Александр Проханов - Теплоход "Иосиф Бродский" Страница 15

Ненависть и любовь вливались в сердце Есаула двумя жгучими потоками, смешивались, вскипали, рождали бесшумные взрывы. Сердце содрогалось, меняло цвет, от ослепительно-алого и нежно-золотого до черно-фиолетового и мрачно-синего. В этой цветомузыке созревало великое знание. Все рассеянные случайные мысли, прихотливые чувства, несовершенные идеи, несостоятельные замыслы сливались, твердели, образуя кристалл откровения.

— Операция, которую я замышляю, будет болезненна. Не скрою, удаление имперской опухоли обойдется недешево. Многие умрут прямо на операционном столе. Реформы, которые я проводил, будучи премьер-министром и которые были оборваны с воцарением Президента Парфирия, будут возобновлены и продолжены. Быть может, в конце реформ русских сохранится шестьдесят миллионов, остальные умрут вместе с имперским сознанием. Но оставшиеся образуют расу счастливых людей, напоминающих дельфинов, что плещутся в теплой лазури.

Куприянов обольстительно улыбнулся, упиваясь музыкальными рокотами собственного баритона и изысканными переливами мысли. Есаул испытывал невыносимую ненависть к этому сакральному врагу, убивающему страну и народ. И слепящую нежность, любовь к ненаглядной России, над которой нависла беда. Два эти чувства, сливаясь, сотворяли кристалл, в котором таилось открытие — как воспрепятствовать враждебному замыслу.

У столика возник официант. В изящном полупоклоне нес перед собой деревянную доску, на которой, обложенная блестящими крупицами льда, красовалась рыба.

— Господам недолго ждать, — сладкозвучно произнес он. — Телятина в красном вине уже на плите. Королевские креветки кипят в молоке. Вот, взгляните. — Он слегка приблизил деревянный поднос к Есаулу. — Ваш сибас. Вам нравится?

Есаул слышал, как приближается шумящий шар света, в котором что-то крутилось, взрывалось, выбрасывало протуберанцы энергии. Ударило, ослепило, накрыло с головой душным вихрем. За стеклянной стеной в казино взыграли фонтаны света, взлетели салюты огня, распушились букеты радуг. За другой стеной вещие птицы раскрыли громадные шелковистые веера с изумрудными и голубыми очами, слепили переливами, волшебной игрой перламутра. Рыба на деревянной доске встрепенулась, ударила влажным хвостом, разбрызгивая блестки льда. В голове счастливо и яростно крутанулся золотой глаз. Из бокала брызнула искра, перелетела стеклянный край, ужалила в разгоряченный лоб. Среди космических радуг и волшебных птиц сотворилось чудо. Вода в бокале преобразилась в вино, играла чудным рубином. Ожившая рыба трепетала на доске. Испуганный официант ловил ее на лету, уносил, прижимая к груди.

Есаул испытывал прилив могучей энергии, был счастлив, светел. Его посетило прозрение. Выход был найден. Он поднял на Куприянова просветленное лицо, на котором не было ни гнева, ни ненависти, а лишь свет прозрения.

— Вы абсолютно правы, Аркадий Трофимович. Нам всем предстоит сбросить бремя империи. Путешествие по рекам из Москвы в Петербург ознаменует начало вашей предвыборной кампании, где вы сможете обнародовать свой манифест. Рассматривайте меня как друга, который мог заблуждаться, но теперь готов искупить грех своего заблуждения. Кстати, — он обратился к Малютке, — я знаю, вы еще не зафрахтовали теплоход. И не надо. Администрация Президента предоставит в ваше распоряжение чудесный корабль, построенный на верфях Гамбурга. Он прибыл в Москву недавно, и теперь представляется случай употребить его по назначению. Если бы такой корабль был построен в Германии в тридцать седьмом году, он бы назывался «Адольф Гитлер». Но теперь, в благословенное время, мы дали ему имя «Иосиф Бродский» в честь великого космополита, всем творчеством отрицавшего империю.

— Отлично! — воскликнул Малютка. — Братцы, давайте жить дружно!

