Андрей Битов - Птицы, или Оглашение человека Страница 14

Я почему-то обиделся. Обиделся на то, что он вырвался первым сказать мои слова. Обиделся, что я - "молодой" (хотя и "честный"). Тоже мне старик! Года на два меня моложе. И тут вдруг, повернувшись, дошла и наша мысль. Мысль о том, что наше представление о реальности может оказаться быстрее реальности, что в этом - залог, в этой высокой реакции... эта мысль показалась мне новой, несмотря на ее жизнеутверждающий смысл. Практический опыт заставлял меня криво усмехаться: я ли не свидетель, что люди не обучаются ничему! что им хоть кол на голове теши... Но - "всегда есть в запасе ход..." - так он сказал... Этот ход мне нравился.

Утро было прелестным. Если оно и прикидывалось, то это получалось у него еще лучше, чем на самом деле. Я вышел к ловушке... Еще не просохшие ее сети, отяжелев, провисали крутыми кривыми. В самой узкой ее части был своего рода последний приемник, где томились пернатые узники. Их было не так много: две или три воробьиных... Я услышал за плечом несколько странный, незнакомый, но отчетливый смех. Будто ко мне подошел прокуренный, небритый, малость безумный старик... Откуда бы здесь такому?.. Оглянулся на... Никого. Пришлось мне на всякий случай пожать плечами: Тогда оттуда же тот же старик, дразнясь, отчетливо каркнул. Я оглянулся гневно и увидел Клару. Она заняла удобное, просторное место на нетолстом и нетонком суку и комфортабельно наблюдала за мной и за ловушкой. Увидев, что я ее увидел, она повела себя более чем странно: клекотно, взахлеб раскаркалась карканье это, по прежней нелепой ассоциации, напоминало хохот; захлебнувшись, она перевернулась на ветке, покачалась вниз головой, подкаркивая; затем, ловко вернувшись в прежнее положение, снова разразилась порыви-стым карканьем, от восторга маша крыльями и нетерпеливо переступая, но вовсе не собираясь взлететь. Я осмотрел себя: чем я мог вызвать такое ее поведение? - это было нелепо, это был не я... Я внимательнее проследил ее взор и лишь тогда увидел посреди ловушки мечущуюся большую птицу. Черт ее знает, кто это была - так быстро она металась - совка, сойка, кукушка? не соро-ка... птица не меньше Клары. Она угодила в ловушку, металась в поисках выхода и, неизбежно ткнувшись в сетку, шарахалась и спускалась глубже и ближе к тому окончательному приемнику, у которого наблюдали мы с Кларой. Выход по-прежнему был ближе к пленнице, чем конец ловуш-ки, и он был широко раскрыт в отличие от стремительно сужающегося горла ловушки, - однако птица, как ни сопротивлялась, подвигалась лишь вглубь. "Странно, - подумал я за нее, - ведь тебе сейчас проще вылететь, чем влететь..." Клара искаркалась вовсю. И это не было сочувствием или призывом. Это по-прежнему напоминало смех. Она переворачивалась, раскачивалась вниз головою, как "ой, не могу!..", и снова восторженно и счастливо захлебывалась как бы хохотом. Вдруг я понял, что хохот это и был. Никакого сомнения. Помнится, я расспрашивал доктора о чувстве юмора у зверей... я получил теперь ответ. Кларе было невыносимо смешно: в ловушку попала птица, равная ей. Я уже говорил: такое случается достаточно редко - крупные птицы умнее и понимают ловушку. Была, конечно, и доля жестокости, низкого торжества (не я!) в Кларином смехе. Но это был именно смех. "Экая дура! карр! - хохотала Клара. - Такая большая! Карр-карр! И такая дура! Кр-р..." Может, ей и впрямь была так поразительна глупость большой птицы, что и личного торжества никакого не было. Дур-ра!

...Как мне было не посмеяться над собою, еще более крупным существом!..

За труд под солнцем бывает и воздаяние. Не следует ни недооценивать, ни переоценивать его размеров. Следует - благодарить.

Пока я корпел над разговорами двух перипатетиков, и сам что-то понял...

Моя знакомая первоклассница Юлия, ставшая за время моего отсутствия писательницей, значительно короче изложила весь ход моих, неведомых ей, выкладок. Этот рассказ она сочинила от мужского лица (по соображениям стиля, надо полагать...).

Вот, дословно:

"Вчера к нам на студию приходил иностранец. Он много рассказывал забавных историй, но мы его не понимали. К счастью, с ним был переводчик. Он объяснил нам, что иностранец рассказывал о воронах и сороках. Оказывается, эти птицы, такие похожие, очень мало понимают друг друга.

Когда я утром пришел домой, то подумал: "Как странно! Мы так плохо понимали его, а он нам рассказывал как раз об этом..."