Александр Чаковский - Нюрнбергские призраки (книга вторая) Страница 15

Снова раздались аплодисменты.

Фон Тадден поднял руку и продолжал:

— Наши противники утверждают, что мы — фашистская партия. Ложь, ложь и еще раз ложь! Мы — демократическая партия. И мы докажем это не словами, а делом, когда на предстоящих выборах получим депутатские мандаты в бундестаг.

Рихард сидел с широко открытыми глазами. Он слушал Таддена, говорившего, что Германия никогда he примирится с потерей земель, которыми завладели ее враги. Он снова и снова повторял, что восстановление границ 1939 года НДП считает своей главной политической целью.

Оратор поносил коммунистов, именуя их агентами Москвы, а заодно и социал-демократов, легко смирившихся с расчленением Германии. Потом стал говорить о безработице. Он обвинял правительство в том, что оно открыло границы страны для инородцев, которые захватили рабочие места, по праву принадлежащие немцам.

Зал снова разразился аплодисментами. Неистово хлопал в ладоши и сам Рихард, не отрывая взгляда от Таддена. Ему казалось, что вот сейчас председатель партии бросит боевой клич, и немецкий народ, взявшись за оружие, сметет негодное правительство. Ему чудилось, что на улицах уже маршируют штурмовые отряды…

И вдруг произошло нечто совершенно неожиданное. Откуда-то из задних рядов зала к трибуне метнулся какой-то небольшой круглый предмет.

"Бомба!" — мелькнуло в сознании Рихарда, и он инстинктивно сжался, втянув голову в плечи.

Но это была не. бомба. Ударившись о стеклянную преграду, круглый предмет раскололся с едва слышным хрустом, и по стеклу потекла желтая струйка. И тут, как по сигналу, из разных концов зала на трибуну полетели тухлые яйца и перезрелые помидоры. Разбиваясь о стекло, они растекались на нем желтыми и красными струями.

"Позор!", "Долой!", "Прекратите!", "Таддена ко всем чертям!", "Хайль!", — все эти крики сливались в единый оглушительный хор. f

— Что происходит? — Рихард обернулся к Клаусу. Но тот куда-то исчез.

И вдруг из разных рядов взлетели пачки листовок. Рассыпаясь в воздухе, они падали на плечи и головы сидящих в зале людей. Пошарив по полу, Рихард поднял несколько листовок и сунул их в карман.

В это время со стороны входа в зал послышался какой-то гул и прожекторы погасли. Все, кто сидел на стульях, вскочили со своих мест и бросились к выходу. В проходе началась давка.

Растерянный Рихард тоже устремился к выходу, во застрял в плотной толпе людей. Внезапно он ощутил на своем плече чью-то руку и, повернув голову, увидел Клауса.

— Спокойно, не торопись! — отчеканил тот. И добавил скороговоркой: — Там, снаружи, идет драка. Тебе ввязываться нельзя, можешь угодить в полицию. У тебя иностранный паспорт! — пояснил он. — Могут выслать из страны за участие в беспорядках.

— Я его выкину! — воскликнул Рихард. — Мои родители чистокровные немцы!

— Ладно, ладно, — оборвал его Клаус, — веди себя осмотрительно!

Наконец людской поток вынес Рихарда на улицу. А там уже в разгаре была ожесточенная потасовка. Слышались выкрики: "Нацисты проклятые!", "Предатели Германии!", "Бей коммунистов!", "Фашистские палачи!", "Жидо-масоны!". Рихард порывался ввязаться в драку, но его удерживал то ли инстинкт самосохранения, то ли приказ Клауса.

Полицейские не пытались разнять дерущихся, они окружили их и, казалось, заботились только об одном: не допустить, чтобы в схватке приняли участие люди, сбегавшиеся со всех сторон.

Рихарда толпа вынесла за пределы полицейского окружения. Теперь он стоял в стороне, наблюдая за дерущимися. Время от времени перед ним мелькало окровавленное лицо Клауса. "Сейчас начнется стрельба!" — почему-то подумал он, прижимаясь к стене дома. Но никаких выстрелов не последовало. Кое-кто из участников схватки орудовал дубинками, велосипедными цепями, металлическими прутьями. Неожиданно к Рихарду подскочил Клаус.

— Проваливай отсюда! — крикнул он. — На параллельной улице стоит моя машина. Беги туда и жди меня!

— А как же ты? — спросил Рихард.

— Подчиняйся приказу! — гаркнул Клаус и снопа исчез в толпе.

"Приказу? — повторил про себя Рихард. — Не много ли он на себя берет?"

Вместе с тем какое-то шестое чувство подсказывало Рихарду, что Клаус играет здесь ведущую роль и ему надо беспрекословно подчиняться. Он дошел до ближайшего переулка, свернул на параллельную улицу и еще издали увидел машину Клауса.

