Алеся eprst2000 - Было такое... Страница 15

Один раз наш режиссер придумал, что надо снимать в ресторане «Седьмое небо», который на Останкинской башне. С момента пожара на башне не работают лифты. Собственно, я могла бы и не ходить, меня никто и не тащил. «Седьмое небо» находится на отметке около 340 метров. В длину не так уж и много…

К тому времени уже была работа, я хорошо получала. Только я подумала: ну когда еще будет возможность подняться на Останкинскую башню пешком, когда? Когда получится увидеть ее изнутри?

Всю дорогу до башни меня трясло от какого-то неимоверного счастья. Я шутила дурацкие шутки, щипала всех, подпрыгивала на месте. Я представляла, как сейчас тонконогой козочкой взметнусь наверх, как буду обгонять всю группу, как стану забегать вперед, как спущусь на два пролета вниз и спрошу их: «Ну что ж вы? Давайте скорей!» А они поднимут головы, посмотрят с неодобрением и поплетутся медленно. Меня просто колотило от радости!!!

— Ну что, — спрашивает сопровождающий охранник, — до 11 этажа на лифте поднимемся?

Первые этажи в башне — та часть, где у нее юбочка на ножках — это административные помещения. Все цивильно обделано мрамором и ходит лифт. Группа согласно закивала головами.

— Нееееет, — говорю я, — а давайте пешком?

И так хоп, хоп по ступенькам! Хоп, хоп! Чтобы пример подать и попой в джинсах красиво размахиваю.

Ну, они пошли.

На пятом этаже меня обогнали. На шестом закололо в боку. А на одиннадцатом я поняла, что вообще-то уже всё — я больше не могу.

И чувство щенячьей радости моментально сменилось на животный ужас. И затошнило, как в том трамвае, и голову повело, как на Волгоградском проспекте.

С момента, как на башне был пожар, люди ежедневно ходят туда на работу. Первое правило подъема — одевайся легче. Если даже зима, скидывай все вещи, оставайся в одной футболке. Будешь мокрый уже на сотой отметке. Срезай все ярлычки с одежды — потому что даже махонькая жесткая деталь натрет шею в кровь. Трусы должны быть свободными, чтобы между ног не давили. Иначе не дойдешь.

А второе правило подъема — никогда не поднимайся на башню. Сдохнешь.

Группа ушла далеко вперед, я уже не слышала голосов. Они экономили силы, сволочи. Они их еще в машине экономили. Не скакали, как я, придурошная.

Когда у башни заканчивается юбочка, она перестает кокетничать мрамором и показывает истинное лицо. Грязная краска, выбитая плитка и тусклый свет. Худая, с нездоровым запахом. Чахлая и злая каланча. Башня — это такой большой фак всей Москве. Я ее ненавидела просто.

Внутри у нее крутые лестницы, а по стенам толстые натянутые тросы, которые крепко соединяют макушку с фундаментом. Чтобы не выросла больше, сука.

Иногда попадаются заблудившиеся рабочие. Они так смотрят, как если бы я пришла в тюрьму, а заключенные не видели женщину 10 лет. Когда очередной призрак башни приближался, сопровождающий, который плелся за мной с целью контролировать барышню, выдвигался вперед.

Я иду — не могу. Потому что все время вверх. Ничего не болит, ощущений никаких. Орган в боку уже не колет — умер.

Вниз уже нельзя, а вверх уже не можешь. В коленках мышцы закончились. Они просто не работают. У них аварийная остановка.

А ты идешь.

Вверх, вверх, еще, еще…

На сотой отметке я поклялась бросить курить. А лестница все круче и круче. Башня ведь сужается. На двухстах метрах сопровождающий охранник Серега понял, что я сдохну, и начал играть со мной в забавную игру.

— Алесь, а давай сейчас без остановки до 210 метров?

— …..да…вай….аа…куда….нам…?

— Нам на трехсот сороковую отметку! Вот. А теперь без остановки до 218?

— …….аххххааааа….

— А теперь до 230 сразу? А?

— ааххааа… а куда…докуда…нам…?

— Нам на трехсот сороковую отметку! Молодец! Теперь давай до 250 сразу?

Говорю «аггыыыы», голову поднимаю — МАТЕРЬ БОЖЬЯ!!! Лестница вообще почти прямая, уже не крутая, а просто вертикальная — и всё!!!

На 280 метрах у меня пошли сладкие вязкие слюни. Я поняла — это агония. На 300 метрах поинтересовалась у Сереги, что, может быть, если он охранник, то ему можно все-таки носить пистолет? УБЕЙТЕ МЕНЯ!!!

Всю дорогу спрашивала у него, на какую нам отметку, он исправно отвечал, что на трехсот сороковую, я тут же забывала и спрашивала опять. Надо же было о чем-то поговорить.

