Джулия Стюарт - Тауэр, зоопарк и черепаха Страница 15

С историей первого зверинца бифитер подробно ознакомился, когда они только-только переехали в крепость, чтобы избавить Милона от страха, который вызывал в нем новый дом. Страхи мучили Милона после экскурсии по Тауэру, которую провели для него другие дети, когда его родители распаковывали пожитки, а туристы покинули крепость до следующего дня. Когда дети пришли в Соляную башню, чтобы познакомиться с новым и самым юным жителем крепости, он старался выманить Миссис Кук из переносной клетки фуксией, которую стащил из цветочного ящика матери, переехавшего сюда из их прежнего дома. Однако черепаха со старческим упрямством отказывалась двигаться с места. После того как все дети по очереди полежали на полу и были официально представлены рекордсменке, древняя голова которой напоминала высушенную голову предка какого-нибудь дикого племени, они предложили Милону прогуляться по Тауэру. Геба Джонс, которая даже не догадывалась, что ожидает здесь сына, легко его отпустила — пусть дети покажут ему, где тут можно кататься на велосипедах.

Пока дети бежали к ближайшей к ним башне — башне Широкой Стрелы, — кто-то из них спросил Милона, что он знает о Ночи костров.

— Это когда папа запускает фейерверки из молочных бутылок в саду, а мама с Миссис Кук смотрят из окна кухни, потому что от грохота у них звенит в ушах, — ответствовал Милон.

Тогда сын главного стража сообщил ему, что на самом деле это годовщина того дня, когда Гай Фокс и его сподвижники пытались взорвать Парламент. После чего он указал на стену, где сэр Эверард Дигби, один из участников Порохового заговора, вырезал свое имя во время заточения, прежде чем его сначала повесили, а потом утопили и четвертовали. Милон, который понятия не имел, что это значит, провел пальчиками по имени на стене, гадая, куда же папа будет прибивать огненное колесо теперь, когда у них больше нет садового сарая. Он никак не отреагировал на услышанное, и кто-то из детей прибавил:

— Всех заговорщиков повесили, но вынули из петли раньше, чем они успели задохнуться. А потом им отрезали гениталии, вырвали сердца, отрубили головы и разрубили на части. А потом отрубленные головы выставили на Лондонском мосту в назидание остальным.

Милон вслед за остальными детьми выбежал из башни, чувствуя, как кружится голова. Когда они проходили мимо казарм Ватерлоо, кто-то сказал:

— Здесь выставлены драгоценности Короны, но мы не можем их тебе показать, потому что тогда сработает сигнализация и нас будут ругать, а потом отправят в тюрьму.

Кто-то прибавил:

— А еще здесь в пятьдесят втором году сидели близнецы Крэй, гангстеры из Ист-Энда, за то что во время армейской службы сбежали в самоволку.

После они гурьбой дошли до лобного места на Тауэрском лугу и уселись на траву, скрестив ноги. Один из мальчиков понизил голос и сказал:

— Это то самое место, где узникам рубили головы. Шестерым голову отрубили топором, а одному — мечом.

Милон, у которого уже сосало под ложечкой, хотел бежать спасаться в Соляную башню, но так перепугался, что не знал, как вернуться обратно.

Он последовал за детьми, стараясь не отставать, когда они бежали по лужайке, где до сих пор пробивался табак, выращенный здесь сэром Уолтером Рэли за тринадцать лет его заточения. Когда они взялись за холодную дверную ручку церкви Святого Петра-в-оковах, три крысы, пировавшие на гобеленовой подушечке для коленопреклонения, бросились под орган. Когда дети собрались у алтаря, Шарлотта Бротон, дочь вороньего смотрителя, показала себе под ноги на каменную плиту и зашептала:

— Вот здесь лежит ящик для стрел с костями Анны Болейн. Ее муж, Генрих Восьмой, выписал из Франции самого известного палача, чтобы тот отрубил ей голову мечом. У нее был лишний палец на одной руке, и капеллан сошел с ума, слушая, как она барабанит по крышке ящика одиннадцатью пальцами.

Когда они пошли к выходу и их шаги эхом отдавались от стен, Милон бросился бежать во весь дух, чтобы не оказаться последним.

Закат разливался над крепостными стенами, от Темзы поднималась вонь, и дети решили повести новенького на экскурсию с привидениями. Для начала они навестили Уэйкфилдскую башню, где, как они сказали, обитает призрак Генриха Шестого, которого закололи прямо в крепости. Потом они задержались перед Кровавой башней, и кто-то сказал шепотом, что двух маленьких призраков в белых ночных рубашках часто видят стоящими в дверях. После они пробежали по зубчатым стенам, по которым частенько прогуливается привидение сэра Уолтера Рэли, облаченное в элегантный наряд елизаветинских времен. А потом они навестили еще с дюжину мест и под конец забрались в башню Мартина, где призрак медведя напугал солдата и тот умер от потрясения.

Несмотря на новенький пододеяльник со стегозавром и плакат с тираннозавром, который Бальтазару Джонсу все-таки удалось прибить к холодной стене, в ту ночь Милон отказался спать в своей круглой комнате, которая сначала вызвала у него такой восторг. Когда настало время ложиться в постель, он взбежал по винтовой лестнице в своих маленьких тапочках и забрался под одеяло между родителями. Он лежал на спине, вытянувшись в струнку, и отказывался закрывать глаза, а то «вдруг они придут и заберут меня». Когда в конце концов его сморил сон, он начал пинать отца по лодыжкам, как будто пытаясь спастись от мучителей. Бальтазар Джонс с криком проснулся, спустя миг с такими же криками проснулись жена и сын.

Бифитер испытал все способы убеждения, чтобы рассеять тень омерзительного прошлого крепости, которая пала на его сына. И хотя он говорил, что смертная казнь была отменена, что наука отрицает существование привидений, а преподобный Септимус Дрю совершенно здоров, если не считать того, что он носит сан, ничто не могло убедить мальчика.

Держа Милона за руку, Бальтазар Джонс повел сына на прогулку по стенам. Пока они глядели из-за парапета на Тауэрский мост, бифитер рассказывал, что некоторые арестанты жили куда лучше, чем совершенно свободные бедняки за стенами крепости.

— Помнишь Джона Баллиола, шотландского короля, я рассказывал тебе, что он сидел в Соляной башне? Так вот, он отлично проводил время, — уверял отец, облокотившись на парапет. — Он привез с собой кучу народу. У него было два оруженосца, егерь, брадобрей, капеллан, дьяк, два конюха, два мажордома, портной, стиральщик белья и три пажа. И ему позволяли покидать Тауэр, чтобы охотиться. Он жил здесь лучше, чем мы. Твоя мама уже дважды отправляла меня в прачечную, потому что стиральная машина не работает. И заметь, его отослали во Францию после того, как он отбыл наказание, и вот это, по моему мнению, было действительно жестоко.

Однако Милона, который стоял на цыпочках, чтобы заглядывать за парапет, это не убедило.

— А как же тогда сэр Уолтер Рэли? — продолжал Бальтазар Джонс. — Помнишь, я рассказывал тебе о человеке, который привез картошку и трижды сидел в Тауэре?

— Его посадили в тюрьму за то, что он привез картошку? — спросил Милон, поднимая глаза на отца.

— Не совсем. В первый раз он женился на одной из фрейлин Елизаветы Первой, не спросив позволения королевы, во второй раз его обвинили в предательстве, а под конец — в том, что он спровоцировал войну между Англией и Испанией, когда искал золото. Но ты совершенно прав, картофель весьма спорный овощ. Хотя лично я посадил бы того, кто вырастил брюссельскую капусту. Так о чем это я? Ах да, все тринадцать лет заточения в Кровавой башне у Уолтера Рэли было трое слуг. Только представь! Тебе бы понравилось, если бы кто-нибудь натягивал тебе носки?

Но Милон ничего не ответил.

Тогда бифитер рассказал ему, что жена и сын исследователя время от времени приезжали к нему и гостили в Кровавой башне, что его второй сын родился прямо в крепости и был крещен в тауэрской церкви.

— Рэли даже позволялось выращивать в тауэрском саду диковинные растения, которые он привез из открытых им стран, — продолжал бифитер. — Ему разрешили установить в старом курятнике перегонный куб, и он экспериментировал с разными лекарственными препаратами, которые продавал посетителям. И еще он построил маленькую плавильную печь, чтобы переплавлять разные металлы. Ты, если захочешь, тоже можешь получить химический набор и проводить разные эксперименты. Можно даже будет устроить несколько взрывов и посмотреть, подпрыгнет ли твоя мать выше, чем в Ночь костров.

Но в тот вечер Милон снова забрался в родительскую постель и метался во сне так, будто его преследовали демоны. Бальтазару Джонсу наконец удалось восстановить свои права на супружеское ложе после того, как на него снизошло озарение за обедом в убогой кухне Соляной башни.

— Когда мы вернемся домой в Кэтфорд? — спросил Милон с набитым ртом, уплетая спагетти под соусом «Болоньезе».

— Каждый раз, когда овца говорит «бе-е», она роняет клок сена, — вставила Геба Джонс.