До сих пор Рихард знал о столкновениях между неонацистами и их врагами лишь по газетам и письмам Клауса, но теперь он воочию убедился, что в Германии происходят настоящие схватки — вроде тех, о которых он читал в книгах, описывающих зарождение национал-социализма.

Прошло не менее получаса, прежде чем на улице появился Клаус. Вид у него был растерзанный, на лице виднелись кровоподтеки. Его сопровождали три рослых парня.

— Сейчас поедем! — сказал Клаус и, повернувшись к своим спутникам, отдал распоряжение: — А вы отправляйтесь по домам и приведите себя в порядок. Вечером я вам позвоню.

Он нащупал ключи от машины в кармане своих порванных брюк и открыл переднюю дверь. Ухватившись за руль, Клаус плюхнулся на сиденье, затем протянул руку к противоположной двери и потянул за рычажок на ней.

— Садись! — сказал он Рихарду.

Тот обошел машину, открыл дверь и сел рядом с Клаусом, который уже успел вставить ключ в замок зажигания.

Затарахтел мотор, и машина двинулась.

— Значит, митинг сорван? — с горечью в голосе спросил Рихард.

— Да, — угрюмо ответил Клаус. — Его сорвали социал-демократы и коммунисты. Впредь будем умнее.

Какое-то время оба молчали. Потом Рихард спросил:

— Куда мы едем?

— Отвезу тебя домой. Не забудь, — Клаус взглянул на часы, — через час с небольшим у тебя встреча с Гамильтоном.

"Дался тебе этот Гамильтон!" — чуть не вскрикнул Рихард. Было бы гораздо лучше, если бы Клаус заехал сейчас к нему, ведь у него столько вопросов!

Но Клаус был мрачен и неразговорчив. Рихард понимал, что его друг должен привести себя в порядок, промыть ссадины на лице, переодеться."

— Я позвоню тебе завтра утром, — сказал Клаус, когда машина остановилась у пансионата.

— Спасибо тебе! — взволнованно произнес Рихард, прежде чем выйти из машины. — Спасибо! Теперь я хоть представляю себе, как вы боретесь, какие трудности вам приходится преодолевать. Жаль только, что я сам не принял участие в."

— Всему свое время, — прервал его Клаус. — До завтра!

ГАМИЛЬТОН

…Машина остановилась у многоэтажного серого дома. Шофер снова выскочил из машины, обежал ее и, открыв заднюю дверцу, сказал:

— Мы приехали, герр Альбиг. Я провожу вас.

Он быстрыми шагами направился к высокой застекленной двери. Едва поспевая за ним, Рихард окинул взглядом медные таблички по обе стороны двери. На них было что-то выгравировано по-английски, но у него не было времени остановиться и прочесть надписи.

Шофер по-прежнему шел впереди. Они поднимались по узорной металлической лестнице, устланной красной дорожкой. На площадке второго этажа Рихард увидел две массивные двери. Шофер услужливо распахнул дверь слева. Рихард последовал за ним по широкому коридору. Из комнат, мимо которых они проходили, доносились дробь пишущих машинок и стрекот телетайпов, слышались обрывки телефонных разговоров… Видимо, здесь находилась какая-то редакция. На дверях поблескивали медные таблички с английскими фамилиями, которые, конечно, ничего не говорили Рихарду.

Наконец они подошли к плотно закрытой двери, й Рихард ощутил какое-то странное волнение, когда на табличке, прикрепленной к двери, прочитал надпись: "Арчибальд С. Гамильтон".

Шофер открыл дверь и сказал с порога:

— Герр Альбиг к мистеру Гамильтону.

— Минуточку! — сказала девушка, сидевшая за большим столом. Она встала, шагнула к двери, обитой красной кожей, и скрылась за ней.

Несколько секунд спустя она появилась снова:

— Прошу вас, герр Альбиг, мистер Гамильтон вас ждет.

Она оставила дверь открытой и отошла в сторону. Рихард перешагнул порог…

Он увидел немолодого мужчину, с сединой в висках, в сером твидовом пиджаке, из нагрудного кармана которого выглядывал уголок белого платка. Ему можно было дать и шестьдесят лет, и даже пятьдесят.

Не успел Рихард войти в комнату, как Гамильтон встал из-за стола и сделал несколько шагов ему навстречу. Они остановились посредине комнаты, друг против друга. Гамильтон положил руку на плечо Рихарда и, разжав тонкие губы, сказал: v

— Так вот ты, значит, какой!

Он смерил его взглядом своих, стального цвета, почти не мигающих глаз.

— По фотографии я тебя представлял несколько иначе. Правда, тогда ты был еще маленький… Твой отец прислал мне ее много лет назад…

"О фотографии он мне ничего не говорил", — хотел было сказать Рихард, но вместо этого спросил: