Евгений Немец - Кокон Страница 15

— Нет, — Алёна отрицательно покачала головой, — раньше ты бы прибежал обязательно, тебе сам процесс накала страстей нравился. Ты меняешься, Грек.

— Да, здоровых органов все меньше, а седины все больше — изменения на лицо, — ответил я и снова посмотрел в окно, но Светы с Пашей уже не было видно.

Алёна в свою очередь тоже оглянулась на окно, вернула взгляд на меня, сказала:

— Ты очень многое делаешь для своих ребят.

— Чушь!

— Но иногда мне кажется, что ты и сам этого не осознаешь.

— Я вообще не особенно умный парень, — согласился я. — Вечером выпью бутылку коньяку, а на утро не помню — все ли выпил, или там чего-то осталось.

— Не удивительно, что они с радостью идут за тобой, — в задумчивости произнесла Алёна, отведя в сторону взгляд.

— Алёна, — сказал я серьезно, потому что и в самом деле в тот момент был серьезен, — мне не надо, чтобы они шли за мной. Мало того, я делаю всё, чтобы за мной они даже не думали идти. Моя дорога, если она вообще существовала, давным-давно в тупике.

Алёна положила руку мне на плечо и заглянула в глаза, и меня от этого словно током ударило. Эти её жест и взгляд, — я вдруг понял, что они вполне могут быть прелюдией к… поцелую. Признаться, я оробел, а потому с удивлением таращился на Алёну, пугаясь, но не противясь тому, что может произойти. А мгновение спустя время было упущено, Алёна отстранилась, смущенно улыбнулась и направилась к выходу. Но прежде, чем выйти, оглянулась, сказала:

— Разумеется, они не должны идти за тобой. Каждый и них должен найти свою дорогу и идти по ней. Вся беда в том, что кроме тебя никто их этому не научит.

И вышла, мягко прикрыв за собой дверь, а я опустился на стул, все ещё чувствуя внутри остатки гормонального всплеска, и пытался осмыслить Алёнкины слова, хотя получалось не очень.

Новый 2008 год мы отмечали в узком кругу: я, моя милая любовница Лена, хирург-мясник Лёня со своей очаровательной женой Алёной и такса Ларион, и то был последний день моих отношений с Леной. Проснувшись утром 1-го января, она прибрала квартиру, перемыла посуду, собрала свои вещи и, растолкав меня (ещё не совсем трезвого), сообщали о своем уходе:

— Грек, я ухожу.

— Ага, — согласился я, — только быстро, и пива захвати холодного.

— Увы, милый, за пивом тебе придется идти самому.

— Не понял?

— Я не вернусь.

Я заставил себя оторвать голову от подушки и сесть.

— Ты таки нашла себе кандидата в мужья? — после паузы сообразил я.

— Нет, но я поняла, что находясь рядом с тобой, никогда его не найду. К тому же, я перевожусь в другую школу.

Она наклонилась, заглянула в мне в глаза, — в её взгляде тусклыми бликами отражалась печаль, затем по-матерински чмокнула меня в лоб, порывисто распрямилась.

— Я буду по тебе скучать, — добавила она.

— А я по тебе — нет! — огрызнулся я.

Лена несколько секунд смотрела на меня с грустью, затем подняла сумку и направилась к выходу, на пороге задержалась, хотела оглянуться, но движение её прелестной головки замерло на середине, тихо сказала:

— Какой же ты идиот, Грек. Надеюсь, Алёна сможет это исправить, — и покинула мою жизнь, чтобы не вернуться в неё никогда.

Да, это был не первый раз, когда женщины оставляли меня, и мне, по-идее, положено было к такому привыкнуть. И все же я испытывал раздражение и досаду. В общем, 2008-ой год начался дерьмово, а это, как известно — плохой знак. Знак — хуже некуда, сулящий неприятности на долгие двенадцать месяцев.

В лицее были каникулы, на работу я не ходил, торчал дома и отчаянно пытался себя чем-то занять, хотя ничего путного в голову не шло. Слава богу, часть времени забирал Ларион, остальное я топил в пиве и коньяке, сидел на кухне и размышлял на отстраненные темы, что-то вроде:

«В этом мире нет ничего постоянного, ни на что нельзя положиться, бытие есть хаос и бесконечная череда случайностей. Так что дело не в том, что я неспособен создать стабильные отношения, а в том, что они невозможны в принципе…»

Один раз позвонила Инна Марковна, поинтересовалась, когда я собираюсь сдавать отчеты, на это я ответил, что отправил отчеты на каникулы числа так до двенадцатого. Ещё звонила Алёна, любопытствовала, как я себя чувствую, но я наорал на неё и отключился. Я и в самом деле был зол, так как подозревал, что если не прямо, то косвенно, Алёна причастна к последним событиям моей личной жизни. Мне требовалось время, чтобы успокоиться.

