Элизабет Гилберт - Законный брак Страница 15

Нацисты действительно развили его идеи. В конце концов в Германии было стерилизовано более четырехсот тысяч человек; Соединенным Штатам по программе Попено удалось стерилизовать всего около шестидесяти тысяч граждан.

Еще одно отрезвляющее открытие состоит в том, что Попено использовал свою клинику для открытия первого в Америке центра психотерапии для супружеских пар. Его цель была в том, чтобы поощрять браки и «размножение» среди «достойных» пар (белых протестантов североевропейского происхождения). Еще более ужасает тот факт, что Попено, отец американской евгеники, также основал знаменитую колонку «Можно ли спасти мой брак?» в «Ледис хоум джорнэл». Его намерения при этом были такими же, как и с центром психотерапии: не дать американским семьям распасться, чтобы как можно больше белых американских младенцев было произведено на свет.

Однако расовая дискриминация всегда была отличительной чертой американского брака. Рабам на предвоенном Юге по понятным причинам не разрешали вступать в брак. При этом приводился такой довод: брак между рабами невозможен. В западном обществе брак – это соглашение, основанное на доброй воле, а раб по определению не обладает волей. Все его поступки контролируются хозяином, и потому он просто не может по своей воле заключить соглашение с другим человеком. Если позволить рабам вступить в брак по взаимному желанию, это будет означать, что раб способен давать обещания, – а это абсолютно невозможно. Поэтому рабы и не могут жениться. Подобная логическая цепь рассуждений, эти доводы и жестокая политика приведения доводов в действие, по сути, уничтожили институт брака в афроамериканской среде для нескольких поколений – позорное наследие, до сих пор ощутимое в обществе.

А ведь есть еще проблема межрасовых браков, которые в США являлись незаконными до самых недавних пор. На протяжении почти всей американской истории любовь к человеку с неправильным цветом кожи заканчивалась тюрьмой, а то и хуже. Всё изменилось в 196 7 году с делом одной пары из виргинской деревни, пары с весьма поэтической фамилией Лавинги.[10]

Ричард Лавинг был белым, его жена Милдред, в которую он был влюблен с семнадцати лет, – негритянкой. Когда в 1958 году они решили пожениться, межрасовые браки всё еще были запрещены в Виргинии и пятнадцати других американских штатах. Поэтому молодая пара обменялась кольцами в штате Вашингтон. Вернувшись домой после медового месяца, они тут же попали в лапы местным полицейским, которые ворвались к ним в спальню посреди ночи и произвели арест. (Полицейские надеялись, что парочка будет заниматься сексом, – тогда мистера и миссис можно было бы обвинить еще и в межрасовых сексуальных связях, – но им не повезло: Лавинги крепко спали.) И всё же одного факта, что они женаты, было достаточно, чтобы отправить их в тюрьму.

Ричард и Милдред забросали суды петициями, чтобы их брак, заключенный в округе Колумбия, был признан законным, но судья штата Виргиния аннулировал брачные обеты, услужливо пояснив в своем постановлении, что «Всемогущий Господь создал белую, черную, желтую, малайскую и краснокожую расы, разместив их на разных континентах. То, что расы таким образом разделены, показывает, что Господь не был намерен их смешивать».

Спасибо за информацию.

Итак, Лавинги переехали в Вашингтон с условием, что, если когда-нибудь им придет в голову вернуться в Виргинию, их ждет тюремное заключение. На этом дело бы и закончилось, если бы не письмо, которое Милдред написала в Национальную ассоциацию содействия прогрессу цветного населения в 1963 году В нем она спрашивала, не поможет ли организация супругам вернуться домой, в Виргинию, пусть даже ненадолго. «Мы знаем, что жить нам там нельзя, – писала миссис Лавинг с потрясающим смирением, – но мы хотели бы время от времени навещать родных и друзей».

За дело взялись адвокаты из Американского общества защиты гражданских свобод, и в 196 7 году оно наконец дошло до Верховного суда, где судьи, рассмотрев факты, единогласно пришли к выводу, что современное гражданское законодательство не должно основываться на толкованиях Библии. (К чести Римско-католической церкви, она несколькими месяцами ранее сделала публичное заявление по этому вопросу, выразив безусловную поддержку межрасовым бракам.) Верховный суд признал брак Ричарда и Милдред действительным девятью голосами из девяти, сопроводив постановление следующим заявлением: «Свобода вступать в брак давно признана одним из важнейших индивидуальных прав человека, без которого невозможно достижение счастья свободными людьми».

