Вера Колочкова - Исповедь свекрови, или Урок Парацельса Страница 15

Спохватилась, снова одернула себя — опять злобствуешь? А может, не злобствуешь, а ревнуешь? Хотя с ревностью — это нет… Это уже пройденный этап, этим еще с Ариной переболела. И очень быстро, кстати, переболела — прошлась по себе жесткой бритвой самоанализа. Да и какая сейчас-то ревность — на развалинах… Нет, это не ревность. Это другое что-то. Как предчувствие опасности, как грозовая туча на горизонте. Вот заглянуть бы внутрь этой веселушке-щебетунье, узнать, что там за излишней восторженностью прячется… Тем более Леве же не озвучишь своих сомнений! Леву на данном этапе все устраивает. И натужная модельная внешность, и губы, и щебетанье с шарлотками…

Опять звонок на мобильный. И опять Лада. И чего ее сегодня на общение прорвало?!

— Да, Лада, слушаю.

— Ой, Александра Борисовна, я ж про самое главное сказать забыла! Ой, даже не знаю, как начать, а вдруг вам это неприятно будет… Ну, в общем, я… Я даже Леве еще не сказала…

Сердце обмерло, закатилось куда-то за диафрагму, как умирающее солнце за горизонт. Неужели… Хотя нет, чего ж так быстро… Лева же не идиот, в конце концов…

— Я решила в воскресенье большой званый обед устроить! — снова защебетала Ладочка, — чтобы вас с моими родителями познакомить наконец! А то мы с Левой уже месяц вместе живем, а вы с моими родителями не знакомы… Согласитесь, как-то это нехорошо, правда?

Уф-ф… Пронесло, кажется. Конечно, Лева не идиот. Зря она перетрусила.

— И моя мама очень хочет с вами познакомиться! И подружиться! И папа… Им Лева очень понравился, очень. Ну так как, Александра Борисовна? Почему вы молчите? Правильно я насчет обеда придумала?

— Я… Я не знаю, Ладочка…

— Но вы ведь придете?

— Понимаешь, мне могут Гришеньку на выходные отдать…

— Да ради бога, приходите вместе с Гришенькой! Еще лучше! Я же не скрываю от родителей, что Лева был женат и у него есть ребенок!

— Он и сейчас еще женат, Ладочка.

— Формально! Формально женат. А через пару месяцев холостой будет. Арина же сразу на развод подала, так что…

— Да? А я и не знала…

Тишина в трубке, едва слышное обиженное сопение. Правда, как-то нехорошо получилось.

— Я приду, Ладочка. Я обязательно приду на твой званый обед. Спасибо за приглашение.

— Ой, это вам спасибо… И еще хочу спросить, Александра Борисовна… Вы на меня больше не сердитесь, правда? Или все еще сердитесь?

— Сержусь? За что?

— Ну, что я тогда, на дне рождения у Гришеньки… Напилась как свинья… Я думаю, у вас обо мне определенное мнение сложилось. Александра Борисовна, честное слово, я не такая! Я ж тогда от отчаяния просто…

— Да я верю, верю, Ладочка. Мне и в голову не приходило делать какие-то выводы. Да и вообще… Ты же с Левой живешь, а не со мной…

— Значит, все-таки сердитесь.

— Нет.

— Но я же чувствую…

— Нет! И хватит, не будем больше об этом! Хорошо?

— Хорошо… Значит, в следующее воскресенье я вас жду? То есть… мы с Левой вас ждем? Правда, он еще не в курсе… Но это уже неважно. Главное, что вы придете.

— Да. Приду. До свидания, Ладочка.

— До свидания, Александра Бори…

Телефон невежливо промурлыкал музыкой отключения — слишком рано нажала на кнопку отбоя. Мигнул дисплеем, умер. Покрутила его в ладонях, задумчиво глядя в нежно-сиреневое окно. Почему-то плыла в голове вычитанная где-то строчка: «…Итак, весна, был месяц май, какой обед нам подавали…» Откуда она? Чьи-то стихи, что ли? Забыла…

Нет, есть, есть на душе тревога. Как-то слишком празднично с этой Ладушкой-оладушкой складывается. Надо бы все же посвятить Леву в свои тревожные ощущения. Нет, что это за галоп — уже и знакомство с родителями! Такое, между прочим, официальное! Настораживает, однако!

А с другой стороны… Что тут особенного? И что уж такого — сильно тревожного? Ну, есть некое скользкое ощущение, это да… Скользнуло, ушло, а след оставило. А может, это не след. Может, ожог от молока, после которого, как известно, и на холодную воду дуешь…

Ладно, чего гадать! Поживем — увидим. Надо бы Прокоповичам позвонить, рассказать о своих ощущениях. А кому еще расскажешь? Давай, аппаратик мобильной связи, чудо человеческого гения, оживай дисплеем… И как мы без тебя раньше-то жили? Варились в собственном соку личных переживаний, когда ни посоветоваться срочно, ни перетереть с подругой проблему не было никакой возможности? Ужас, а не жизнь…

— …Ну, милая, на тебя не угодишь! — сердито забубукала в ухо Катька, приняв к сердцу ее вяло излившиеся переживания. — Арина, значит, плоха была, что злобилась на тебя да раздражалась, а Лада плоха, что облизывает тебя с ног до головы? Сама-то услышь себя, мамашка ты моя шкипидарная?

