Эпоха больших надежд - Коллектив авторов Страница 14

Елизавета Чепрасова, модный редактор

К моде нулевых возвращаются не постоянно. Нам сейчас кажется, что все говорят о ней, и это правда. Она и в отголосках, и в музыке, и на модных показах — везде-везде. Но по факту очень многие дизайнеры обращаются и к более поздним периодам.

Мода, модная индустрия и модное сообщество — настолько сложная система, что движение одного маятника неизбежно приводит к движению другого. Если возникли подвижки на подиумах — их подхватывают фэшэнисты. Возникли подвижки в стрит стайле, в уличной моде — они тоже найдут свое отражение на подиуме. Мода — это очень живая, очень подвижная система, где все элементы влияют друг на друга. Более того, на моду влияют культура, фильмы, музыка, социальная обстановка, экономика. В общем, очень много всего. Поэтому дело не в том, что подиумы, дома моды или дизайнеры нам сказали, что нулевые — это классно. Эта эпоха сама подготовила нам почву для того, чтобы мы вернулись к ней, к этой эстетике. Плюс не стоит забывать, что нулевые гораздо более разнообразные, чем мы себе представляем. Мы не вернулись к ним полностью, а забрали только самое интересное, самое «‎вкусное» — то, что пережило антитренды. Потому что в свое время иконичные наряды нулевых, такие как Бьорк (исландская певица и актриса, популярная в нулевые — прим. составителей) с лебедем на шее, считались диким антитрендом. А сейчас это просто икона, бомба — и все на это молятся.

Кстати, на волне ностальгии по нулевым мы сейчас с моей подружкой Настей делаем глянцевые клубы, бранчи. Это именно то, что продает настроение, продает атмосферу и возвращает нас в состояние комфорта и полного детского раскрепощения. Мы придумали это потому, что в этой эпохе нам самим ментально комфортно. Мы ее идеализируем. Мы не помним о сложностях, которые там были, она кажется нам волшебным мирочком.

Елена Омельченко, социолог, директор ЦМИ НИУ ВШЭ в Санкт-Петербурге

Вероятнее всего, эпоха «сытых нулевых» каким-то образом зафиксировалось и у родительского поколения. Тут мы говорим о людях, которым тогда было 20—25, 30—35. А вот те, кому было 10—12 или даже меньше, этот период, наверное, запомнили по-другому, потому что для них это было время формирования ценностей. Дело в том, что если подходить с точки зрения поколенческого анализа, то мы выделяем так называемый формативный период взросления человека. Он, как правило, приходится на второе десятилетие, скорее даже на его начало — 11—14 лет. В этот период происходит формирование иерархии ценностей, формирование представления о своем месте в мире и так далее. Вещи, которые человек переживает в этот период, фиксируются практически на всю жизнь. А если в него попадают еще и какие-то яркие вещи (например, «сытые нулевые»), то он запоминается особым образом. Потому что, например, у тех, кто взрослел в десятые, не будет такого радужного воспоминания. Да, будет воспоминание о молодости, о друзьях, о компаниях — но будут и воспоминания о разгонах протестов, репрессиях, увеличивающейся цензуре, росте рисков и небезопасном существовании.

ФРАГМЕНТИРОВАННОЕ ВОСПРИЯТИЕ ВРЕМЕНИ

Егор Москвитин, кинокритик

Есть книга Алексея Иванова «Ненастье» — а еще есть одноименный сериал, сделанный по ней. Конкретно в книге события разворачиваются в восьмидесятые, герои воюют в Афганистане. Далее, в девяностые годы, они возвращаются в разрушенную страну и занимаются тем, чем и «положено» заниматься в ситуации хаоса — становятся бандитами, установив монополию на насилие и налогообложение. Наверное, это то, с чего начинается любое государство. И по сюжету в девяностые они становятся таким государством внутри государства, бандой. А в нулевые уже сводят счеты друг с другом, превращаются в инкассаторов. Один ворует у другого, и все это происходит ради женщины. В общем, их братство распадается.

В сериале же все сделали иначе: события, которые по сюжету книги происходили в нулевых, теперь перенесли в девяностые. И за это сериал очень сильно критиковали: считалось, что таким образом он говорит, что в нулевые при Путине жить стало исключительно спокойно и хорошо, а весь хаос остался в девяностых. Кроме того, сериал выходил на канале «Россия», и это тоже добавило ему некой ангажированности — казалось, что все очевидно. На самом же деле продюсеры сделали такой ход по гораздо более банальной причине — им было очень тяжело состарить такое количество актеров. Они тогда не могли сделать как Netflix, который сейчас творит чудеса пластической хирургии прямо на экране например, с Мартином Скорсезе и Робертом Де Ниро.