Надо отметить, что опрос, проведенный в те годы, показал, что семьдесят процентов американцев были категорически против этого решения. Пожалуй, повторю еще раз: в недавний период американской истории семеро из десяти американцев по-прежнему верили в то, что, вступая в брак, люди, принадлежащие к разным расам, совершают преступление. В данном случае суды морально опережали большинство населения.

Последний расовый барьер исчез из канона американского брачного законодательства, жизнь продолжалась, и все свыклись с новой реальностью, а институт брака не рухнул из-за того, что его границы чуть расширились. И хотя в мире по-прежнему полно людей, которые считают, что смешение рас отвратительно, в наши дни лишь неадекватные расисты-экстремалы всерьез уверены, что взрослым людям различного этнического происхождения не следует позволять заключать браки. Более того, ни один политик в нашей стране в жизни не победит на выборах, если его кампания будет основана на этой человеконенавистнической платформе.

Другими словами, мы сделали огромный шаг вперед…

Вы уже поняли, к чему я клоню? Точнее, к чему подводит нас сама история?

Я вот что хочу сказать: вряд ли кого-то удивит, если теперь я уделю несколько минут обсуждению однополых браков.

Прошу, поймите: я знаю, что этот вопрос вызывает у людей очень бурные чувства. Многие, безусловно, согласятся со словами бывшего конгрессмена от штата Миссури Джеймса М. Тэлента, который в 1996 году заявил: «Неблагоразумно полагать, что понятие брака растяжимо до бесконечности и его можно мять и видоизменять, как пластилин, не уничтожив при этом его корневой сути и того значения, которое эта корневая суть имеет для общества».

Есть лишь одна проблема с этим доводом: дело в том, что брак – по определению и исторически – только и делал, что постоянно менялся. Брак в западном мире меняется каждое столетие, постоянно приспосабливаясь к новым общественным стандартам и новым понятиям справедливости. Его способность видоизменяться, как пластилин, вообще говоря, единственная причина, почему этот институт до сих пор существует. Очень немногие люди, включая, осмелюсь предположить, самого мистера Тэлента, готовы были бы смириться с браком, каким он был в тринадцатом веке. Другими словами, брак продолжает жить лишь потому, что эволюционирует. (Хотя для тех, кто не верит в эволюцию, этот аргумент, наверное, не слишком убедителен.)

И вот, раз уж у нас тут полная откровенность, скажу напрямую: я поддерживаю однополые браки. Да и разве могло быть иначе? – ведь я именно из тех людей, кто не может их не поддерживать. Причина, по которой я вообще затронула эту тему, состоит в том, что меня ужасно раздражает, что благодаря праву вступать в брак я имею доступ к определенным социальным привилегиям, которыми большое число моих друзей и сограждан-налогоплательщиков не обладает. Еще сильнее меня раздражает, что, если бы мы с Фелипе оказались однополой парой, после того случая в аэропорту Далласа нас ждали бы действительно серьезные проблемы. Министерству национальной безопасности достаточно было бы одного взгляда на наши отношения, чтобы выдворить моего партнера из страны навсегда, не предоставив ему никакой надежды на дальнейшее возвращение как законного супруга. Таким образом, лишь благодаря своей гетеросексуальной ориентации я имею право раздобыть для Фелипе американский паспорт. Если рассматривать ситуацию в таком ракурсе, мой брак предстает прямо как членство в эксклюзивном загородном клубе – это способ пользоваться ценными возможностями, которых мои не менее достойные соседи лишены. Я никогда внутренне не смирюсь с подобной дискриминацией, и она лишь увеличивает интуитивную подозрительность, что я и без того испытываю к институту брака.

И все равно я не уверена, что стоит обсуждать эту социальную проблему в подробностях: хотя бы потому, что однополые браки – настолько «горячий» вопрос, что еще слишком рано писать о нем книги. За две недели до того, как я села писать этот абзац, однополые браки легализовали в штате Коннектикут. Еще через неделю их объявили незаконными в Калифорнии. Когда через несколько месяцев я редактировала эти строки, запрет был снят в Айове и Вермонте. Вскоре после этого Нью-Гемпшир стал шестым по счету штатом, разрешившим однополые браки, и мне уже кажется, что бы я сейчас ни сказала по поводу споров об однополых браках в Америке, в следующий вторник это уже устареет.