Михаил Покрасс - Активная депрессия. Исцеление эгоизмом Страница 15

По случайности, я знал историю этой девушки.

Он познакомился с ней вскоре после операции, исправившей ей косоглазие. Он этого не знал, а она еще не привыкла к своему новому качеству, не поверила, что может быть привлекательной для такого интересного парня, восприняла его внимание с досадой и ответила резкостью, за которой скрыла смущение девушки, ощущавшей себя косоглазой.

Два молодых человека, занятые своими переживаниями, не интересуясь и поэтому не зная переживаний другого, напугали друг друга. Оба расплатились комплексом малоценности.

И неправда, что им никто не нужен! Просто в поисках интереса к себе они даже не вспомнили спросить: кто нужен им?

Они не умеют так спрашивать. Не умеют узнавать свое отношение к людям.

Нужда ощущается телом. Они же замечают тело, только когда оно приносит особые удовольствия или болит. Это небрежение к телу - следствие их давнего нравственного выбора, противопоставившего дух - телу. Для них: “Дух выше!”[76]

Не умея узнавать свое отношение к людям, они не умеют выбирать! Отказ от тела обернулся отказом от отношения к людям - от духа.

Как дети, они относятся к отношению к ним. Ощущают весь мир - всех - занятой ими мамкой. А если ими не заняты - нет мамки, тогда - ужас никому ненужности, беспомощности, крах мира, их личный крах.

Взрослая разведенная женщина,мать взрослого сына, так заморочила ревностью мужчину, которому надеялась стать женой, что он от нее действительно ушел и женился на другой.

Женщина покончила с собой.

Накануне она с обидой пожаловалась своей, тоже одинокой, старшей сестре: “Никому я не нужна!”..

Сама она почти четверть века проработала врачом. Всей тоской своего одиночества согревала своих пациентов, была эффективна и пациенты любили ее. А она ушла от них на административную работу.

Когда я узнал об этой последней жалобе доктора, то невольно выстроил совсем другой ряд возможных (теперь, к несчастью, уже невозможных!) событий.

Если бы потерявшаяся, она спросила себя, кто нужен ей, то вначале ощутила бы полное равнодушие... ко всем. И, не отмахнувшись от этого своего “равнодушия”, была бы... спасена!

Открытие своего отношения, насколько я ее знал, сначала избавило бы женщину от обиды на то, что ей, как ей казалось, отвечают тем же.

Потеряв вооружающую ее против всех и против себя обиду, она бы заметила, что ей нужны... ее пациенты, что к ним она совсем не равнодушна. Потом она вспомнила бы, что ей нужен сын. Сына она так присвоила себе и так оторвала ото всех, что кроме нее у него никого на свете и нет. Потом - что ей нужна та самая сестра, которой она жаловалась, потом - подруги, потом... что и от мужчины сама отказалась - не он от нее: ведь она его любовь к себе любила, не его! Потом...

Она была незрелым, но не злым и по-детски доступным человеком... Ощутив, кто нужен ей, она почувствовала бы и узнала, что нужна им всем!

Ей было бы, чем почувствовать!

Но она спрашивала об отношении не у себя, а у “них”. И ничего о них не знала, потому что ей нечем было узнать.

Она не чувствовала своей нужды - саму себя!

Чувствуя себя никому не нужными, мы нередко стараемся стать необходимыми для всех, всегда и везде незаменимыми. И ищем все больше доказательств нашей незаменимости, развиваем у себя массу полезных, всех покоряющих свойств, всех к себе привязываем, влюбляем, а потом... тяготимся всеми.

Чувствуя себя никому не нужной и малопривлекательной, равнодушница становится “неотразимой” кокеткой и сетует на докучливые приставания поклонников. Несостоятельный юноша самоутверждается в качестве донжуана.

Нелюбящая своего мужа, чувствующая себя ненужной и потому усталая после родов молодая мама пугается естественного в такой усталости безразличия к своему ребенку. Пускается в надрывно-истеричное цацканье с переполохами “скорых”, страхами за жизнь младенца, которые его пугают, невротизируют. Иногда делают действительно больным.

Чувство малоценности - неприятное чувство.

Обнаружив в себе свойства такого рода, мы начинаем с ними воевать. Но чувство, с которым воюешь, усиливается[77].

Разберись в ощущениях: может быть, тебе больше бы подошло не побеждать проблематичное свойство, а использовать его?

Никто меня не понимает!