— В смысле — шкипидарная? Это какая, значит? Это от слова скипидар?

— Ага, именно от этого слова. Припадочная, значит. Шибко нервическая. Парню, можно сказать, повезло, что при такой упакованной девахе устроился! И любит, и пироги ему печет, и с родителями знакомит… А главное, квартирка у нее своя, собственная, живи не хочу… Какого еще рожна, Санька, а?

— Да понимаю я, Кать… И про рожно тоже понимаю. Или как правильно? Рожны?

— Да ну тебя…

— Не сердись, Кать. Не сердись на меня, дуру глупую. Капустки хочш? Почему не хочш?

— Да как на тебя не сердиться-то! И впрямь ведь — не угодишь! Девка подпрыгивает перед тобой и так и сяк, понравиться хочет, а ты… Чего воображать-то начала? Вон, помню, как раньше к Арине бежала, подняв хвост… И угодить старалась, и ковриком ей под ноги стелилась… А теперь, значит, шибко гордая стала, да? Теперь перед тобой невестка ковриком стелется, а ты нос воротишь?

— Она мне не невестка, Кать. Она просто девушка моего сына. Просто подружка.

— Ишь ты, девушка-подружка! Ага, размечталась! Это сегодня она девушка, а завтра, может, Левка на ней женится, не успеешь глазом моргнуть!

— Не женится.

— Да почему?

— Потому что я знаю своего сына. Это он прикидывается таким покладистым, а на самом деле…

— Ну, может, ты и права. И все равно, Сань… Не понимаю я. Почему ты так негативно к этой Ладе настроена?

— Да сама не могу объяснить… Понимаешь, будто у меня внутри в этом смысле какая-то лампочка перегорела. Или я от Левиного развода с Ариной в себя не пришла. Наверное, я слишком много сил туда вложила… А на Ладу и на других потенциальных невесток меня уже не осталось. Буду для них никакая свекровь, злая и равнодушная.

— Да ну, ерунда. Не наговаривай на себя.

— Нет, правда… Там ведь как все получилось? Там ведь с самого начала Гришенька парадом командовал. Еще не родился, а уже командовал. И свадьбой скороспелой скомандовал, получилось, и покупкой квартиры… Все это ради него было, ради любимого внучка. Да и сами Лева с Ариной были еще дети по сути, которым мамкина помощь нужна. А сейчас с этой Ладой… Сейчас-то что? Сошлись уже зрелые баба и мужик, живут вместе… Чего я им, куда? Не пришей кобыле хвост? Ну зачем я им вообще? Чего она ко мне пристает, а?

— Сань, ну ты уж вообще… Еще хлыстик возьми, посеки себя по мягким местам… Что значит — не пришей кобыле хвост? Ты же мать, не забывай! А если мать, то и претендуй по праву на проявление всяческого уважения! Именно уважение бедная Лада и пытается все время тебе демонстрировать, уж как умеет! А ты нос воротишь! Нехорошо, Сань! Делать тебе нечего, вот и придумываешь себе проблемы! Ой, да если бы у меня… Если бы я… Дура ты, Саня, уж извини за грубость!

— Эй… Ты чего разошлась-то…

— Да ничего! Это я так, прости… Наверное, ты мне просто под руку попала. Настроение ужасно злое.

— А на кого ты злишься? На Колю?

Тишина в трубке. Вздох. Опять тишина.

— Эй, Кать… Ты где?

— Да здесь я, здесь…

— Что случилось-то, Кать?

— Да я и сама ничего не пойму, Сань… Как-то вдруг… опрокинулось все с ног на голову.

— В смысле?

— Да в том и смысле… Коля уже четыре часа подряд на звонки не отвечает. Представляешь? Пропадает куда-то. И вчера, и третьего дня… А я ж не привыкшая к такому, Сань. Раньше такого вообще не было.

— Ой, не смеши! Ты что, вздумала ревностью поразвлечься? С Колей? Ой, не смеши…

— А ничего смешного тут нет, между прочим. Говорю же — раньше такого вообще не было. Никогда. Чтоб четыре часа…

— Так он на совещании сидит, наверное! На работе!

— В девять часов вечера? На совещании?

— Кать… Ты что, правда ревнуешь? С ума сошла, Кать?

— Нет, я не ревную, я беспокоюсь по-человечески. Лишь бы живой был, а все остальное… Если даже и загулял мужик… Подумаешь, и пусть погуляет… Должен же и он когда-то, чтоб седина в бороду. Чего он у меня, хуже других?

— Нет, ты это серьезно? То есть… Если седина в бороду все-таки грянет, даже ревновать не станешь?

— А что? И не стану!

— Не ври. Ты ж любишь своего Колю больше жизни. А когда любят, всегда ревнуют. Помню, как мне Арина сказала… Я, говорит, Леву совсем не ревновала, потому что совсем не любила… Понимаешь? В первом случае — совсем, и во втором — совсем…