Елена Катасонова - Кому нужна Синяя птица Страница 15

Была зима. Где-то в Москве жил их Сашка. Он писал короткие письма большими печатными буквами: «Мама, ты каталась на слоне? Ну, до свидания, больше писать нечего». Он делал немыслимые ошибки, которые смешили Павла и сердили Таню. Она исправляла ошибки красным карандашом и со следующей почтой отправляла письма назад.

— Не надо, — пытался остановить ее Павел. — Ему будет стыдно.

Таня, прищурившись, смотрела на мужа.

— Ничего, переживет… — Потом смягчилась — Ему же на пользу. Видишь, ошибок уже меньше.

Павел промаялся с полгода, потом, преодолевая мучительную неловкость, написал Софье Ивановне втайне от Тани: «Пожалуйста, проверяйте Сашины письма, Таня огорчается, что много ошибок». Но ошибки в письмах оставались, и Таня по-прежнему (теперь Павлу казалось — с удовольствием) правила их красным, тщательно отточенным карандашом. Через три с лишним года, вернувшись в Москву, Павел узнал, что Сашка отказался показывать письма бабушке. Он был его сыном, его плоть и кровь, а значит, готов был, сжавшись, терпеть красный, как стыд, карандаш, терпеть и молчать…

Была зима. Вечерами Таня накидывала на плечи пушистую толстую шаль — в Союзе таких не было, — и они шли в Старый город «пощупать Индию своими ногами», как сказала однажды Таня. Павел пришел в восторг от точности выражения, повторил его два или три раза, и теперь все их знакомые говорили так же.

Они бродили по узким улочкам, где шумел, торговал, ссорился и смеялся огромный город. Павел с наслаждением вдыхал запах кипящего масла — в маленьких самодельных жаровнях жарили и продавали тонкие лепешки-чапатти, — Таня морщилась, но молчала. Как-то она сказала, что от масла ее мутит, и Павел накричал прямо на улице на нее.

— Тебя всегда мутит, если мне что-то нравится! — взорвался он и в ту же минуту понял, что сказал правду, и подавленно замолчал.

Она не напоминала ему об этой вспышке. Несколько дней они угрюмо просидели дома, потом Таня небрежно бросила:

— Пошли, побродим…

Павел молча надел замшевую новую куртку, и они вышли на улицу. Красивый бородатый сикх привез их в Старый город, и Павел назло жене дал ему чуть ли не вдвое больше, чем показывал счетчик дребезжащего старенького такси.

В этот вечер они долго слонялись по торговой Чанди-чоук, продираясь сквозь веселый кипящий базар, перешагивая через циновки с разложенными на них пестрыми тряпками, через грязные ноги торговцев, отмахиваясь от босоногих зазывал-мальчишек, рассматривая рекламу новых фильмов и литографии с изображениями Вишны и нежной Парвати. Они заходили в полутемные прохладные лавки, вертели в руках деревянные фигурки Будды и Кришны, щупали кашмирские ковры и тонкие шали.

Весь вечер они покупали и покупали: Павел — трубку, Таня — браслет, Павел — свитер, Таня — еще одну кофту. Они тратили отложенные на магнитофон деньги, словно что-то друг другу доказывая, в чем-то молчаливо обвиняя один другого. Павел тащил Таню в захудалые лавчонки, в какие-то полупритоны, где можно было достать крамольное, запрещенное в «сухие дни» спиртное, и она шла за ним в эти лавочки, садилась на высокие скрипучие табуреты и покупала ненужные ей бусы и серьги и всяческие безделушки. А он, назло ей, тянул из бутылок теплое, противное, баснословно дорогое пиво. И все время ему казалось, что она, как и он, лжет, что ей, как и ему, жаль тратить деньги, что она с трудом преодолевает отвращение к горклому запаху масла и к грязи на улицах, к коровам, безмятежно разгуливающим по дорогам, к собакам, лежащим на тротуарах, к пронзительному речитативу зазывал и к трясущимся в трансе бродящим святым — свами, с их длинными, спутанными волосами. Она молчит и делает вид, что ей все равно, потому что знает, как ему жаль так глупо выбрасывать деньги! Ну и пусть, вот возьмет и выбросит их все к черту!..

Павел упрямо петлял по запутанным улочкам, задыхаясь от непонятной ему самому ярости, а потом они взяли такси, вернулись домой, выпили кофе, молча выкурили по сигарете и легли спать, повернувшись спиной друг к другу.

Ну и что? Что изменилось после той глупой истории? Он был наказан: покупку магнитофона пришлось отложить на целый месяц — вот и все. И еще Таня стала отбирать у; него деньги — все до последней рупии, — и их сразу же стало гораздо больше.

