Герберт Уэллс - Отец Кристины-Альберты Страница 15

Было более чем ясно, что в доме № 8 в Лонсдейлском подворье этого ждать не приходилось.

Пиво. Мистер Примби отказался. Последнее пиво. Сигареты. Много дыма. Последние виски. Снова граммофон, снова танцы и декламирующий голос Гарольда Крама. От пива или от виски голос этот охрип. Но раздавались компенсирующие шумы. Движение. Середина студии освободилась. Не снова же танцы! Нет. Демонстрация силы и ловкости при помощи стульев. Главным образом Тедди Уинтертон, владелец граммофона и Гарольд. Эти трюки быстро исчерпались, и общество перетекло в центр комнаты. Разговоры, нить которых мистер Примби терял сразу же, фразы, которые он не понимал. Никто не обращал на него ни малейшего внимания.

Волна усталости, безнадежности и уныния накатила на него. Какими непохожими были вечера в былом, проводимые добрыми мудрыми людьми погибшей Атлантиды! Философские диспуты, лютни, флейты. Возвышенные мысли.

Он заметил, что миссис Крам украдкой зевнула. И внезапно сам сокрушительно зевнул. А потом еще раз.

— Йоуу! — сказал он Полу Лэмбоуну, который оказался рядом. — Кауа… вау мыау сидим намоейоууувати.

— Вы здесь живете? — осведомился мистер Лэмбоун.

— Сеоудя переехал. Крстина-Альбеааата все устроила.

— Черт побери! — сказал мистер Лэмбоун и поглядел на нее через студию. И на несколько секунд задумался.

— Удивительная девушка эта ваша дочка, — сказал он затем. — При ней я чувствую себя пережитком. — Он взглянул на свои наручные часы. — Половина второго, — сказал он. — Положу начало Исходу.

Мистер Примби услышал отрывки прощания Тедди Уинтертона и Кристины-Альберты.

— Да или нет? — сказал Тедди.

— Нет! — отрезала Кристина-Альберта.

— Да не может быть, — сказал Тедди.

— Я не хочу, — сказала она.

— Но ты же хочешь.

— А, иди к черту!

— Так ведь никакого же риска.

— Не приду. Черт знает что.

— Я все равно буду ждать.

— Жди сколько хочешь.

— Малютка Крисси Нерешительная. Все, что угодно, лишь бы угодить вам.

Исход, начатый Полом Лэмбоуном завершился где-то после двух часов.

— Свистать всех стелить постели! — воскликнула Фей. — Так у нас не каждый день, мистер Примби.

— Признаюсь, я устал, — сказал мистер Примби. — Такой длинный день.

Кристина-Альберта посмотрела на него с запоздалым раскаянием.

— Так получилось, — оказала она.

— Я к такому позднему часу не привык, — сказал мистер Примби, сидя на своей наконец разложенной кровати, и зевнул, чуть не вывихнув челюсть.

— Спокойной ночи, — сказала Фей, тоже зевая.

— Пора на боковую, — сказал Гарольд. — Всего, мистер Примби.

Зевота овладела и Гарольдом. Что за физиономия!

— Спокноуа…

— Спокнау…

Дверь за ними закрылась.

Сказать Кристине-Альберте нужно было очень много, но час был слишком поздний, и у мистера Примби не хватало сил сказать все это теперь же. А к тому же он понятия не имел, что ему следует сказать.

— Мне понравился этот человек с седыми волосами, — сказал он, неожиданно для самого себя.

— Да? — рассеяно сказала Кристина-Альберта.

— Он умен. И очень интересуется погибшей Атлантидой.

— Он глух, как пень, — сказала Кристина-Альберта, — и стыдится этого, бедняжка.

— О! — сказал мистер Примби.

— Тут слишком шумно для тебя, папочка, — сказала она, переходя к тому, что было у нее на уме.

— Да, суеты многовато, — сказал мистер Примби.

— Нам следует поскорее уехать в Танбридж-Уэллс и оглядеться там.

— Завтра, — сказал мистер Примби.

— Завтра — нет.

— Почему?

— Послезавтра, — сказала Кристина-Альберта. — А завтра — не знаю. Я вроде обещала пойти… Ну, да не важно.

— Мне бы хотелось поехать в Танбридж-Уэллс завтра, — сказал мистер Примби.

— Почему бы и нет? — сказала Кристина-Альберта, словно бы себе самой в некоторой нерешительности. Она пошла было к двери, но вернулась. — Спокойной ночи, папуленька.

— Так мы едем? Завтра?

— Нет… Да… Не знаю. У меня на завтра были планы. По-своему важные… Едем завтра, папочка.

Она отошла от него, уперев руки в боки, и уставилась на эти странные рисунки. И вдруг повернулась на каблуках.

— Завтра я поехать не могу, — сказала она.

— Нет, поеду, — опровергла она себя.

— О черт! — воскликнула она совершенно непонятным и неблаговоспитанным образом. — Я не знаю, что мне делать!

Мистер Примби посмотрел на нее усталыми удрученными глазами.

Это была какая-то новая Кристина-Альберта. Ей не следовало бы чертыхаться. Никак не следовало. Заразилась от этих людей. Просто не понимает, что это за слова. Он должен поговорить с ней… завтра. Об этом и еще кое о чем. Но, Боже мой, как он устал.

