Жоржи Амаду - Жизнь Страница 14

Неужели Макабеа умрет? Откуда я могу знать? И люди, которые собрались там, тоже этого не знали. Хотя какой-то человек, посомневавшись, поставил рядом с ее телом свечку. Роскошное яркое пламя, казалось, пело осанну.

(В моем повествовании — минимум фактов. И я украшаю столь скудный материал пурпуром, драгоценностями и блестками. Разве так пишутся книги? Нет, это не приукрашивание, это обнажение. Но я боюсь наготы, это последняя точка).

В это время лежащая на дороге Макабеа становилась все больше и больше Макабеей, словно возвращалась к себе самой.

Это мелодрама? Знаю только, что мелодрама была вершиной ее жизни; все жизни — произведение искусства, а жизнь Макабеи тяготела к огромному неугомонному хору, такому, как дождь и гроза.

Тут появился худой человек в лоснящемся пиджаке, который играл у перекрестка на скрипке. Должен сказать, что я уже видел этого человека однажды вечером в Ресифи, еще в детстве. Звук его скрипки, пронизывающий и резкий, подчеркивал золотой линией таинство вечерней улицы. Рядом с этим грязным человеком стояла цинковая кружка, где глухо позвякивали монетки, которые бросали ему слушатели, благодарные за печальные мелодии. Только сейчас я стал понимать, и только сейчас возникло во мне сокровенное чувство: звуки скрипки — это предостережение. Я уверен, что в час смерти я услышу его скрипку и буду просить: музыки, музыки, музыки!

Макабеа, Ave Maria, исполненная благодати, святая земля обетованная, земля всепрощения, придет время, ora pro nobis, и я сам стану формой познания. Я изучил тебя до последней черточки с помощью волшебной силы, идущей от меня к тебе. Силы безбрежной и в то же время геометрически четкой. Макабее вспомнилась набережная порта. Набережная, ставшая центром ее жизни.

Макабее ли просить прощения? Почему всегда спрашивают: «Почему?» Отвечаю: потому что. Так было всегда? Так будет всегда. А если нет? Но я повторяю: именно так. В этом вся суть.

Не было сомнения, что Макабеа еще жива: она часто моргала глазами, ее тощая грудь поднималась и опускалась, хотя и с трудом. Но, кто знает, может, ей нужно было умереть? Бывают минуты, когда человеку требуется маленькая смерть, даже если он не подозревает об этом. Лично я заменяю акт смерти ее символом. Чаще всего этим символом служит долгий поцелуй: но не в шероховатую стену, а в губы. Долгий, страстный поцелуй: агония наслаждения заменяет смерть. Да, я символически умирал несколько раз только для того, чтобы воскреснуть вновь.

Я с радостью думаю о том, что еще не пришел смертный час Макабеи, звезды экрана. Еще не ясно даже, встретит ли она своего белокурого иностранца. Помолитесь за нее! И пусть все прервут свои дела, чтобы вдохнуть в нее жизнь, потому что Макабеа брошена на волю случая, как дверь, качающаяся в бесконечности по воле ветра. Я мог бы пойти более легким путем; убить невинную девушку, но я выбираю худшее — жизнь. Те, кто читает меня, пусть ударят себя со всей силы в солнечное сплетение и посмотрят, хорошо ли это. Жизнь — удар в солнечное сплетение.

Пока Макабеа не перешла от затуманенного сознания к грязным параллелепипедам, я мог бы просто оставить ее на улице и не заканчивать эту историю. Но нет, я дойду туда, где кончается воздух, туда, где сильный ветер, завывая, вырывается на свободу, туда, где изгибается пространство, туда, куда приведет меня мой дух. Мой дух приведет меня к Богу? Я так чист, что ничего не знаю. Знаю одно: мне не нужна жалость Бога. Или нужна?

Она была еще жива, потому что медленно пошевелилась и, подтянув колени к подбородку, устроилась, как в утробе матери. Она выглядела нелепо, впрочем, как и всегда. Макабеа отступала с боем, но жаждала объятий. Она обнимала себя, предвкушая сладостное ничто. Макабеа была проклята и не знала этого. Она хваталась за ниточку сознания и мысленно повторяла без остановки: я есть, я существую. Но кем она была, она не знала. Она стала искать в самом дальнем и темном уголке своего существа дыхание жизни, которое даровал ей Господь.