В общем, следующие дни я пребывал в состоянии озлобленного равнодушия, и когда 4-го января в пол третьего ночи ко мне пришел Антон Горевский, даже не удивился.

Уже несколько дней морозы стояли злые, колючие, вьюга в безумном вальсе кружила по дворам, расшвыривая обжигающий снег, так что за три метра ничего не было видно. Одним словом, не лучшая погода для пешеходных прогулок, тем более ночью. Я сидел у окна, слушал, как на улице воет и стонет стихия, и думал, допивать ли коньяк, или лучше оставить на завтра. И тут, словно сцена из фильмов ужасов, звонок в дверь, невозможный и пронзительный, словно в дверь моей жизни настойчиво поскреблась сама смерть. Я вскочил и побежал открывать, я и правда подумал, что на пороге может оказаться маньяк, которого я собирался сию минуту забить до смерти.

Но на пороге, увы, был всего лишь Антон, правда выглядел он не лучше маньяка, — кончик носа и скулы начинали белеть, на бровях и ресницах лежал иней, глаза слезились, а весь он ссутулился и дрожал.

— Ты что, рехнулся?! — поздоровался я. — Ты же себе лицо обморозил! Заходи быстро.

— Я это… Неудобно, я не помешаю? — промямлил парень.

— Заходи, сказал.

Я заставил его принять горячий душ, сварил кофе, добавил туда ложку коньяку. После душа Антон выглядел получше, дрожь прошла, на щеках появился румянец. Чашку с кофе он держал двумя руками и пил маленькими глоточками. Я знал, что мне предстоит выслушать очередную душещипательную историю, не очень этому радовался, но выбора у меня теперь не было. Правда, Антон не торопился плакаться мне в жилетку, очевидно, не зная с чего начать.

— Ну рассказывай уже, чего стряслось? — подбодрил я парня. — Какого хрена ты выперся гулять по такому морозу?

Антон тяжело вздохнул и начал сбивчиво говорить. История получилась недлинной, и банальной, как и все житейские истории, которые повторяются из поколения в поколение, подтверждая мысль, что человечество в целом состоит из идиотов, ничему не учится и обречено на вечное повторение ошибок своих родителей.

Отец Антона (по имени Роман) был достаточно авторитарным самцом, мать почти не имела права голоса и против супруга никогда не шла. Зарабатывал родитель хорошо, и это позволяло ему пребывать в уверенности, что свой долг материального обеспечения семьи он выполняет добросовестно. Сыном практически не занимался, ограничиваясь тем, что не отказывал ему в средствах, да и дома бывал редко, днем занятый работой, а вечером — любовницей, а может и любовницами. Хуже всего было то, что в последнее время Роман Горевский почти не скрывал своего пренебрежительного и даже презрительного отношения к супруге, а мнение сына и вовсе игнорировал, как детский лепет, типа: «что ты, сопляк, можешь в этом понимать». На этой почве сегодня 4-го января вечером и произошел конфликт, после которого отец демонстративно собрался и укатил в неизвестном направлении, мать зарывалась в подушках рыдать, а Антон выскочил на улицу и бродил в пурге, пока не придумал явиться ко мне.

— Мне и за мать обидно, терпит такое отношении к себе всю жизнь, и слово против не скажет, — закончил парень рассказ.

Первым делом я заставил его взять телефон и позвонить матери, сказать, что с ним все в порядке, и он скоро вернется, что он, хоть и с неохотой, но сделал. Затем я сказал ему следующее:

— Раз ты пришел ко мне, а не к друзьям, следовательно, ты ждешь совета. Вряд ли я смогу тебе его дать. Но мы можем попытаться в ситуации разобраться. Смотри, у тебя на самом деле две проблемы. Первая — отношение родителей между собой, вторая — отношения между тобой и отцом. С первой ты ничего сделать не сможешь. Твои родители взрослые люди, и если их отношения себя исчерпали, дальнейшее их пребывание вместе будет приносить всем только боль. Лучшее, что они могут сделать — развестись, — Антон бросил на меня быстрый взгляд, я продолжил. — Прими это и смирись. Поверь мне, если мужчина, глядя на жену, испытывает досаду, он уже никогда не воспылает к ней страстью. Это хуже ненависти, которая как раз ещё может обернуться любовью. Ты уже взрослый парень, закончишь лицей, уедешь на «землю», поступишь в институт, а они пусть устраивают свои жизни, как им хочется. Не мешай им, а лучше помоги. Ты должен понять, что твое желание, чтобы отец и мать оставались вместе — всего лишь эгоизм, ты думаешь о себе, а не о них.

— Не думаю, чтобы отец обо мне вообще думал, — скорбно заметил Антон.