Тем не менее, именно этот перенос бандитской драмы из нулевых в девяностые показывает, насколько у нас фрагментированное восприятие времени. Кажется, что девяностые были бандитскими, нулевые — тучными и спокойными, а десятые становятся смутными. Именно поэтому, на самом деле, невозможно вспомнить ни одного фильма, который возвращался бы к нулевым — нет каких-то ярких черт нулевых, которые бы сейчас эксплуатировались в кино. Все наши фильмы и сериалы — либо про действительность, либо про действительность с флешбэками в девяностые. Период нулевых для нашего кинематографа пока остается временем без свойств. Возможно, лет через десять о нем заговорят.

ㅤ

КАК ЗУМЕРЫ «ВЫЧЛЕНЯЮТ» И «ЗАМОРАЖИВАЮТ» ИСПОЛНИТЕЛЕЙ НУЛЕВЫХ

Анна Виленская, музыковед

Мне кажется, что у нас в голове (по крайней мере, у зумеров) смешались восьмидесятые, девяностые и нулевые. У нас есть некий образ прошлого, в котором есть и консоли, и пышные оранжевые прически, и брови, выщипанные ниткой. На самом же деле это все из разных миров и эпох — в этом и состоит обман. Мы представляем нулевые одним образом, а на самом деле все было иначе. Мы вычленили из нулевых исключительно известную российскую поп-музыку лирического характера, выкинули оттуда все экспериментальное и блатное. В то же время «‎блатняк» — это огромная и очень важная часть российской музыки, которая помогла ей сепарироваться от западной. По большому счету, это единственное супераутентичное, что было у нас из девяностых и что помогло сделать музыку нулевых и десятых. Но мы почему-то все это выкинули и решили, что вот эта «‎узкая полосочка» — это и есть музыка нулевых. Еще в двухтысячных, как мне кажется, очень популярными среди молодежи были те же самые Децл и «Кровосток». Но мы решили, что они относятся к какому-то непонятному времени — наверное, к девяностым. Вместо них мы избирательно взяли персонажей, которые представляют для нас один музыкальный облик, и решили, что это нулевые. То же самое может произойти и в будущем, если мы посмотрим на новое молодое поколение через 20 лет. Скорее всего, после Клавы Коки и Niletto, если те останутся в истории, они будут представлять нулевые в еще более искаженном виде. У них будет псевдопредставление о нулевых, и уже мы будем их поправлять.

Особенность зумеров — их ревностное отношениие к эпохе двухтысячных. Они не реагируют на новые релизы, которые звезды нулевых выпускают сейчас. Они как будто говорят: «Не трогайте наши нулевые! Мы их мифологизируем, а вы, оказывается, все тут живы. Кошмар какой!» Например, зумеры позитивно реагируют на «‎коллаб» с Сергеем Жуковым или с солистом из «Чай вдвоем», когда речь идет об их старых песнях. Но если Глюкоза выпускает новую песню, все зумеры ловят дичайший кринж и говорят: «Господи, ты тут живая? Ты певица из нулевых — пожалуйста, оставайся в нулевых! Мы их романтизируем, а ты мешаешь романтизации!». Но, наверное, если бы песня вышла в нулевые и была бы написана на музыкальной технике того времени, то сейчас она не была бы для зумеров такой ужасной. То же самое можно сказать про певицу МакSим. Когда с ней случилась беда, все, естественно, очень переживали. Но при этом у меня нет ощущения, что после выздоровления все зумеры побежали смотреть ее интервью на канале Ксении Собчак. Потому что все равно певица МакSим остается мифологическим существом. То, что она сейчас живая и вообще-то молодая, никак не влияет на ее популярность среди зумеров. Мне даже кажется, что если она сейчас выпустит новый альбом, его будут слушать только ребята постарше. Молодые, скорее всего, либо не будут слушать вообще, либо не оценят. То же самое: если Сергей Жуков сейчас начнет писать что-то в совершенно новом стиле и скажет: «Вы знаете, я новый Сергей Жуков. Вы же меня так любите, правда? Поддержите!» — никто его вообще не поддержит, никому это не надо. Всем хочется, чтобы нулевые оставались романтичной эпохой, а их герои оставались вечно молодыми, замерзшими во времени — именно такими, какими они были раньше.