Джон Краули - Любовь и сон Страница 15

Мауси аккуратно соблюдала распоряжение Сэма утром давать детям по ложке витаминов: желто-зеленую вязкую массу, вкус которой сохранялся на языке часами и не изгладился из памяти даже спустя годы. Но еще она поила их, когда они жаловались на живот, алказельцером (Хильди жаловалась чаще всех, потому что ей нравилась кислая пенистая жидкость, а еще больше нравилось смотреть, как таблетки растворяются, прыгая, вертясь и сталкиваясь, словно бы в экстазе). Крошке Генри, у которого резались зубы, Мауси давала какое-то средство, чтобы он вел себя кротко и спокойно (а может, он просто унаследовал эти свойства от матери), а Бёрд она дарила куколки — их можно было наряжать, укладывать с собой спать, брать в поездки, хоронить.

Дети привыкли оставаться одни, без присмотра, однако Мауси (вероятно, она была права, предполагая, что некоторые неприятности этим детям совсем не грозят) за все время, пока была у них, едва ли хоть раз отдала им распоряжение от себя, только повторяла инструкции Винни. «Ваша мамочка приказывали, чтобы вам мыть голову вечером по субботам, так что будьте добреньки». С Джо Бондом она обращалась особенно уважительно, отношения у них установились непринужденные, шутливые, и произошло это с обеих сторон совершенно естественно. Просто Мауси обходилась с Джо Бондом как с взрослым, всех знакомых ей мальчиков его возраста окружающие считали взрослыми; за ним признавалось право лениться и право заниматься своими делами. Глава семьи. Джо Бойд этого не забудет.

У себя на склоне младшие Олифанты редко осмеливались далеко уходить от дома Хейзлтона, выезжали только в «нэше». Хильди иногда ходила к дочерям пары, владевшей магазином у подножия холма, или те поднимались к ней и чинно играли в карты или парчизи;[88] жил внизу и маленький мальчик, который норовил увязаться за Невидимыми, не обращая внимания на крики матери, с бесконечным терпением окликавшей его: «Джонни Рэй-и-и? Джонни Рэй-и-и?» Мауси привела в их круг не только Крошку Генри, но и свою замужнюю дочь с ребенком и мужем (собственный муж Мауси зашибает деньгу в Детройте на строительстве автомобилей — еще чуток и вернется с полной мошной). Дочка сидела на «подсобии»; муж ее в дом никогда не заходил, а пока жена общалась со своей матерью, поднимал капот «форда» или лез под машину — починить то-се. Джо Бойд неизменно оказывался рядом.

— Не подашь ли мне вот тот ключ, сынок?

— Этот?

— Да нет. Вот тот масенький. Второй от края.

Джо Бойд опускался на колени и рылся в инструментах, которые лежали около «форда» на промасленной тряпке. Муж дочери Мауси за работой курил, с губы свисала сигарета, глаза щурились сквозь дым. Если существуют на свете кентуккийские судьбы, Джо Бойд как раз встретил такую и обнаружил, что это его судьба.

Но это было еще не все семейство Мауси.

— Миссис Калтон, на веранде маленькая девочка, зайти не хочет и не уходит тоже.

Хильди следила из холла, как Мауси вышла на веранду. Девочка, которую обнаружила Хильди, при виде Мауси осторожно отступила, но не убежала.

— Ну, что ты тут делаешь? — вопросила Мауси, и обе заговорили наперебой, негодующе уперев руки в бока; поток взаимных жалоб и обвинений был так стремителен, что Хильди ничего не могла разобрать.

Потом они смолкли. Мауси махнула рукой, указывая на дверь:

— Уходи. Иди отсюда. Ступай к своему папе.

— Он мне не папа.

Хильди прикинула, что девочка примерно ровесница Бёрд, выглядела она тощей и замерзшей, личико круглое, кукольное, густые нечесаные локоны. На пальто свалявшийся воротник из искусственного меха, пуговицы застегнуты наперекосяк.

— Теперь он твой папа.

— Нет.

— Ступай домой.

— Не пойду.

Мауси растерянно скрестила на груди пухлые руки.

— Да как ты вообще сюда добралась?

— Пешком.

— Вот и обратно ступай пешком.

— Ноги болят.

Ее лаковые туфли были покрыты трещинами, короткие носки сношены на пятках до дыр — смотреть жутко.

— А как домой дойдешь, еще больнее будет.

Глаза девочки превратились в щелки.

— Бочка толстая, — бросила она.

Тут Мауси решилась, подошла и схватила девочку за меховой воротник. Протащила ее по веранде, по ступенькам и к подъездной дорожке. Пирс и Бёрд (по распоряжению сестры Мэри Филомелы выносившие из бунгало мусор) заметили эту стычку и тоже стали наблюдать. Мауси поставила девочку на дорожку, лицом к шоссе, и подтолкнула. Девочка, опустив голову, сделала несколько шажков вниз, но, стоило Мауси отвернуться, как она двинулась обратно.