— Ты… — Он зевнул. — Ты должна поберечься, Кристина-Альберта, — сказал он.

— Обязательно, папочка. Поверь мне.

Она подошла и села возле него на узкой полуимпровизированной кровати.

— Сейчас мы ничего решить не можем, папочка. Мы слишком устали. Решим завтра. Надо посмотреть, какая будет погода. Нельзя же бродить по Танбриджу в дождь. Обсудим все завтра, когда у нас в голове прояснится. Ой, папулечка! Уже половина третьего.

Она обняла его за плечи, чмокнула в макушку, а потом в ушную мочку. Он любил, чтобы она прикасалась к нему, целовала его. Он даже понятия не имел, как он любит, чтобы она его целовала.

— Милый усталый-преусталый папуленька, — сказала она самым нежным своим голосом. — Ты всегда так со мной добр. Спокойной ночи.

И она ушла.

Некоторое время мистер Примби сидел, не шевелясь, и мысли у него в голове будто застыли в неподвижности.

Пол в студии был замусорен обгорелыми спичками, окурками, воздух пахнул табачным перегаром и пивом. На выкрашенном голубой краской столе стояла пивная бутылка — пустая, и два-три стакана с остатками пива и сигаретного пепла.

Все это было совсем другим, чем Вудфорд-Уэллс.

Совершенно другим.

Но это было Приобретение Опыта.

Мистер Примби подвиг себя раздеться.

Эту ночную фланелевую рубашку все еще предстояло распаковать.

Утром Кристина-Альберта все так же не находила себе места и не могла решить, ехать ли в Танбридж-Уэллс, хотя погода была прекрасной. Около половины двенадцатого она исчезла, и мистеру Примби после легкого завтрака с Фей (Гарольд тоже ушел) стало ясно, что поездка в Танбридж-Уэллс откладывается. А потому он отправился в Южный Кенсингтон посетить тамошние музеи. Собственно, заходить в них он не стал, а просто осмотрел их снаружи — и колледжи, и вообще всякие здания. Предварительная рекогносцировка.

Смотреть музеи было чистое удовольствие. Побольше, пообширнее Британского музея. Уж конечно, в них хранятся… всякие вещи.

Кристина-Альберта появилась в студии примерно в половине седьмого, словно бы веселая, просветленная. И чудилось в ней некое торжество.

Объяснять свое исчезновение она не стала, и занимала ее только завтрашняя поездка в Танбридж-Уэллс. Надо успеть на поезд в самом начале десятого, и провести там долгий-долгий день. С папочкой она была необычно нежной.

Гарольд ушел на весь вечер, Фей надо было заняться рецензиями, и они провели тихий семейный вечер вдвоем. Мистер Примби с несколько блуждающим вниманием читал хорошую, глубокую, не слишком понятную книгу, которую обнаружил в комнате наверху. «Фантазии подсознательного» — про погибшую Атлантиду и тому подобное.

Глава IV

Пансион «Петунья»

В подавляющем большинстве все города и селенья на земле имеют подобия и параллели, но Танбридж-Уэллс — это Танбридж-Уэллс, и на нашей планете нет ничего, хоть отдаленно на него похожего. При том он вовсе не странный и не фантастичный — все дело в веселом и тончайшем достоинстве. Чистенький, распахнутый и чуть-чуть приятно нелепый. По птичьему полету он отстоит от Лондона на какие-то тридцать миль, однако еще в шести милях от него Норт-Даунсы безмятежным, благостным жестом стирают в памяти малейшие воспоминания о Лондоне. Расположен он на боковой ветке железной дороги, а потому неудобен для владельцев сезонных билетов; нет к нему и прямого пути для спешащего автомобилиста благодаря тем же спасительным Даунсам: в Дувр и Кентон обычно проезжает восточнее, а в Брайтон — западнее, если ему удастся уцелеть в холмах Уэстерема и Севеноукса. Поместья богатых людей окружают его доступными парками. Эридж, Бейхем, Пенсхерст-парк, Ноул и прочие спасают его от чрезмерного размножения маленьких вилл. И стоит он между ними на редкостном участке каменистой земли, всегда сухой, купаясь в свежайшем воздухе, с приветливой площадью — былым выгоном — посередине, с мерзейшими целительными водами, которыми поправляли здоровье принцессы дома Стюартов, с курзалом и бюветом, такими же как в дни доктора Джонсона. Маунт-Сион и Маунт-Ефраим и нечто евангелическое в воздухе напоминают легкомысленному приезжему, что в прошлом Лондон был пуританским городом. Много недужных печеней обрели помилование в Танбридж-Уэллсе. Много пошаливающих печеней нашли там новые силы. И вот туда-то прибыли мистер Примби и Кристина-Альберта в поисках пансиона — и выбрать более благоприятного места для подобных поисков они не могли бы. Поиски эти они повели методично, как и подобало паре, один член которой получил частичную подготовку для социальных исследований в Лондонской экономической школе и частичную подготовку к деловой деятельности в школе Томлинсона. Мистер Примби предполагал начать с общего обзора — не торопясь погулять, посмотреть как и что, но Кристина-Альберта по порядку проконсультировалась со всеми агентами, купила карту и путеводитель по городу, а затем села на скамью на Выгоне и составила план действий, которые легко и незамедлительно привели их в пансион «Петунья».