Борис Виан - Пена дней Страница 15

Начало лекции приближалось, и присутствующих все больше лихорадило. В глубине зала поднялся галдеж, несколько студентов пытались посеять смуту в умах, скандируя искаженный текст «Нагорной проповеди» баронессы Орци{43}.

Но Жан-Соль был уже на подступах к залу. Шик услышал, что на улице затрубил слон, и высунулся в окно. Вдали, в глубине бронированного паланкина вырисовывался силуэт Жана-Соля, а слоновья спина под ним, бугристая и морщинистая в луче красного прожектора, казалась чем-то инопланетным. В четырех углах паланкина стояли отборные стрелки, держа наизготовку топорики. Слон прокладывал себе дорогу в толпе, шагая прямо по людям, и глухой топот его четырех колонн неумолимо приближался. Перед подъездом слон опустился на колени, и отборные стрелки сошли первыми. Изящно спрыгнув вслед за ними, Партр оказался в их кольце. Ловко орудуя топориками, стрелки повели Партра в зал. Полицейские заперли все двери, а Шик, подталкивая перед собой Ализу и Исиду, поспешил по потайному коридору за кулисы.

В глубине сцены висел бархатный занавес, в котором Шик загодя проделал дырочки, чтобы все хорошо видеть. Трое молодых людей уселись на подушки и стали ждать. На расстоянии метра от них, не более, Партр готовился начать свою лекцию. Его гибкое и аскетическое тело излучало особые флюиды, и публика, покоренная неотразимым обаянием любого его жеста, в томлении замирала, ожидая вожделенного сигнала к старту.

Было много обмороков, связанных с внутриматочным перевозбуждением, которое охватывало главным образом женскую часть зала, и Ализа, Исида и Шик явственно слышали хриплое дыхание двух дюжин слушательниц и слушателей, которые пробрались под сцену и там, в кромешной тьме, на ощупь раздевались, чтобы занимать меньше места.

— Ты помнишь? — шепнула Ализа, с нежностью взглянув на Шика.

— Еще бы, там мы нашли друг друга…

Он наклонился к Ализе и ласково поцеловал ее.

— Вы тоже были там, под сценой? — спросила Исида.

— Да, — ответила Ализа, — и это было очень приятно.

— Не сомневаюсь! — сказала Исида. — Что это, Шик?

Шик как раз снимал крышку со стоящего рядом с ним большого черного прибора.

— Фонограф, — ответил он. — Я приобрел его ради этой лекции.

— Колоссально! — воскликнула Исида. — Значит, сейчас можно и не слушать…

— Конечно… А дома хоть всю ночь напролет слушай. Но мы не будем этого делать, чтобы не заиграть пластинки. Прежде я должен сделать копии. Пожалуй, я даже закажу у фирмы «Крик владельца»{44} серию этих пластинок. Для продажи.

— Этот ящик влетел вам небось в копеечку, — сказала Исида.

— Какое это имеет значение! — ответил Шик.

Ализа вздохнула. Вздох ее был таким легким, что услышала его только она одна… Да и то едва ли.

— Все! Он начинает!.. — воскликнул Шик. — Я положил свой микрофон рядом с микрофонами радиостудии. Они его не заметят.

Жан-Соль начал говорить. Сперва ничего, кроме щелканья затворов, не было слышно. Фотографы, кинорепортеры просто удержу не знали. Потом один из них был сбит с ног отдачей своей камеры, и тут поднялось невесть что. Озверелые коллеги набросились на несчастного и принялись осыпать его порошком магния. Ослепительно вспыхнув, он ко всеобщему ликованию исчез навсегда, а полицейские отправили в тюрьму всех остальных репортеров.

— Прекрасно! — Шик ликовал. — Теперь я один буду обладать этой записью!

Публика, которая поначалу вела себя более или менее спокойно, начала волноваться и все громче проявляла свое восхищение Партром, отзываясь восторженными воплями и аплодисментами буквально на каждое его слово. И это несколько затрудняло понимание того, что он говорил.

— А вы и не пытайтесь во все это вникнуть, — сказал Шик. — Мы потом послушаем на свободе запись.

— Тем более что здесь все равно ничего не слышно, — подхватила Исида. — Он тих как мышка. Кстати, у вас нет известий от Хлои?

— Я получила от нее письмо, — ответила Ализа.

— Они уже приехали?

— Да, им все-таки удалось уехать. Но они собираются вернуться раньше, чем думали, потому что Хлоя чувствует себя не очень хорошо, — сказала Ализа.

— А Николя? — спросила Исида.

— С ним все в порядке. Хлоя пишет, что он вел себя просто ужасно с дочерьми всех хозяев гостиниц, где они останавливались.

