Журнал - «Подвиг» 1968 № 04 Страница 15

Он улыбнулся и закончил, чеканя слова:

— Сегодня утром я просил генерала Кесселя разрешения напечатать объявления с приметами этого типа и обещанием заплатить пять миллионов франков тому, кто выдаст или поможет схватить преступника. Объявления уже расклеивают.

Вернер не видел оберштурмбаннфюрера. Только глаза, прожигавшие его насквозь. Безумные, умоляющие глаза. Где-то в сознании Вернера прозвучали один за другим два выстрела. И после каждого выстрела эти глаза странно вздрагивали. Безумные глаза. Внезапно один из них разлетелся, лопнул, словно мыльный пузырь, и одновременно с этим прекратились выстрели, на него смотрел только один глаз. Глаз собаки, которую бьют и которая никак не поймет причины жестокости. Глаз француза Франсуа Бурдийа, погибшего безумно, трагически, нелепо. Это они убили его, а не он, Вернер. Эта мысль сверлила его мозг. Нет, он не виноват…

Снова к нему откуда-то издалека донесся властный голос Шульца. Сейчас в нем звучали особенно жестокие, металлические нотки.

XIII

— Ваша Мари-Те чудесно готовит, доктор.

Жюль Грак удовлетворенно вытерся салфеткой и положил ее на стол рядом с тарелкой, у которой блестело дно, так он ее подчистил.

— Голод — вот лучший повар, Гай, — и, повернувшись к отцу, пояснила: — Мой друг Грак обладает недюжинным аппетитом. Вряд ли тебе надо пояснять, что в факультетской столовой порции обратно пропорциональны этому аппетиту.

— На них надо смотреть в микроскоп, — добавил Жюль Грак. — Но это, по-видимому, вполне удовлетворяет академию. Недаром же нас все время уверяют, что надо вставать из-за стола с чувством голода. За два года такой жизни я бы давно стал святым духом.

Доктор Буч прекрасно понял смысл жалобы, усмехнулся.

— Чтобы примирить вас с академией и доказать, что с небом всегда можно договориться, я хочу предложить вам рюмку нектара и отличную сигару. Так, остатки от лучших времен.

Жюль Грак удивленно присвистнул:

— Вы меня балуете, доктор!

Мари-Те встала из-за стола, открыла дверцу буфета, поставила на стол бутылку и принесла шкатулку с сигарами.

— «Наполеон» тридцатого года и довоенные сигары «Роберт Бернс», — объявила она. — Они менее взрывные, чем те, которые Черчилль поставляет нам сейчас.

Они молча курили, а Мари-Те готовила кофе — настоящий, как уточнила она. Потом все перешли в гостиную. Почему Жюлю припомнилась английская пьеса, виденная им в Париже? Возможно, потому, что там хозяин и его дочь тоже пригласили на обед молодого студента Нет, не то… А может, потому, что обстановка и мебель напоминают те, на театральных подмостках? Тоже вряд ли… В пьесе столовая с чиппендейловскими стульями, старинными гравюрами и непременными академическими портретами, пресными, как дистиллированная вода, была типично английской, как и гостиная с картинами Рейнольдса, Гейнсборо и мебель викторианской эпохи. А здесь все как и подобает быть в настоящей французской буржуазной семье. В столовой — массивный обеденный стол с кручеными ножками, стулья, обитые кожей, — наверное, еще времени Людовика XIII; на стенах пейзажи Коро или другого мастера воздуха и светотени. В гостиной — мебель в стиле Людовика XV, за исключением часов в стиле Людовика XVII. В рабочем кабинете, двойные двери которого вели в спальню, — обюсоновский ковер, письменный стол времен первой империи… Тогда почему же?

Доктор Буч выбил пепел из трубки в большую хрустальную пепельницу и, повернувшись к Мари-Те и Жюлю Граку, сидевшим рядом, спросил:

— А вы знаете, сколько людей арестовано сразу же после покушения на бульваре Шарко?

Ему явно не терпелось поговорить о том, что крайне волновало его и что он принимал так близко к сердцу. Не получив ответа, он продолжал:

— Пятнадцать. Да, пятнадцать человек. Случайно схваченные на улице и в своих квартирах. Это случилось за два квартала от нас. Забрали даже аптекаря, который заступился за клиента, когда немцы и полицейские потащили его к выходу.

Мари-Те наклонилась над чашкой с кофе и что-то сосредоточенно рассматривала в ней. Жюль Грак высказался напрямик:

— Это свинство, скажу я вам!

Доктор Буч значительно взглянул на него и, не спеша набивая трубку, с горечью проговорил:

— Пятнадцать французов за одного немца — не слишком ли большая цена за акт, который абсолютно не повлияет на ход войны? Пятнадцать невинных!

Жюль Грак молчал, а доктор развивал перед ним свою мысль:

— Я, разумеется, не одобряю действий немецкой полиции, но зачем прибегать к таким актам насилия?

Мари-Те рывком поставила чашку на столик, где стояли бутылка с коньяком и горячий кофейник, и гневно спросила:

— А ты не думал, отец, что именно немцы, которые узурпировали пол-Европы, первыми применили насилие? — Она повысила голос. — Разве не фашизм чинит насилие над всем, над телами и над душами’ Или, может, ты считаешь, что на господ нацистов можно повлиять улыбками и уговорить их заменить повязки со свастикой на повязки с красным крестом?

Девушка смотрела на Жюля Грака и глазами просила у него поддержки. Он взглянул на нее, улыбнулся н обратился к доктору:

— Вам известны подробности этого покушения?

— Да. Тело офицера нашли дети полицейского. В гараже недостроенного дома… Это метров восемьсот отсюда…

Его прервал телефонный звонок. Доктор извинился и пошел в свой кабинет. Мари-Те бросила на Жюля Грака уничтожающий взгляд и резко спросила:

— Почему ты не поддержал меня? Хотела бы я знать, чем ты занимаешься в движении Сопротивления!

Жюль Грак предостерегающе поднял руку и ласково сказал:

— Не надо так волноваться, друг мой. И никаких разговоров о Сопротивлении нигде и ни с кем.

— Но…

— Никаких «но». Поверь мне, если ты серьезно намерена работать с нами, надо научиться сдерживать свои чувства.

Теперь он понял, почему ему все время вспоминается английская пьеса «Гость мисс Хестингдиж». Студент в пьесе оказался ворюгой и злодеем и воспользовался доверчивостью хозяина, чтобы ограбить банк, в котором тот служил А он, Жюль Грак, воспользовался гостеприимством доктора, чтобы разместить в его саду подпольную типографию.

Доктор Буч вскоре вернулся в гостиную и объяснил:

— Вызов к больному. У парня, судя по всему, воспаление легких. Вернусь через час. Вы, господин Грак, разумеется, ночуете у нас?

— Не откажусь, доктор. Еще раз воспользуюсь вашим гостеприимством.

Доктор неуверенно махнул рукой.

— Я пойду пешком. Здесь недалеко. — Заметив вопросительный взгляд Мари-Те, пояснил: — Надо экономить бензин. До конца месяца больше не выдадут.

Прислонившись к батарее парового отопления, с рюмкой коньяку в руке, Жюль Грак посматривал на Мари-Те, которая сидела на диване, поджав под себя ноги. Глаза ее искрились.

«Что за девушка, боже! Такая привлекательная!»

Неожиданно Мари-Те спросила:

— Ты мне расскажешь о Сопротивлении? Ну, хотя бы то, что можно. — И с еле заметной иронией добавила: — Или со мной тоже никаких разговоров на эту тему?

Не спуская глаз с ее ножек, Жюль Грак отпил глоток коньяку, поставил стопку на стол и уселся на место доктора.

— Нет, отчего же. Могу удовлетворить твое любопытство. В пределах допустимого, сама понимаешь.

Она уселась поудобней, короткая юбка оставляла открытыми красивые коленки.

Голос Жюля звучал немного хрипло:

— Мы посвятили себя Сопротивлению. Это очень сложная штука. Прежде всего есть две категории участников Сопротивления. Легальные и нелегальные. Легальные — это такие люди, которые, как я и ты, не сменили ни довоенных занятий, ни адреса, ни фамилии. Нелегальные — это те, которые осуждены законом и полицией, их разыскивают, они должны были отречься от всего — от семей, работы. Чаще всего им приходится покидать район или округ, а иногда и департамент, где они раньше жили. У них документы на чужое имя — паспорт, служебное удостоверение, продуктовые карточки… Это профессиональные участники движения Сопротивления.

— А на какие же деньги они существуют?

— На взносы, которые каждый месяц вносят легальные участники Сопротивления, плюс деньги, реквизированные у немцев, полицейских, дарнановцев и коллаборационистов.

— А оружие?

— Мы поставляем и оружие, но его пока еще мало. Чтобы раздобыть его, приходится нападать на немцев, резервистов полицейских и тайных агентов, как это давно уже делают в южной зоне. Взрывчатку мы добываем из мин и снарядов, типографскую краску и все необходимое «берем взаймы» в организациях и у петеновцев. Ходят слухи, что англичане сбрасывают с самолетов военное снаряжение, но они, кажется, не слишком торопятся это делать.

Мари-Те встала, взяла кусочек сахару и, наклонившись, положила его в чашку Жюля Грака. В вырезе платья он на мгновение увидел ее девичьи груди.