Глава пятая

Теплоход «Иосиф Бродский», созданный германским гением на верфях Гамбурга, поражал своей красотой и величием. Казался башней с зеркальными этажами. Сочетал эстетику Парфенона и марсианской ракеты. Нежность белого лебедя и тяжеловесную грациозность кита. Его каюты завораживали комфортом, драгоценными породами дерева, инкрустациями из золота и серебра, картинами великих художников, приобретенных на аукционе «Сотбис». Рестораны и бары, концертные залы и дансинги позволяли превратить плавание в непрерывный пир и нескончаемый праздник. В трюме, как гигантский стальной мускул, помещался двигатель, блистающий своей чистотой и мощью. Из хрустальной рубки, напоминавшей кабину космического корабля, были видны дно и небо, окрестные берега и глубины. Приборы, сконструированные хитроумными немцами, сочетали корабль с орбитальными спутниками, мировыми столицами, помещали в ноосферу планеты, в прозрачную плазму информационных потоков. На борту литерами из чистого золота, искусно сочетая графику готики, церковно-славянского и иврита, была выведена надпись «Иосиф Бродский». Белую трубу опоясывала алая полоса с золотым двуглавым орлом — символом президентской власти. Именно так выглядел теплоход вечером теплого августовского дня, пришвартованный к пристани Речного порта, в ожидании великосветских пассажиров.

Вездесущая пресса, пронюхав о свадебном странствии, оповестила публику об излишествах богачей, пересчитала золотые и серебряные сервизы, миллионные колье и браслеты, обнародовала списки VIP-персон, среди которых были знаменитые политики, всемогущие олигархи, прославленные артисты, что вызвало нездоровый ажиотаж завистливой толпы. Родились непристойные анекдоты, поползли крамольные слухи, состоялись демонстрации неимущих — пенсионеры под красными знаменами у памятника Марксу требовали прекратить бесчинства развратной Луизы Кипчак. Особенно злобствовала газета «Завтра», изображая теплоход как «плавучий сад извращений», перед которыми меркли фантазии маркиза Де Сада.

Все это заставляло принять самые строгие меры безопасности.

По приказу Есаула вдоль всего речного маршрута из пятикилометровой зоны были выселены жители прибрежных деревень и поселков. Вдоль берега, в рощах и кустах, были установлены секретные посты и засады. Над водами барражировали вертолеты. По всему водяному пути прошел тральщик, процеживая глубины на случай закладки подводных мин. На самом теплоходе были установлены аппараты, противодействующие водным и наземным диверсантам, вероятность появления которых была весьма велика. Эти меры безопасности перемежались с ухищрениями дизайнеров и устроителей празднеств — возводились на берегах беседки в китайском стиле для увеселений и чаепитий, оборудовались причалы в виде греческих амфитеатров, создавалась подсветка деревьев и кустарников, готовились лазерные представления на облаках и на стенах окрестных соборов. Повсюду, где проплывал теплоход, планировались маскарады, фейерверки, пикантные увеселения, развлекательные прогулки. В строжайшей тайне блюлось время и место прибытия на теплоход Президента Парфирия, который прямо с альпийского курорта обещал подлететь на вертолете к плывущему кораблю и принять участие в празднествах.

Есаул лично контролировал меры безопасности, общался с разведкой, глушил скандалы, отвлекал внимание прессы от одиозной поездки. С ней был связан его тайный замысел. Его он лелеял под сердцем, окружая кольцами защиты, непроницаемой немотой. Запрещал себе думать о нем, зная, что у противника существуют технологии, считывающие мысли.

Он приехал на Речной вокзал незадолго до прибытия гостей. У трапа Есаула встретил и изысканно козырнул капитан теплохода Яким, молодой голубоглазый атлет, облаченный в белую форму с золотыми позументами. Узкий в талии китель был схвачен парадным поясом, на котором висел морской кортик, — узкий, спрятанный в ножны клинок с костяной инкрустированной ручкой. На ножнах извивалась золоченая змейка. Торец рукояти украшало золотое сердце.

— Обстановка? — спросил Есаул, подымаясь на трап.

— Все готово, Василий Федорович. Вот ключ от вашей каюты, — Яким протянул хромированный ключ с набалдашником в виде резной головы Иосифа Бродского. Пока они шли по мягким коврам коридора, среди сверкающего лака и мягкого света плафонов, им попадались члены экипажа, молодые, спортивного вида люди в безукоризненно белых мундирах. Все состояли в молодежном движении «Нейшн», любимом детище Есаула. Все прошли школу корабельного искусства, были прикомандированы к теплоходу, владели языками, хорошими манерами, правилами светского тона.

Люкс, куда вошел Есаул, был лишен кричащей роскоши, свойственной остальным каютам. Напоминал деловой кабинет, где можно было работать, проводить совещания, связываться по многочисленным телефонам с Кремлем, Правительством, Государственной думой и Советом Федерации. Прямые телефоны соединяли каюту с Министерством обороны и МВД, штабами флота и армии. Телевизор с огромными плоским экранам позволял принимать несколько сотен телевизионных программ.