Посочувствуй мне!

Представь.

Каждый день перед тобой красивые, умные молодые люди. Мужчины и женщины всех возрастов. Все хотят, как лучше. И словно нарочно делают все, чтобы жизнь стала... невыносимой и для них, и для окружающих.

Родители сетуют на детей.

Дети (иногда и в пятьдесят - лет!) обижены на непонимание и диктат родителей.

Жены бранят мужей. Мужья - жен.

За дверями кабинета - то же.

Регистраторы злятся на пациентов в окошечке.

Продавцы - на покупателей.

С утра по выходным, прежде чем помириться, ссорятся и дерутся дети - братья и сестры...

Люди, стоящие по разные стороны “прилавка”, виноватят друг друга и поучают, как тот, за окошечком”, должен себя вести.

- Я все - для ребенка! Я его заставляю! С утра до вечера ~ с ним! Весь год поджимаюсь, чтобы летом свозить его в Крым лечить бронхиальную астму и нейродермит... А они говорят, что я истеричка, вообще равнодушна к своему сыну, чудовище какое-то.

Неужели эта мать тоже имитирует заботу, которой нет?

Володька в детсадовском возрасте пошел в школу. Еще не привыкнув к новой роли, сын изо всех сил изображал себя первоклассником. Так, что всем, а может быть и ему самому, казалось, что он притворившийся дошколенок.

Но первоклассником он был в самом деле и вполне успешным.

Мы также в детстве узнаем, какими быть хорошо, а какими - плохо. Стараемся не быть плохими. Боимся, что без старания нас никто любить не будет. Не верим, что мы и так хороши и любимы. И снова стараемся, словно маскируем неведомый дефект, чтобы не разоблачили.

Но в эмоциональных отношениях все, что мы делаем специально - “не греет”. Напротив, обязывает, стесняет, отталкивает! Боясь обнаружиться, мы не узнаем себя, таких, какими нас чувствуют другие. Не узнаем, что мы “хорошие”. Заражаем своим страхом и людей. Теперь боимся себя и их глазами. За стараниями прячем мнимый дефект. Не верим в то, что мы давно действительно - “школьники”.

Боясь подозревать себя в “плохих” свойствах и. обнаруживать их, мы не узнаем, что кроется за ними!

Априорное[78] недоверие к себе не дает нам без страха сомневаться и узнавать, какие мы замечательные.

Вот и это сообщение:

“Равнодушна к своему сыну...” - звучит для матери тяжелейшим обвинением. Такую мысль о себе и допустить страшно.

Но именно эта догадка о возможности “равнодушия” нормальной матери к своему ребенку оказывается очень продуктивной для улучшения отношений между ней и сыном, и людьми вообще.

Что там кроется за нашей заученной, ищущей одобрения заботливостью?..

Все эти обиженные друг на друга старшие и младшие, мужчины и женщины, братишки и сестренки, мама с ее ребенком, “стоя по разные стороны окошечка”, имеют разные

представления о справедливости - но никто ни в кого не вслушивается. Общаются, как с инопланетянами. Почему?

Мне долго даже в голову не приходило и стало почти шоковым открытие: все они - равнодушны друг к другу! Никто никем не интересуется!

Никто не задумывается: кому по силам выполнить все его требования к другому?!

Одна лечившаяся у меня завуч школы сказала о другой пациентке - режиссере народного театра: “Мы обе с ней играем роли, но она сама играет свои сценарии, а мои сценарии “играют” меня”.

Мне кажется очень точным это слово: сценарий. Всякое наше поведение, когда оно имеет ту или иную тенденцию, можно описать как осуществление определенного сценария.

Сценарии, которые мы осуществляем неосознанно, “играют нас”, иначат наше переживание, здоровье, все наши отношения с собой и миром..

Напротив, осознанными, подсмотренными за собой сценариями мы можем в какой-то степени распоряжаться, может быть, даже менять их. Надо только помнить, что сценарии эти разыгрываются не в нашей голове, а в наших поступках, в жизни.

Действительно, что же там кроется за нашей привычной заботливостью?..

Пока та мама больного ребенка не осознавала своего равнодушия к нему (а догадываясь, пугалась этого), она изо всех сил пыжилась, доказывая всем, и в первую очередь себе, что она образцовая мать. И потому не обращала внимания на почти полную бесполезность ее действий. Сидела с сыном над его уроками до двенадцати ночи, доводя его до отупения.