Потом я начала терять сознание, пошла носом кровь, сердце долбилось так, что подпрыгивал живот. В висках пронзительно зажужжало и тело повело. Впереди увидела белый коридор и успела подумать, что именно так его и описывают. Ровный свет, легкий туман и стоят прозрачные фигуры. Это мои бабушка и дедушка пришли меня встречать… Сейчас я сверху вижу, как Серега теребит мое тело и колотит по щекам, он задирает голову наверх и истошно кричит: «ЭЭЭЭЭЭЭЙЙЙ!!! НУ КТО-НИБУДЬ!!!»

— Слушай, ну ты пока допрешься!..

Съемочная группа стоит в проходе к ресторану, уже включили свет, все подбоченившись смотрят на меня.

— Ты там живая?

Один раз я прочитала в книжке. У альпиниста спрашивают: «Зачем, ну зачем ты лезешь в горы? Ну какой в этом смысл?! Ну зачем? Почему?» А он ответил: «Потому что они есть».

Чаще всего я не знаю, зачем?.. Или почему?..

Мне очень нравится, когда на стене дома граффити пишут «Зачем!» и «Почему!»

Я останавливаюсь и долго смотрю. Вот, правда. Долго-долго смотрю.

Это здорово, когда после вопросительного слова, требующего ответа, стоит восклицательный знак.

Это так здорово. Потому что про меня.

2005/08/12

Лёльчик

Когда мы с Олей учились в 6 классе, то четко решили, за кого не выйдем замуж.

Она сказала, что никогда не женится на мужчине, если его будут звать Вадим или Валерий. Потому что это фу какие имена. А я сказала, что никогда даже встречаться не буду с человеком, которого зовут Владимир. Что за имя такое — Володя, Вова… Не современно. Даже в тетрадку это записали, поклялись на бумаге в клеточку, что ни-ког-да. И твердо запомнили уговор на всю жизнь. А клятвы мы никогда не нарушали.

Сейчас мы с Олей живем в разных городах. Ее мужа зовут Вадим Валерьевич. А моего Владимир Владимирович. Честное слово.

Вообще-то Олю зовут Лёльчиком. Она жутко не любит, когда так говорят, но ее никто особо и не спрашивает. Бывает такой секрет, который ни маме не расскажешь, ни мужу. А Лёльчику можно всё-всё рассказать. Совсем всё. И про маму, и про мужа. На то она и единственный друг. Лёльчик внимательно выслушает, ничего не поймет из моих россказней, но сокрушительно вздохнет: «Ох, Аледоньки…»

Это она меня так в школе называла — Аледоньки. А я ее — Олехоньки.

Между собой мы были Алеха и Оледа.

Я отбила ее во втором классе. Когда класс вели в филармонию, мне всегда категорически не хватало пары. Мы с Таней перетягивали Оледу за руки из стороны в сторону: «Она со мной пойдет! Я первая ее увидела!!!» — «Нет, со мной! Зато я первая подошла!». Оледа совершенно безразлично болталась и тихо покрякивала.

Я не говорила, что ее фамилия Селезнева? За это я ее любовно называла Уткой. Как-то первого сентября нам раздали учебники, все, как водится, принялись их срочно листать. Вижу, Лёльчик покраснела и надулась. «Чё такое?» — «Алеха, когда будем проходить вот этот параграф, я на урок не пойду» — «Почему?» Она пальцем тычет в картинку, а там нарисована жирная утка с открытым клювом, из кустов торчит ружье и подписано «Охота на селезня». А девочка по фамилии Дроздова сказала, что тоже не пойдет на один урок. Потому что в учебнике была нарисована Мушка дрозофила. Хотя мы потом все равно эту девочку до конца школы называли дроздофилкой.

Так вот. Как я отбила Лёльчика.

Лельчик круглолицая, с большими глазами и длиннющими ресницами. У нее была трогательная любовь с Женей Черепановым. Сначала они вместе ходили в садик, судьба развела их по параллельным группам. Переглядывались на прогулках через сетку рабицу, а однажды он увидел, как ее обижает мальчик, перелез через забор и устроил драку. Каково же было разочарование Оледы, когда в школе судьба-злодейка определила Женю в параллельный класс.

Лельчик никогда не была красивой. А Женя напротив — курчавый блондин с голубыми глазами, ясной улыбкой и ямочками на щеках. Просто мечта!

Вот именно благодаря Жене я Лёльчика и заполучила в подруги. Помните, когда только начали появляться одноразовые шприцы, то мальчики приносили их в школу, чтобы на переменах стреляться водой. Шприцы считались большим дефицитом. Повезло, что моя мама работала врачом. Через нее я доставала шприцы и считалась в классе очень крутой. Лёльчик была рада угодить Жене по любому поводу. Я это смекнула и носила ей шприцы. Постепенно они начали общаться через меня, я стала их гонцом. Например, перед школой звонила Жене и говорила, что оставлю в кабинете литературы в ножке последней парты шприц, а он вместо него туда же положит любовную записку для Лёльчика.