонь порезвился и погас в сырых зарослях, а дыхни так Зверь в Трескучем лесу, тот, без сомнения, выгорел бы дотла…

Кто-то погибнет. Вспоминая, как умерли Эет и Идмон, Леон стискивал зубы. Стыдно: вчера он бежал, как все, бросив тела товарищей, мчался в нестерпимом ужасе, оглядываясь на настигающий огненный клубок, петлял, как пугливая травяная мышь, выгнанная на открытое место… Линдор тоже бежал, это верно, но он по крайней мере остановился первым… Один Умнейший, которого поначалу тоже сочли погибшим, как оказалось, пересидел опасность, укрывшись в подлеске. А Парис, даром что не молоденький, так и не остановился до самой деревни…

Стыдно.

В последний раз. Больше этого не будет. Будет победа, будут и песни, сложенные в честь победителей, потому что одоление Железного Зверя – не простое убийство, что бы ни заявляла во всеуслышанье Хранительница. Это работа для мужчин, настоящая работа. Нужная. Хватит женщинам твердить, что они ублажают дармоедов.

Сигнал! Леон вскочил на ноги. Наконец-то!

В три прыжка он очутился на пустоши. Вперед! Он ясно видел, как по всей лесной кайме разом всколыхнулся подлесок, как неподалеку упало сваленное драконом дерево, он слышал, как шуршат раздвигаемые на бегу ветви и под ногами сотен охотников гибнут сминаемые травы, и он, посылая вперед свое быстрое, гибкое тело, ликовал оттого, что Зверь взят в сжимающееся кольцо и теперь не уйдет… не уйдет… не должен…

Это было зрелище.

Шесть драконов молча мчались на Зверя с разных сторон, только слышался свист воздуха, вырывающегося из громадных легких, да под ногами лесных исполинов тяжко дрожала земля. Половину расстояния, отделявшего их от врага, они покрыли быстрее, чем можно сосчитать до десяти. Вслед за ними из-под защиты деревьев с криками выбежали люди. Первыми бежали шептуны, которым предстояло сразу после схватки зашептать разъяренных драконов – дело далеко не простое, требующее согласованных усилий многих людей. За ними спешили стрелки, на бегу изготавливая к стрельбе духовые трубки. Некоторые раскручивали пращи. Сильно отстав от охотников, рысил позади всех Брюхоногий Полидевк, свистя в дудку-кость.

Теперь Железный Зверь не казался таким уж страшным – даже самый маленький дракон вчетверо превосходил его размерами. Затопчут, уверенно думал Леон, стараясь не отстать от своего десятка, крича на бегу, как все. Он не хотел пропустить этот момент. Сейчас шесть чудовищ – шесть живых таранов – сойдутся в одной точке, и опасный Железный Зверь будет раздавлен лавиной тупой животной ярости, топчущих лап и рвущих когтей. Будет чудо, если Зверь сумеет отбиться от шести драконов разом, но если он все же отобьется, в дело вступят охотники и воздух наполнится пением отравленных стрел. Залп из четырехсот духовых трубок чего-нибудь да стоит!

От Железного Зверя отделился сверкающий обруч. Узкое кольцо, похожее на Великий Нимб, но неизмеримо более яркое, ослепляющее, стремительно раздалось вширь, захватывая пустошь, мгновенно вспыхивающую траву, кустарник, драконов, людей…

Охваченные жарким пламенем, шесть драконов продолжали нестись вперед до тех пор, пока последний из них не рассыпался на бегу в пепел. Люди, не подгоняемые приказами шептунов, оказались слабее. Некоторые из отставших сразу повернули к лесу. Кое-кому из них это спасло жизнь.

Вспыхивали, падали… Большая часть охотников продолжала бежать к Зверю, пуская стрелки из духовых трубок, и люди превращались в огненные столбы, так и не успев осознать, что произошло. Другие ложились ничком; некоторые, как Линдор, пытались с разбега перескочить через огненный обруч. Иные успевали крикнуть.

Леон выстрелил только один раз. Возможно, он попал в Зверя, возможно, и нет, – он не был уверен. Когда он споткнулся и с криком досады полетел в невесть откуда взявшуюся яму, он как раз заталкивал на бегу в духовую трубку новую стрелку – он бы точно попал во второй раз, в этом не могло быть сомнений…

Он закричал еще раз, когда пронесшийся над пустошью огненный вихрь опалил ему спину, попытался вскочить и упал снова, мучаясь от боли ожогов и еще не понимая, как ему повезло. Волосы на затылке сожгло, кожаный набедренник тлел и вонял. За что? Леон моргал ослепленными глазами. Почему так больно? Что люди сделали плохого Железному Зверю? Он моргал, видя и не видя, как недолгое время стоят, а затем падают факелы, только что бывшие людьми, как горит трава и с неба начинает сеяться пепел, а вот и лес загорелся, потому что до него дошел огненный круг…

Один из детенышей Зверя взмыл в воздух – оказывается, он умел летать! – и, легко набрав высоту, покружился над лесом там, куда ушло большинство спасшихся от Зверя. Лес в той стороне, и без того горящий весело и жарко, вспыхнул еще ярче.

Леон не пошевелился, когда детеныш прошел над ним так низко, что можно было рассмотреть свое отражение в его блестящем брюхе. Умом он понимал, что должен что-то сделать, может быть – поднять трубку и выстрелить, может быть – попытаться убежать. Он не сделал ничего. И он остался жив, а те, кто что-то делал, – вспыхнули и рассыпались пеплом.

Это было как страшный неправдоподобный сон. Этого не могло быть наяву.

И это было.

Лес вокруг Круглой пустоши горел весь вечер и часть ночи. Шипели, взрывались древесные стволы, поднимался жирный дым, влага спорила с огнем. Когда отблески пожара перестали освещать картину разрушения, Леон выбрался из ямы и, утопая локтями в горячем пепле, пополз прочь. Достигнув леса, он побежал.