Тогда — лежа на мокром асфальте — она испытала наивысшую радость, потому что родилась для объятий смерти. В этой книге смерть — мой любимый персонаж. Скажет ли Макабеа «прощай» самой себе? Думаю, что она не умрет, ведь она так хочет жить. В ее позе была какая-то чувственность. Может быть, потому, что агония похожа на оргазм? Дело в том, что выражение ее лица было похоже на гримасу желания. Все неизбежное когда-нибудь произойдет, и если Макабеа не умрет сейчас, то когда-нибудь все равно умрет, как и все мы, простите за такое напоминание, лично я терпеть не могу провидцев.

Сладостное желание, вызывающее дрожь, ледяное и резкое, словно любовное. Может быть, это милость, которую вы называете Божьей? Да? Если она умрет, то в момент смерти превратится из девушки в женщину. Нет, это не смерть, не этого я хочу для моей героини, это всего лишь дорожно-транспортное происшествие без смертельного исхода. Ее желание выжить было похоже на другое желание, которого она не знала, так как была невинной, но о котором интуитивно догадывалась, потому что родилась женщиной. Судьба женщины — быть женщиной.

Тут Макабеа произнесла фразу, которую никто не понял. Произнесла четко и внятно:

— А как же будущее.

Была ли это тоска по будущему? Я слышу древнюю музыку этих слов, да, это так. В этот самый миг Макабеа почувствовала сильный приступ тошноты, ее чуть не вырвало, и она хотела, чтобы ее вырвало чем-нибудь нематериальным, светящимся. Например, тысячеконечной звездой.

Но я вижу совсем другое и это меня пугает. Вижу, что ее вырвало кровью, сильный спазм, одна стенка желудка коснулась другой: победа! А в это время — в это время внезапный предсмертный крик чайки, прожорливый орел, поднявший в воздух молодую овцу, пушистый кот, разрывающий на части грязную крысу — живое пожирает живое. И ты, Брут?!

Да, именно так я хочу объявить о смерти Макабеи. Победил Принцип Тьмы. Конец.

Какой же была правда моей Макабеи? Хватит искать правду, ее больше нет, что было, то прошло. Спрашиваю: а что есть? Отвечаю: ничего.

Но не оплакивайте мертвых: они знают, что делают. Я был в стране мертвых, и после пережитого черного ужаса возродился во всепрощении. Я невиновен! Не терзайте меня! Я не продаюсь! Увы мне, все пропало, это моя вина! Пусть мне вымоют руки и ноги, а потом — потом умастят благовонным миром. Ах, как хочется радости. Я заставляю себя хохотать во все горло. Но, неизвестно почему, не могу. Смерть — это встреча с самим собой. Распростертая на земле, мертвая, Макабеа была огромна, как дохлая лошадь. Лучше всего вообще не умирать, потому что смерть — это незавершенность, она лишает меня законченности, к которой я так стремлюсь.

Макабеа убила меня.

Наконец-то она освободилась и от себя и от нас. Не бойтесь, смерть — мгновение, оно быстро проходит, я точно знаю, потому что умер вместе с этой девушкой. Простите мне эту смерть. Я не мог избежать ее. Но вдруг меня сотрясает приступ возмущения, и я изо всей силы кричу: это избиение голубок!!! Жизнь — это роскошь.

Ладно, проехали.

Мертва, звенят колокола, но звука нет. Теперь я понимаю, в чем суть этой истории. Она в неизбежности, что несет в себе едва слышный колокольный звон. В величии каждого из нас.

Тишина.

Если когда-нибудь Бог сойдет на землю, наступит великая тишина. Тишина такая, что даже думы не думаются.

Ну, как на ваш взгляд, финал получился достаточно грандиозным? Умирая, она превратилась в воздух. Или в энергию? Не знаю. Она умерла в одно мгновение. Мгновение — это тот промежуток времени, в который шина автомобиля, идущего на большой скорости, касается земли, а потом не касается ее, а потом снова касается. И т. д., и т. д., и т. д. В сущности, она не покидала расстроенной музыкальной шкатулки.

Я спрашиваю вас:

— Сколько весит луч?

А сейчас — сейчас мне остается только закурить сигару и идти домой. Боже мой, только сейчас я вспомнил, что люди смертны. Но я — я тоже?

Нельзя забывать, что сейчас пора клубники.

Да.