— Николя — отличный парень, — сказала Исида. — Не понимаю, почему он работает поваром.

— Это действительно странно, — сказал Шик.

— А что такого? Это куда лучше, чем коллекционировать Партра, — сказала Ализа и ущипнула Шика за ухо.

— Надеюсь, у Хлои ничего серьезного? — спросила Исида.

— Она не пишет, чем больна, но жалуется, что у нее ноет грудь, — ответила Ализа.

— Хлоя такая красивая! Невозможно себе представить, что она захворала.

— Ой, — прошептал Шик. — Смотрите, смотрите!..

Часть застекленного потолка приоткрылась, и по периметру образовавшегося проема появились чьи-то головы. Оказывается, отважные поклонники Партра забрались на крышу и успешно провели задуманную операцию. Но на этих смельчаков наседали сзади такие же смельчаки, и, чтобы удержаться, первым смельчакам пришлось изо всех сил вцепиться в края рамы.

— Их можно понять, — сказал Шик. — Лекция совершенно выдающаяся.

Партр вышел из-за стола и продемонстрировал слушателям муляжи различных типов блевотины. Самая прекрасная из них — непереваренное яблоко в красном вине — имела огромный успех. Шум стоял такой, что даже за занавесом, там, где сидели Ализа, Исида и Шик, стало уже почти невозможно разговаривать.

— Когда же они приезжают? — спросила Исида.

— Завтра или послезавтра, — ответила Ализа.

— Мы их так давно не видели!.. — сказала Исида.

— Да, — подхватила Ализа, — со дня их свадьбы…

— Что и говорить, свадьба удалась на славу! — воскликнула Исида.

— Еще бы! — сказал Шик. — Ведь именно в тот вечер Николя проводил тебя домой…

К счастью, в этот миг весь потолок обрушился, завалив зал, и это избавило Исиду от необходимости что-либо уточнять. Вихрем взметнулась битая штукатурка. Выбеленные известкой фигуры метались, спотыкались и падали среди обвалившихся кусков бетона, задыхаясь в ядовитом тяжелом облаке пыли, нависшем над обломками. Партр перестал читать, он хохотал от души и хлопал себя по ляжкам, радуясь, что столько людей втянуто в это светопреставление. Но все же и он поперхнулся пылью и ужасно закашлялся.

Шик лихорадочно нажимал на кнопки аппарата. Из фонографа выбился какой-то зеленоватый всполох, шустро пополз по паркету и скрылся в щели. За ним — второй и третий. Шик вырубил ток как раз вовремя, чтобы не успела вылезти омерзительного вида многоножка.

— Что я делаю! — воскликнул Шик. — Он вышел из строя. Микрофон забит пылью.

Адское игрище в зале достигло своего апогея. Партр, дочитав лекцию, стал залпом пить воду прямо из графина. Он явно собрался уходить. Тогда Шик решился.

— Я предложу ему выйти через заднюю дверь, — сказал он. — Уматывайте отсюда, я вас догоню.

XXIX

Николя остановился посреди коридора. Два солнца и в самом деле теперь не заливали его, как прежде. Желтые керамические плитки как-то потускнели, они словно подернулись легкой пеленой, и солнечные лучи, вместо того чтобы, разбиваясь, разлетаться во все стороны брызгами мельчайших металлических шариков, вяло лились на пол и растекались по нему бесформенными лужицами. Стены, изгрызенные солнечными зайчиками, уже не сверкали так ровно, как прежде.

Впрочем, мышки, казалось, не были встревожены этими изменениями, не считая, правда, серой с черными усиками — ее удрученный вид сразу же поразил Николя. Но он подумал, что мышка просто не хотела так быстро возвращаться домой, что она тоскует по новым знакомым, которых приобрела за время путешествия.

— Ты недовольна? — спросил он ее.

Мышка с отвращением указала Николя на стены.

— Да, — согласился Николя. — Что-то здесь изменилось. Раньше было лучше. Не пойму, в чем тут дело…

Мышка на минуту словно задумалась, потом горестно покачала головой и беспомощно развела лапками.

— Я тоже не понимаю, — сказал Николя. — Даже когда протираешь стекла, ничего не меняется. Видимо, воздух здесь стал едким…

Он еще постоял в задумчивости, покачал, в свою очередь, головой и пошел дальше. Мышка же скрестила лапки на груди и с отсутствующим видом принялась жевать, но тут же сплюнула, почувствовав вкус жевательной резинки для кошек. Продавец, видно, ошибся.

Хлоя и Колен завтракали.

— Ну как? — спросил Николя, заглянув в столовую. — Дело идет на поправку?

— Гляди-ка! — воскликнул Колен. — Наконец-то ты заговорил нормально.

— Я не в форменной обуви, — объяснил Николя.