— Иди прочь!

Делая вид, что подбирает камень, Мауси схватила комок земли: точно так же Сэм учил детей отпугивать чужих собак. Это подействовало: девочка развернулась и пошла под горку, хоть и без особой спешки. Может, она, как собака, привыкла, что в нее швыряются камнями.

Мауси оглянулась и заметила три пары удивленных глаз.

— Нечего ей здесь делать, — сказала она. — Вот ведь дикая. — И ничего к этому не добавила.

В тот день Пирс с Хильди снова видели издали эту девочку, которая все же не послушалась Мауси. Однажды они заметили ее в придорожных зарослях у подножия холма, она вроде бы высматривала пустые бутылки — Олифанты тоже их иногда сдавали. Позднее ее видела Хильди за курятником, выше по косогору; она что-то ела, вероятно конфету, купленную на бутылочные деньги.

Не сговариваясь, они ничего не сказали об этом Мауси.

Перед сном Пирс в пижаме пошел в ванную, чтобы, как научил их Сэм на случай мороза, немного отвернуть кран. Замысел заключался в том, чтобы из крана текла тонюсенькая струйка, но не капли — их дробь помешала бы сну. Проделывая эту сложную, но необходимую операцию, он сначала заметил и лишь потом распознал в окне лицо, а вернее, его половину, от носа и выше. Удивленно вскрикнув, он вгляделся: лицо скрылось.

Пирс знал, кто это.

— Что будем делать? — спросил он девочек.

— А если она замерзнет? — предположила Хильди.

Они сидели на кровати Бёрд и, не без причины, разговаривали шепотом.

— Мауси ее не впустит, — сказала Бёрд.

— Может, впустит, если попросить.

— Нет, — мотнула головой Хильди.

Все трое одновременно подняли взгляд, потому что девочка, о которой шла речь, смотрела в окно спальни.

Хильди приблизилась к окну и негромко проговорила через стекло: «Иди вниз, к черному ходу». Она несколько раз указала пальцем в дальний конец бунгало. В сопровождении Пирса и Бёрд она отправилась через холл и темную классную комнату на застекленную террасу и открыла дверь.

В доме девочка показалась больше, чем снаружи; едва она вошла, как они поняли, что, пригласив ее, совершили нечто из ряда вон выходящее, чуть ли не беззаконное, словно поселили у себя, на правах домашнего животного, одну из полудиких взъерошенных собак, что жили в балке. Они застыли, глядя во все глаза и вдыхая запах промерзшей шерсти и девочки. Потом Бёрд вспомнила о требованиях вежливости и задала официальный вопрос, с которого всегда начинаются детские переговоры:

— Как тебя зовут?

— Бобби.

Хильди, в ночной рубашке, задрожала от холода, Бобби тоже тряслась, словно сейчас, в теплом бунгало, могла уже дать себе волю, поддаться слабости, колени ее ходили ходуном, дрожь добралась и до подбородка.

— Давай сюда, — сказала Хильди, и они, слегка направляя девочку, точно слепую, провели ее через классную комнату и холл в спальню Пирса, где было теплее всего.

— Это ваш дом?

— Наша часть дома.

— А где живет Мауси?

— В другой части.

Девочка перестала трястись и осторожно осмотрелась, плотно обхватив себя руками, словно ожидала пинка в живот.

— Ух, — выдохнула она.

— Нас, наверное, зовут одинаково, — сказала Бёрд. — Роберта. Это полное имя, а обычно меня зовут Бёрд.

— Не-а, я просто Бобби. Больше никак.

Это было не многим лучше, чем Мауси.

— Не могли же тебя назвать Бобби при крещении, — мягко возразила Бёрд. — Это не настоящее имя.

— Да меня и не крестили. А его как звать?

— Пирс, — сказала Бёрд.

Девочка улыбнулась Пирсу.

— Пирс-Пирс. Похоже на Пис-пис.

Пирс залился краской, Бобби с интересом за ним наблюдала.

— Хочешь увидеться с миссис Калтон? — спросила Хильди.

Бобби помотала головой.

— Она твоя родственница?

— Не-а. Так, родня.

— Почему она тебя прогоняла?

Бобби дернула плечом:

— Поганка она, вот почему.

— А почему ты не хочешь пойти домой?

— У меня нету дома.

— Мауси — миссис Калтон — велела тебе идти домой, к папе.

— У меня нету папы.

— Тогда почему она так сказала?

— Он мне не папа. А дедушка.

— А.

— Он меня удочерил. Вот он и говорит теперь, я, мол, его Дочка и должна его папой звать, но я не стану.