Питер Гент - Сорок из Северного Далласа Страница 15

Выехав на шоссе, ведущее на запад к Северному Далласу, я включил радио.

— …И я сказал Кону, — донёсся скрипучий голос дяди Билли, — дай мне поговорить с ребятами… они не пожалеют сил для старого Билли. Я доведу их до Суперкубка… — Нажатием пальца я прервал дядю Билли и сунул кассету в плэйер.

Автомобиль взлетел на пригорок и передо мной открылся горизонт; над головой мчались кучи серых облаков. За ними, где-то над Форт-Уэртом, нависала чёрная масса туч. Надвигался сокрушительный ливень.

Выехав на платное шоссе, я тут же увеличил скорость до ста двадцати километров. Я подвергал себя риску из-за скрытых радаров и утреннего часа пик. Впрочем, транспорт пугал меня больше, чем полицейские локаторы. Водители из Далласа — странный народ. Избалованные широкими ровными автострадами и убеждённые, что умение водить машину автоматически даётся каждому, у кого хватает на неё денег, они врезаются друг в друга с потрясающей регулярностью. Несмотря на все мои страхи, музыка, льющаяся из динамиков и шелест покрышек по мокрому асфальту, оказали гипнотическое действие, и я чуть не врезался в ворота, где взималась плата за проезд по шоссе. Марихуана расслабила мои мышцы, усилила головную боль и одновременно я почувствовал усталость»

Дверь моего дома была распахнута. Я решил, что пришла уборщица или её распахнул ветер. Оказалось, ни то ни другое. В доме всё было перевёрнуто. Мебель опрокинута, и содержимое ящиков выброшено на пол. Я попытался выяснить, что украдено, и не смог, потому что не знал, что и где у меня лежало. Спальня выглядела ещё хуже, хотя все дорогие вещи — телевизор, фотоаппараты, стереоаппаратура и охотничьи ружья — были на месте, С туалетного столика исчезло двадцать долларов. Итак, меня ограбили на двадцать долларов. Привести квартиру в порядок обойдётся мне куда дороже. Я решил не вызывать полицию, чтобы случайно обнаруженный детективами окурок марихуаны не превратил мой дом в преступление века. Мне уже виделись газетные заголовки: НАРКОМАН-ФУТБОЛИСТ ПРИГОВОРЁН К КАЗНИ НА ЭЛЕКТРИЧЕСКОМ СТУЛЕ!

Я махнул рукой на царящий беспорядок и пошёл в чуланчик за своей дублёнкой. Вытащив дублёнку и снова вернувшись в спальню, я до смерти напугал Джонни, приходящую уборщицу.

— А-а-а! — Она только что вошла в комнату и моё внезапное появление из чулана ужасно напугало её. Выпученные от страха белки глаз на пурпурно-чёрном лице и пальцы, прижатые к изломанному криком рту, напоминали карикатуру.

— Чёрт побери, Джонни, не смей так вопить! — крикнул я, тоже перепуганный.

— Но, мистер Фил, вы напугали бедную Джонни до середины будущей недели. — Она прижала руку к сердцу. — Я увидела этот беспорядок и не знала, что и подумать.

— Меня ограбили.

— Вас что?

— Ограбили. Ограбили. Ну, обворовали.

Она медленно кивнула головой, всё ещё не понимая.

— Боюсь, что это имеет какое-то отношение к мистеру Джону Дэвиду.

— А что случилось с Джоном Дэвидом?

— Он умер.

Джон Дэвид был моим ручным вороном. Мне подарил его Дон Вилли Диммитт, один из легендарных Диммиттов Техасского университета. Джонни, из какого-то причудливого уважения, всегда называла его «Мистер Джон Дэвид».

— Умер! — Джон Дэвид всегда казался мне бессмертным. Однажды вечером, после дня, полного неудач, завершившегося пятью бутылками дешёвого сотерна в «Королевских Рыцарях», я вернулся домой и в ярости разрядил тридцатизарядный карабин в свой тёмный двор, случайно разнеся в щепки деревянную клетку Джона Дэвида. Я был уверен, что больше не увижу его. Однако рано утром он отомстил мне громким карканьем, подняв меня со дна чудовищного похмелья. С этого утра я перестал его кормить — для его же блага, — надеясь, что он вернётся к своим диким сородичам. Однако, подобно всем воронам, он проявил невероятную способность копаться в помойках и почти каждым вечером, когда я открывал заднюю дверь, он тут же входил со двора, держа в клюве целую куриную ногу, печенье или несколько ломтиков жареного картофеля. Я не мог понять, где он их находил.

— Как это произошло? — спросил я у Джонни.

— Не знаю, мистер Фил, клянусь вам. — Она говорила быстро, вращая широко раскрытыми глазами. — Я была в доме, убирала вашу постель, и вдруг услышала ужасный клёкот. Я выбежала во двор, и там лежал мистер Джон Дэвид, мёртвый. — Она остановилась на мгновение и поджала губы. — Наверно, он упал с гаража и сломал себе шею. Священник полагает, что он покончил с собой. С животными это случается.

— Да, наверно, это было самоубийство, — согласился я. Вполне возможно, так оно и было.

— И мы похоронили его в цветочной клумбе.

Я подошёл к окну и заглянул во двор. В свежевскопанную землю рядом с некрашеным штакетником был воткнут крест, сделанный из проволочной вешалки. Мне стало стыдно за своё отношение к Джону Дэвиду.

Снова повернувшись к Джонни, я впервые обратил внимание на то, что у неё в руках был огромный магнитофон марки «Уол-ленсак».

— Что это у тебя, Джонни?

— Я, сестра и священник записали песню. Сестра играет на пианино.

Священник сидел в «кадиллаке» выпуска 1963 года, стоящем рядом с домом. Всякий раз, когда Джонни приезжала убирать у меня, он подвозил её. Но, несмотря на это, я подозревал, что Джонни не слишком заботилась о том, чтобы попасть в рай.

Она принимала активное участие в жизни евангелической церкви в Южном Далласе — и часто за мой счёт. Работала она у меня чуть больше года и успела за это время похоронить большую часть ближайших родственников, чуть ли не каждую неделю отмечала религиозные праздники, о которых я никогда не слышал. Она уговорила меня регулярно снабжать её как моими фотографиями, так и снимками моих партнёров по команде. Подделывая затем на них автографы, она продавала фотографии по доллару за штуку в женском туалете местного ночного клуба.

— Сядьте на минуту и послушайте, мистер Фил. — Она пригласила меня в гостиную.

— Послушай, Джонни, мне нужно… — Я последовал за ней, пытаясь возразить.

— Всего минутку. — Её глаза стали печальными и умоляющими.

— Ну ладно, Джонни, только недолго. Мне нужно убраться здесь и ехать на тренировку.

Не беспокойтесь.

Я поднял подушки с пола, уложил их на диван и улёгся поудобнее. Посмотрел в окно. В машине сидел священник, крупный мужчина килограммов на сто двадцать, и курил сигару. Окна «кадиллака» были закрыты, и мотор работал на холостом ходу. Небо темнело.

— Я послала эту песню дяде Билли, — сообщила она, нажимая на клавишу магнитофона.

Мистер Фил Эллиот — хороший человек,Никому он плохого не делает…

— Джонни, чёрт побери, что это знаешь что? — Я выпрямился» Был отчётливо слышен густой бас священника.

Да, никому ничего плохого…

— Ш-ш-ш, — Джонни прижала палец к губам, укоризненно глядя на меня.

Мистер Фил Эллиот — чистый человекНе подаётся городским соблазнам…

— …собла-а-азнам! — Громкий вопль принадлежал сестре Джонни.

— Да, она действительно высоко берёт.

— Чёрт побери, Джонни, ты… — Я начал подниматься с дивана.

— Ш-ш-ш…

Да, сэр, он достойный человекИ никогда не грешит против Господа,Никогда… не-е… греши-и-ит…

Сестра Джонни начала изо всех сил лупить по клавишам.

— Последний раз говорю, Джонни, прекрати немедленно. — Я направился к магнитофону. — Я запрещаю посылать эту галиматью на радиостанцию.

— Я уже послала. — Она успела к «Уолленсаку» раньше меня.

— Уже послала копию дяде Билли Банку… он всегда о вас говорит.

Я понял, что все мои возражения бесполезны, и с трудом подавил улыбку.

— Ладно, Джонни, мне нужно ехать. Убери как следует, хорошо? Я тебе заплачу. — Максвелл утверждал, что я переплачиваю Джонни, но, в конце концов, она была у меня единственной уборщицей. — И вот что, Джонни, спасибо тебе за то, что ты похоронила Джона Дэвида.

Я повернулся и пошёл к выходу, думая уже только о предстоящей тренировке.

— Если не успею закончить сегодня — приду завтра, — крикнула она вдогонку. — У нас в церкви готовится…

— Хорошо, Джонни, хорошо. — Я махнул рукой, не останавливаясь, и направился к машине.

Небо было совсем чёрным. Падали редкие крупные капли дождя. Когда я выехал на шоссе, дождь лил уже как из ведра.

Я ехал осторожно, не больше восьмидесяти километров в час. Джон Дэвид скончался С горечью и стыдом я вспоминал о той безумной ночи, когда чуть его не убил. Тогда была кульминация недели, начавшейся с того, что меня посадили на скамейку запасных, и закончившейся исчезновением бухгалтера, занимавшегося уплатой моих налогов и прихватившего с собой все квитанции за три года и восемь тысяч долларов моих денег. Бедняга Джон Дэвид, он был верен мне в самые трудные времена. Он понимал меня, как я сам себя не понимаю. Потому что был умнее меня раз в двадцать.