Они жили скромно — не шатались по ресторанам и барам, — один только раз были в «Ашоке», и то их пригласил отъезжающий в Союз коллега Павла.

В этом шикарном баре работал кондишн, и потому было прохладно, даже холодно. Вышколенные бои подавали на столики неправдоподобно дорогие напитки, стоял негромкий, сдержанный гул голосов. Да-а-а… там было общество… Были, между прочим, и наши. Павел с удивлением узнал ребят с Бхилаи — приехали по делам в Дели, узнал старшего инженера торгпредства с женой. Скажите пожалуйста — капиталисты…

А какие у входа стояли машины! Одна из них — австрийского посланника — была Павлу знакома: «датсун», спортивная. Он расшибется в лепешку, но купит точно такую. Вот только выплатит за квартиру… И пусть Татьяна утрется: машина у него будет, и никаких «подумаю»! Она подумает… Это его, наконец, деньги! Он здесь получает в десять раз больше…

Павел мечтал о машине, своей, собственной, учился водить, собирался получать права. Сергей — его автоучитель — посмеивался.

— Давай-давай, Паша. С машиной надо как с женщиной — бережно, но властно. И тогда она будет твоя.

Сергей учил обстоятельно, со вкусом. Вечерами, когда чуть спадала жара, они вместе копались в моторе, по воскресеньям ездили на ипподром. Там начиналось главное, счастливое…

— Включай зажигание, — рокотал Сергей. — Так… Первая скорость, переключай… Да не дергай ты, не спеши…

Машина, послушная рукам Павла, катила по широкому кругу, а Сергей сидел рядом и приговаривал:

— Так, молодец… умница…

Они были ровесниками, говорили друг другу «ты», но Павлу казалось, что Сергей старше его, больше знает, а главное — гораздо счастливее.

По субботам, уложив горластого Валерку спать, Сергей с Наткой принимали гостей. Подвязанный белым полотенцем, Сергей азартно бегал из комнаты в кухню — жарил шашлыки, а Натка сидела в кресле, болтала глупости, хохотала, бесцеремонно обрывала все разговоры о политике: «Да ну вас, надоело!»— и гости послушно умолкали.

«Что их связывает?»— думал Павел, видя, как они весело переглядываются, как с полуслова понимают друг друга, зная наверное, что им хорошо вместе и будет еще лучше, когда Павел с Таней уйдут.

Таня говорила, что Натка безбожно глупа и плохая — сам видишь! — хозяйка, что она жульничает в «макао»— к этой азартной игре пристрастилась тогда вся русская колония, — что вообще ей надоела, как и прочие «загранжены». Говорила, а сама без конца бегала к Натке, в ее безалаберный, не очень опрятный дом, где всегда всем были рады и ни в ком особенно не нуждались…

— Пусть уж он купит машину, — басил Сергей, обращаясь к Тане. — Дай мужику самоутвердиться…

— Не знаю, — хмурилась Таня. — Будет возить бабье…

Павел негодовал. Машину он купит — какой может быть разговор? И магнитофонную систему — тоже. Настоящую, солидную — с колонками, стереофонией. И записи сделает тут, в Индии, запишет прямо с коммерческой программы Цейлона — таких в Москве ни у кого нет и не будет: переписывать он не даст. Никому!

Пожалуй, все же неплохо, что оставили Сашку в Москве. И климат тут неподходящий — вон Валерка как похудел, и бабушке без него было бы скучно, и у Татьяны развязаны руки. Ее триста рупий — совсем не лишние. Эх, жаль, не оформили ее в Союзе: тогда бы и в рублях шла зарплата.

11

Настало лето. Их первое лето в Индии. Шли тяжелые, по суткам, дожди, дышать было нечем. Таня жаловалась на головную боль, на усталость и слабость, но Павлу было не до нее: в штате Керала, где у власти — впервые в истории Индии! — стояли коммунисты, начались беспорядки. Гроза надвигалась уже давно — успехи нового правительства раздражали; «правые» провоцировали инцидент за инцидентом: нападали на только что организованные кооперативы, блокировали городской транспорт, парализуя жизнь городов.

— Ну что они там, в самом деле? Чего церемонятся? — нервничал Павел. — Есть же у них, наконец, полиция!..

— Ты вмешиваешься во внутренние дела страны, — шутил Сергей, потом хмурился. — Пойми, этого-то и добиваются — чтобы власти применили силу. Нужен предлог для роспуска правительства, а его пока нет. А тут еще Китай черт-те что вытворяет. Обыватель напуган: вот они, коммунисты… Погоди, скоро в Кералу поедет Неру, попробует успокоить…

Сергей оказался прав. Неру действительно поехал в Кералу, но даже он, с его огромным авторитетом, не сумел погасить захлестнувшие штат страсти. Визит его ничего не дал.